Евгения Грановская - Код от чужой жизни Страница 12

«Теория общественного хозяйствования», «Методы микроэкономического анализа», «Новая концепция брендинга», «Паблик рилейшинз для менеджера», «Проблемы трудового права в России», «Дауншифтинг без экстрима», «Монетизация активов»…

У Риты дух захватило от всех этих названий, она снова и снова повторяла их про себя и постепенно поймала себя на том, что они звучат, как загадочная музыка, которую она никогда не понимала, но которая сейчас, в этот самый момент, вдруг показалась ей волнительно-интересной, почти захватывающей.

Рита, не вполне понимая, что делает, достала из потертой сумки кошелек. Здесь была половина тех денег, которые дала ей взаймы Нина. (Другую половину она разделила на две части, одна лежала в квартире, под половиком, а другую Рита зашила в свой лифчик.)

– Я хочу купить пару книжек, – сказала она продавцу.

– Пожалуйста. Вам какие?

Рита вынула из кошелька тысячную купюру и, отчетливо сознавая, что совершает глупость (но не в силах противиться острому желанию), протянула деньги продавцу.

– А на какие хватит? – спросила она.

Продавец посмотрел на деньги, потом на Риту. На лице его отобразилось легкое удивление.

– Вам по экономике? – уточнил он.

– Да, – сказала Рита, хотя не была уверена. – Давайте по экономике.

– Ну… тогда вот эта, эта и вот эта. Первые две – по четыреста рублей, а вот эта – двести.

– Давайте, – нетерпеливо сказала Рита.

Продавец взял купюру и положил перед ней книги стопкой.

– Пакет нужен? – поинтересовался он.

– Нет.

Она взяла книги в руки, огляделась и, увидев неподалеку скамейку, быстро зашагала к ней.

Логистика, венчур, маржа, годовой отчет…

Сидя на скамейке, Рита поспешно (словно изголодавшийся человек, которому бросили кусок хлеба, и к которому уже приближаются, рыча и угрюмо сверкая глазами, тощие бродячие собаки) глотала незнакомые прежде слова, смутно припоминая, что некоторые из них она уже слышала – из телевизора, из радио, из уст больших людей, которые проходили мимо, не замечая ее, держа возле уха смартфон, по дороге от офиса к машине (всегда почему-то черной, большой и страшной).

Лизинг, консалтинг, капитал, трейд-маркетинговые акции…

Они читала все это быстро, почти по диагонали, перелистывая страницы на полсекунды раньше, чем успевала дочитать последние слова, домысливая их, стремительно продвигаясь дальше и с удивлением понимая, что все это не так сложно, как она себе представляла, и даже наоборот – за набором диковинных терминов и понятий скрывалась простая, в общем, схема человеческих отношений, в которых главным достоинством считалось умение заработать на слабостях другого, а то и вообще – подтолкнуть падающего, чтобы устоять самому.

Но все это было красиво, во всем этот был порядок; мир, описываемый в этих умных книгах, был строен, ловко, совершенно безболезненно втиснут в рамки принятых правил и четко структурирован. Поняв это, в нем можно было легко ориентироваться, и Рита почувствовала, как в душе у нее нарастает восторг. Наконец-то все стало ясно. Наконец-то жизнь обрела смысл. Наконец-то мир, казавшийся раньше сложным, непонятным, страшным, темным, был разгадан, разложен по схемам, а потом собран заново и воспроизведен на страницах этих книг!

В какой-то момент, оторвавшись от чтения, Рита посмотрела на круглые часы, висящие на столбе. Удивленно вскинула брови, а потом испуганно выдохнула. Прошло почти три с половиной часа с тех пор, как она села на скамейку и стала листать книжки.

Рита поспешно сунула книги в свою потертую сумку из грубого кожзама, вскочила со скамейки и бросилась к автобусной остановке.

14

– Ты опоздала, – изрекла Лида, мрачно глядя на Риту и жуя толстыми губами фильтр сигареты.

– Прости, – смущенно обронила Рита, стоя перед толстухой с виноватым видом. – У меня… сынок приболел. А твой телефон я не записала. Поэтому позвонить не смогла.

Врать про заболевшего сына было неприятно, но ничего лучше Рита на ходу придумать не смогла. Некоторое время Лида изучающее разглядывала ее, затем вздохнула и сказала:

– Ладно. Кричать на тебя не буду, ответишь финансово.

– Финансово? – не поняла Рита.

– Штраф, – просто пояснила Лида, дымя сигаретой. – Тысяча рублей.

– Целая тысяча?! – тихо ахнула, ужаснувшись, Рита.

– Ты же прогуляла, – резонно сказала Лида. – Я вообще могла тебя уволить. Но скажи спасибо, что я добрая. А теперь бери ведро и швабру – и вперед. И чтобы туалеты блестели, ясно?

