Александр Моршин - Азбука последнего ритуала Страница 12

Какая сладость в жизни сей Земной печали непричастна?

Чье ожиданье не напрасно?

И где счастливый меж людей?

Все то превратно, все ничтожно,

Что мы с трудом приобрели,

Какая слава на земли Стоит тверда и непреложна?

Все пепел, призрак, тень и дым,

Исчезнет все, как вихорь пыльный,

И перед смертью мы стоим И безоружны и бессильны.

Рука могучего слаба,

Ничтожны царские веленья

Прими усопшего раба,

Господь, в блаженные селенья!

Средь груды тлеющих костей Кто царь? кто раб? судья иль воин?

Кто Царства Божия достоин?

И кто отверженный злодей?

О братья, где сребро и злато?

Где сонмы многие рабов?

Среди неведомых гробов Кто есть убогий, кто богатый?

Все пепел, дым, и пыль, и прах,

Все призрак, тень и привиденье

Лишь у Тебя на небесах,

Господь, и пристань и спасенье!

Исчезнет все, что было плоть,

Величье наше будет тленье

Прими усопшего, Господь,

В Твои блаженные селенья!

В этих песнях-стихирах ясно слышится противопоставление миру тленному, временному, уже оставленному усопшим, мира иного, светлого...

А далее возвышает утешительный голос свой святой апостол Павел словами одного из своих посланий, а вслед за ним сам Иисус Христос словами Евангелия. Читаются Апостол и Евангелие, где возвещается нам о будущем воскрешении мертвых.

"Не хочу же оставить вас, братия, в неведении об умерших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды. Ибо если мы веруем, что Иисус умер и воскрес, то и умерших в Иисусе Бог приведет с Ним. Ибо сие говорим вам словами Господними, что мы, живущие, оставшиеся до пришествия Господня, не предупредим умерших; потому что Сам Господь при возвещении, при гласе Архангела и трубе Божией, сойдет с неба, и мертвые во Христе воскреснут прежде; потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем. Итак, утешайте друг друга сими словами".

И далее - сам Господь Иисус Христос:

"Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную; и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь. Истинно, истинно говорю вам: наступает время, и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут. Ибо как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе. И дал Ему власть производить и суд, потому что Он есть Сын Человеческий. Не дивитесь сему; ибо наступает время, в которое все, находящиеся в гробах, услышат глас Сына Божия; и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло - в воскресение осуждения. Я ничего не могу творить Сам от Себя. Как слышу, так и сужу; и суд Мой праведен: ибо не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца".

Продолжается диалог и соучастие сил небесных и церковного земного служения в священном действии у гроба умершего христианина. Все, пребывающие в это время в храме - священнослужителя, родные и близкие покойного и сам он, во имя кого (и от имени кого) возносятся молитвы и звучат песнопения, - все участвуют в этом торжественном христианском обряде прощания с уходящим в вечность.

Еще - возглашение иерея об упокоении: "Помилуй нас, Боже..." - и молитвословие: "Боже духов...", - и близко уже последнее прощание с умершим, которое совершается при пении стихир: "Приидите, последнее целование дадим, братие, умершему..." Отпевание приближается к завершению.

Еще услышим мы в этих необычайно трогательных стихирах прощания и наши голоса идущих провожать близкого нам человека, и обращение к Матери всех и Заступнице Богородице, и голос самого усопшего от безгласных уст, но голосами церковного песнопения обращенный к нам, живым, - последнее его прощание... И будет последнее целование, и слезы самых близких и любящих.

Не надо думать, что Церковь как-то запрещает плакать и горевать по усопшим, да этого и нельзя запретить. Она не допускает только непристойных и в некоторой степени показных проявлений скорби, свойственных язычникам. В народе, как древний остаток язычества, это и называлось "вытьё". Над гробом выли и причитали не только близкие родственники, но и соседи. "Вытье" считалось данью уважения и любви к покойнику, и по числу воющих женщин (не только родственниц) даже определяли, каковы были отношения умершего с близкими и соседями. Нет, истинная и глубокая скорбь - это другое... Вспомним, что и Христос плакал, когда узнал о смерти очень близкого ему человека, друга его Лазаря.

Очень тепло и человечно написал об этом, о слезах по ушедшему, митрополит Сурожский Антоний (Блум):

"Слезы - дар Божий. Никогда не надо мешать им течь. В этом рассказе Спаситель плакал о том, что Лазарь должен был умереть, потому что мир во зле лежит и всякий человек смертен из-за того, что грех владеет миром. Христос тут плакал, я думаю, о своем друге Лазаре и в более широком смысле - об этом ужасе: Бог дал всей твари вечную жизнь, а человек грехом ввел смерть, и вот светлый юноша Лазарь должен умереть, потому что когда-то грех вошел в мир. Так что люди имеют право плакать над тем, что смерть скосила любимого, плакать о том, что они остались сиротами. И никто не смей им мешать плакать, это их право. Но между слезами и истерикой или плачем без веры есть громадная разница".

