Андрей Константинов - Полукровка. Эхо проклятия Страница 12

— Добрый вечер, Самсут Матосовна, это Хоровац…

Заплетаясь, как сказал бы Габузов «путаясь в показаниях», она довольно невнятно принялась объяснять причину своего неприхода на встречу, сославшись на жутчайшую занятость на работе. При этом щеки ее горели — врать собеседнику, даже совсем незнакомому и в данный момент невидимому, Самсут, в отличие от своего отца, никогда не умела.

Впрочем, Хоровац ее извинения принял и любезно предложил самой назначить на завтра новые время и место встречи, дав понять, что, к сожалению, сейчас время играет не на их стороне. Не состоись у нее, буквально перед этим звонком, разговора с Кариной, Самсут, скорее всего, придумала бы причину перенести встречу на «после возвращения из Швеции». Однако теперь, немного подумав, она неожиданно согласилась. А вот предложение о выборе места неожиданно поставило Самсут в тупик — в географии питерского общепита она ориентировалась весьма слабо. В разговоре возникла было небольшая пауза-заминка, но тут Самсут вспомнила лекцию-наставление Карины о встречах с потенциальными мужьями, которую та прочла ей еще полгода назад, пытаясь познакомить с очередным «завидным» женихом. «Человек проверяется только делом, остальное — ерунда, — абсолютно всерьез убеждала ее подруга. — А потому смело назначай свидание где подороже… ну хотя бы в „Европе“, в икорном баре…»

Вот этот самый икорный бар Самсут и выбрала.

Глава пятая

Армянские крови Эдмона Ростана

Вещи были собраны, неотложные дела переделаны. Теперь бы и лечь пораньше, да вот только сна ни в одном глазу. Сама не зная зачем, Самсут взялась листать старые семейные альбомы. Что она хотела найти в них сейчас? То, что каким-то неведомым образом поможет в общении с отцом? Или по лицу прабабушки узнать, действительно ли та почти сто лет назад жила на берегу озера с загадочно-красивым названием Ван? Разумеется, ничего такого Самсут не узнала, а долисталась лишь до того, что ее охватило какое-то непонятное ощущение томительной печали, словно впереди ее ожидала не туристическая поездка в Европу, а нечто, что нагрянет внезапно, как вихрь из пустыни.

Самсут легла спать и очень скоро провалилась в странный сон: вокруг нее со всех сторон слышалось потрескивание, шипение и хруст, а босые ноги обжигала раскаленная земля. Правда, было ясно, что пожар прошелся здесь уже давно, он почти угас, но оставил после себя фантасмагорическую декорацию. На заднике висели раскаленные докрасна гирлянды ветвей, на авансцене черным огнем переливались груды углей, а занавес создавали чадящие пласты золы и дыма, будто сотканные из серого с красноватым отливом бархата. Ей было жарко, она задыхалась и не находила былых родников и ручьев, которые теперь пробивали себе новые русла и вырывались из-под земли то тут, то там, словно маленькие гейзеры…

Второй день подряд проснувшись довольно поздно, Самсут, почти уверенная, что ее внутреннее состояние должно неизбежно отразиться и на внешнем, с любопытством подошла к так и не переставленному зеркалу. Но ничего необычного она в нем не увидела. На нее смотрела не восточная красавица, не какая-нибудь революционерка или дашнаковка и не русская дворянка. Увы, бестрепетное зеркало отражало лишь все ту же уставшую тридцатидвухлетнюю женщину, на лице которой явно читались несколько ночей плохого сна.

— Но это мы еще посмотрим! — вдруг громко, на всю квартиру неизвестно кому пригрозила она и, не умывшись, не переодевшись, взялась-таки, наконец, перетаскивать старинное тяжеленное зеркало.

То была самая настоящая битва. Хрупкие ножки упирались, поверхность грозила выскользнуть из рук, ящики открывались, больно ударяя по коленям, резные завитушки царапали щеки — но Самсут, в конце концов, все-таки победила. Отныне зеркалу предстояло стоять в простенке меж двух огромных окон, где падающий на смотрящегося в него человека свет лишь подчеркивал его прелести и стушевывал недостатки.

— Так-то лучше, уважаемое зеркало! — усмехнулась Самсут, впрочем, на этот раз уже совершенно беззлобно, ибо ее отражение и впрямь значительно улучшилось. Из зеркала на нее смотрели яркие глаза с поволокой и с так и не пролитыми слезами… и неожиданно она ужасно себе понравилась. Теперь, в отличие от вчерашнего, в старой амальгаме ей улыбалось порозовевшее лицо с призывно полуоткрытыми губами, выбившиеся волосы падали по вискам, и все дышало такой надеждой, такой жаждой жизни, что Самсут вытерла слезы и счастливо рассмеялась…

Встреча была назначена на четырнадцать часов, поэтому ближе к полудню Самсут уселась перед обновленным зеркалом и разложила перед собой инструменты женского волшебства. Увы, их оказалось поразительно мало: тушь, помада, пудра и флакон духов. Самсут посмотрела на свое утреннее отражение и вдруг подумала, что с какой это стати она должна рядиться перед каким-то неизвестным? И ради чего? Чтобы понравиться ему?! Какая чушь… Но в этот момент зазвонил телефон, и в квартиру ворвалась привычная скороговорочная трель Карины.