Натирая шваброй мраморный пол и стараясь не обращать внимания на входящих и выходящих мужчин, Рита едва сдерживала слезы. Ей вдруг показалось диким и противоестественным, что она – тридцатидвухлетняя молодая женщина – вынуждена размазывать по полу чужие мочу и плевки. И все это потому, что в свое время она не смогла получить образование. Как так вышло? Почему? А ведь выяснилось, что узнать что-то новое не так уж и сложно. Еще вчера она понятия не имела о том, как устроен мир, как работает экономика страны, ничего не знала о лизинге, трейдерах и марже. Все, что было нужно, это почитать пару книжек. А если она прочтет десять книжек? Или двадцать? Неужели и тогда она продолжит натирать шваброй зассанные полы и смотреть, как мужчины встряхивают свое хозяйство над писсуарами?

Рита остановилась. Эта мысль показалась ей настолько страшной и несправедливой, что ее даже затошнило.

– Да как так-то? – с досадой проговорила Рита и яростно брякнула швабру в ведро, так, что брызги полетели.

И в эту секунду дверь туалета открылась, и в туалет вошли двое мужчин, которых Рита видела вчера: молодой «лощеный» (Рита помнила, что его зовут Глеб), и угловатый, который выглядел постарше и у которого было насмешливое лицо (кажется, его звали Артем). Мужчины встали у писсуаров; Рита заметила, что «лощеный» сжимает под мышкой бордовую папку.

Рита поспешно перешла со своей шваброй в другой конец туалета и принялась драить пол, не поднимая глаз.

– В этой папке мое будущее, Артем, – услышала она голос лощеного. – Тебе-то хорошо, ты партнер и член семьи. А я должен выгрызать себе дорогу к успеху.

– Смотри, не сточи по пути зубы, – иронично проговорил угловатый. – А то чем будешь жевать свой кусок успеха, когда добудешь его?

– Смешно, – сказал лощеный. – Но все-таки мы в разном положении. Я пашу, как лошадь. А ты… ты просто игрок. Ты играешь, Артем.

– Я не играю, Глеб. Я жизнью живу.

– Мне бы такую жизнь! Кто представит аналитику и отчет Беклищеву? Ты или я?

– Мне плевать, – сказал угловатый.

– Тогда я.

– Валяй. – Угловатый направился к раковине, быстро сполоснул руки и вышел из туалета.

Лощеный покосился ему вслед и недовольно проговорил:

– Мажор хренов. – Потом вздохнул, посмотрел в писсуар и проворчал: – С утра до вечера на нервах. Кажется, простатит себе уже заработал на нервной почве.

Сделав, наконец, свое дело, лощеный застегнул штаны, повернулся и смачно сплюнул на пол. Перехватил взгляд Риты и грубо сказал:

– Че уставилась? Вытирай. – Отвернулся и проворчал, двинувшись к умывальникам. – Корова дебелая.

Вскоре ушел и он. Рита швырнула швабру в ведро и подошла к умывальнику. Она вдруг почувствовала себя грязной. Стоя возле раковины умывальника, она стянула с рук перчатки и швырнула их на полку из полированного гранита. Протянула было руки под кран, но на полпути остановилась. На полке лежала бордовая кожаная папка. Та самая, которую лощеный держал под мышкой, пока стоял у писсуара.

Рита взяла папку. Открыла, пробежала взглядом верхний листок – просто так, из любопытства. Потом снова пробежала… В голове сами собой всплыли замысловатые термины из книжек, которые она читала перед работой, сидя на скамейке. Рита вдруг поняла, что эти термины перестали быть для нее пустым звуком, никчемными виньеточными узорами, и что она вполне может применить их сейчас. Как если бы она увидела перед собой рисунок, но рисунок этот был незавершен, но она могла довести его до ума, закончить – нужно было только взять карандаш, и она увидела этот карандаш. Он торчал из специального кармашка папки.

Не задумываясь о том, что делает, Рита вынула карандаш (он был остро отточен, ну, прямо как игла) и принялась делать на листке бумаги пометки.

Она знала, что делает, поскольку в голове у нее вертелись фразы и предложения из прочитанных днем учебников, и ей доставляло огромное удовольствие применять свои недавно приобретенные знания на практике.

Посчитав, что больше править нечего, Рита быстро сунула карандаш в кармашек, захлопнула папку и бросила ее на тумбу. В тот момент, когда лощеный богач вошел в туалет, она прилежно терла шваброй пол, не поднимая головы, как это и положено бесполым рабам, обслуживающим своих титулованых господ, этих беспечных, безжалостных и ветреных детей дневного света.

Лощеный увидел папку.

– Вот она где, – проворчал он.