И в последних прощальных стихирах поется о том же - о горевании и прощании с усопшим и прощании усопшего с нами, остающимися:

"Какая разлука, братие, какой плач, какое рыдание в настоящий час! Приидите, целуйте недавно бывшего с нами - он предается гробу, покрывается камнем, вселяется во мрак, погребается с мертвыми: помолимся же, да упокоит его Господь".

"Вот какова наша жизнь! - это подлинно цветок, это дым, это роса утренняя. Пойдем же на могилы и там посмотрим, куда делась доброта телесная? Где юность? Где глаза и облик плоти? Все увяло, как трава, все погибло; пойдем же, припадем ко Христу со слезами".

Нет, Церковь не призывает предаться безотрадной скорби прощальными этими песнями, но запечатлеть и сохранить в сердце память о страшном дне смерти:

"Видя предлежащего мертвого, все да помыслим о последнем часе; как пар от земли отходит человек, и как цветок увял он, как трава поблек; пеленается саваном, покрывается землею; невидимым его оставляя, помолимся ко Христу, чтобы дал ему вечное упокоение".

И поется моление к Пресвятой Богородице о заступничестве:

"Спаси надеющихся на Тебя, Матерь Незаходимого Солнца; умоли молитвами Твоими премилосердного Бога, - молимся Тебе, - упокоить ныне преставившегося там, где упокаиваются души праведников; соделай его, Всенепорочная, наследником божественных благ в обителях святых - в память вечную".

А вот и голос усопшего с последним прощанием и просьбами молиться за него:

"Видя меня лежащего безгласным и бездыханным, восплачьте обо мне, все братия и сродники и знакомые. Вчерашний день беседовал с вами, и внезапно настиг меня страшный смертный час; но приидите, все любящие меня, и целуйте последним целованием. Я уже более не поживу с вами и о чем-либо не собеседую; к Судии отхожу, где нет лицеприятия: там раб и владыка вместе предстоят, царь и воин, убогий и богатый в равном достоинстве; каждый от своих дел прославится или постыдится. Но прошу и умоляю всех: непрестанно о мне молитесь ко Христу Богу, да не буду низвергнут по грехам моим в место мучений, но да вселюся в жизненный свет".

Это трудный момент прощания - последнее целование при пении стихир.

И откликаются на последнюю просьбу усопшего общей молитвой за него ко Господу Иисусу Христу: "Молитвами Рождшия Тя, Христе, и Предтечи Твоего, апостолов, пророков, иерархов, преподобных и праведных, и всех святых, усопшего раба Твоего упокой". Затем - все главные ежедневные молитвословия ("Трисвятое", "Пресвятая Троице", "Отче наш" и др.). И вот подходит время, когда служащий иерей трижды возглашает: "Вечная твоя память, достоблаженне и приснопамятне брате наш", и вслед трижды поют певцы: "Вечная память".

"Разрешительная молитва"

Священник берет с аналоя заранее приготовленный текст молитвы. Читает её. Сворачивает листок с молитвой и вкладывает его в правую руку усопшего. Этой молитвой разрешаются бывшие на умершем запрещения и грехи, в которых он покаялся и которые при покаянии он не мог вспомнить, и умерший с миром отпускается в загробную жизнь. Собственно, на этом чин отпевания завершается.

Молитва очень древняя, взята из текста литургической службы апостола Иакова. Но обычай для христианской истории достаточно поздний, возникший на Руси в XI веке. Его появление и включение в церковный обиход настолько вписаны в русскую историю, что об этом стоит рассказать подробно.

...К великому князю киевскому Ярославу Мудрому явился из Варяжской земли на службу молодой человек по имени Шимон. И привел ещё "три тысячи своих людей". Это и по нынешним временам много. Допустим, что "тысяча" в летописном тексте не число, а обозначает (такое бывает), что Шимон привел три отряда, три отборные, пусть и не тысячные, дружины. Тоже немало. Особенно если учесть, что это сделал сын варяжского конунга (военного вождя), выгнанный после смерти отца со своей земли родным дядей. Этот шведский Гамлет, не ставший затевать очередную смуту-свару на родной земле, на Руси сам и потомки его были в большом доверии у великих князей - служили наставниками-воспитателями княжичей, а когда те вырастали, становились их доверенными лицами в делах военных и судебных, управляли отдельными землями, городами. Боярские роды Воронцовых, Вельяминовых, Сабуровых, Аксаковых и другие восходят к Шимону. Но почему именно сказанием о Шимоне начинается "Киево-Печерский патерик", то есть история Киево-Печерской лавры, её подвижников? Да потому, что Шимону в моменты смертельной опасности дважды являлась в видении церковь дивная каменная и понял он, что этот храм будет построен в только зачинавшейся тогда Печерской обители, и принес он преподобному Антонию драгоценный вклад - золотой венец и золотой пояс, снятый им со статуи Христа у себя на родине. И пояс тот стал мерилом, по которому высчитывались пропорции будущего храма, соборной Успенской церкви. И после Шимон большие вклады делал в обитель.