— Конечно, сидишь перед зеркалом в коридоре со своими двумя с половиной помадами? — едко начала она.

— А вот и ошибаешься! — с торжеством прервала ее Самсут. — Зеркало уже в гостиной! И еще — я все-таки иду встречаться с Хоровацем. Он перезвонил, и мы договорились на два часа.

Но сбить Карину было не так-то просто.

— Вай мэ! Один-ноль, Сумка. Но ведь насчет помады-то я права? Ага, молчишь? То-то же! Мне все про тебя известно. Короче, сиди, никуда не двигайся и не вздумай краситься, я сейчас приеду.

«Тоже мне, скорая помощь!» — хмыкнула Самсут, но послушалась. Ладно, пускай ее разукрашивает, как куклу. Когда это делает кто-то другой — все-таки не так унизительно. Отношения Самсут с косметикой всегда были довольно сложные. В школе она, в отличие от большинства, не красилась, а на первом курсе как-то намазала губы только что появившейся фруктовой помадой. Устоять против сногсшибательного запаха малины она не смогла, но на улице посматривали на нее как-то нехорошо. Ее это насторожило. В институте Самсут подошла к зеркалу — и отшатнулась: перед ней стояла один к одному настоящая продажная тварь, какие толпами ходят по Невскому как раз в районе Герцовника…

С тех пор Самсут всегда только чуть-чуть подкрашивала ресницы и накладывала немного тонального крема. И то только потому, что этого требовала публичность профессии. Вон бабушка Маро вообще никогда не красилась, а поклонников у нее было о-го-го сколько, и не каких-нибудь в малиновых пиджаках, а профессоров и даже один академик! И вообще, человек должен привлекать к себе естественным и настоящим, а не искусственным. А ей и вообще макияж ни к чему — глаза у нее большие, ресницы черные, губы полные, а уж возраст все равно никуда не денешь. Бальзаковская женщина — это же самое то, это у всех классиков написано…

Вот за такими мыслями и застала ее Карина, ворвавшаяся в дом с огромным пакетом, на котором почему-то красовалась реклама компьютерного магазина.

— Вот! — Она водрузила пакет на стол. — Сейчас будем работать! — И из пакета посыпались всевозможные баночки, тюбики, щеточки, пузырьки и еще непонятно для чего предназначенные загадочные вещицы. — Так, только ты сиди и не дыши, как в рентген-кабинете, времени в обрез.

— Как в обрез? Еще два часа, хоть кофе попей…

— А я говорю — в обрез! Ну, начали, благословясь.

Карина трудилась, словно пчела, с упоением, с вдохновением и настоящим творческим восторгом, как, впрочем, все она делала. Казалось, руки ее жили отдельно от головы, потому что, несмотря на свою ювелирную работу, она умудрялась говорить — и говорить о вещах вполне серьезных. А в первую очередь, разумеется, об Армении. И у Самсут на этот раз не было даже возможности остановить ее.

— Вот ты в церковь не пошла, с нашими знаться не хочешь — почему? — Ответа Карине, конечно, было не нужно. Она и не ждала его, упоенно продолжая: — Неужели тебе никогда не было интересно докопаться до корней, до истоков? — Самсут промычала что-то насчет того, что можно, мол, книжки почитать. — Что твои книжки?! Через книжки не то что нацию — даже человека не поймешь! Все можно познать только через живое общение. А тут надо не только через общение понять другой мир, но создать мир, общий с другими, понимаешь?

— Да зачем? — поинтересовалась Самсут, правда, после событий последних дней уже не столь уверенно.

— Да хотя бы затем, чтобы себя лучше понять, Самсут-сарсах! Себя, свои слабости, свои сильные стороны, мир свой обогатить. Тебе же станет легче, и жизнь полноценней начнется, когда будешь знать, кто у тебя за спиной, какие люди, какие подвиги!

— Да уж какие там подвиги и какие такие особенные люди? Везде все, в общем-то, одинаковые.

— Ах, молчи, что говоришь! — в сердцах воскликнула Карина, и было непонятно, относится ли ее восклицание к смыслу сказанного или к движениям губ, мешающим ей работать. — Одинаковые?! А ты знаешь, например, что и принцесса Диана на шестьдесят вторую часть — армянка?! — На Диану Самсут отреагировала весьма вяло. — Да что там Диана. Ладно, бог с ней! А вот то, что наш великий полководец Александр Васильевич Суворов — армянин не на какие-то там части, а ровно наполовину!