Екатерина Гринева - Французский жених, или Рейтинг одиноких мужчин Страница 12

Я отвернулась и уставилась в иллюминатор.

– Скоро прилетим, – сказал он, словно прочитав мои мысли.

А я уже не знала: хочу ли я, чтобы этот полет закончился… Я прижалась лбом к стеклу. Облака поредели, и самолет плыл в сочной небесной голубизне. Красота!

Мой собеседник замолчал. Может быть, он рассердился? Я ощутила неясную тревогу: вдруг мои шутки показались ему слишком… рискованными, и это я должна была промолчать?

Только сейчас я поняла, что его визитка по-прежнему у меня в руках – маленький клочок картона с золотыми тиснеными буквами. Я спрятала ее в сумку и сложила руки на коленях. Мне было страшно повернуть голову в его сторону, от напряжения мое тело с левой стороны онемело, я чуть развернулась – мой сосед что-то опять писал в блокноте, как будто мы с ним и не разговаривали несколько секунд тому назад.

Посмотрев на часы, я поняла, что мы скоро прилетим. Мне надо будет взять такси и добраться до отеля… Два дня в Париже, а потом я вылетаю в Антибы.

Я попыталась составить четкое расписание своего сегодняшнего и завтрашнего дня, но у меня это получалось плохо, все мои мысли занимал человек, сидевший слева от меня. Интересно, он женат или нет? Кольца на его руке нет, но это еще ни о чем не говорит, он мог снять его на время, когда ездил в Москву в командировку. Как только мы приземлимся, он опять станет окольцованным, знаем мы эти штучки командировочных! А где и кем он работает? В бизнесе? На визитке наверняка написано, «что-он-там-производит» или «где-кого-консультирует». Или чем владеет. Вот приеду в отель и рассмотрю визитку как следует.

Нам объявили о скором приземлении и попросили пристегнуть ремни. Самолет жутко затрясся, как в припадке, тошнота поступила к горлу, и я сглотнула. Стало страшно: мне показалось, что самолет сейчас развалится на куски, в памяти всплыли какие-то кадры из документальной хроники: приземление на взлетной полосе, и самолет разваливается на части, словно отваливаются куски от торта, потом взрыв, языки пламени – и все. Невольно бросив взгляд на соседа и убедившись, что он не паникует, а сидит, сосредоточенно смотря прямо перед собой, я немного успокоилась. И стала считать про себя до ста. На семьдесят седьмой секунде самолет перестало трясти: он коснулся бетона и тяжело поехал по полосе, и я с облегчением вздохнула. Увидела здание аэропорта и поняла, что я в Париже, о котором столько мечтала!

Пассажиры нестройной стайкой потянулись к выходу.

– Было приятно познакомиться, – услышала я от своего соседа.

– Взаимно.

– Я вам позвоню, – эти слова, сказанные тихим голосом, едва долетели до меня, и мои щеки мгновенно неприлично заалели. Я опустила голову, чтобы это не было так заметно. Он мог расценить этот жест как краткий кивок при расставании – взглянуть ему в глаза я не осмелилась.

В Париже шел дождь – легкий, игривый. Здания, тротуары и люди были какими-то размытыми, словно я смотрела на них сквозь заиндевевшее стекло. Такси я нашла быстро. Выходя из самолета, я поискала глазами «кашемировый свитер», но он быстро исчез из поля моего зрения, растворившись в многоцветной толпе.

Ну и пусть.

У меня целая куча дел с грифом «сделать обязательно». И, кроме того, я – в Париже, в городе, который обязательно должна осмотреть, ознакомиться с ним. Я не успела составить список обязательных для осмотра памятников, но и без этого списка прекрасно знала, куда я должна попасть в первую очередь.

Эйфелева башня – раз. Лувр – два. Вандомская площадь – три. Прогуляться вдоль Сены – четыре. Люксембургский сад – пять. Ну, хотя бы это выполнить, оборвала я себя. Не раскатывай губу, Кристина!

А если мне позвонят? Тогда…

Вряд ли. Он уже и забыл о моем существовании.

Но он же сказал, что позвонит.

Этот диалог с самой собой, любимой, прервался, когда я приехала в отель. Дождь немного усилился, и я, расплатившись с таксистом, быстрыми шагами направилась к подъезду, над которым красовалась вывеска на причудливо изогнутом козырьке.

Полная консьержка-негритянка встретила меня за стойкой. Я отдала ей документы, она зарегистрировала меня в книге для постояльцев и выдала ключи от номера.

Номер был миленьким, уютным и домашним. Пристроив чемодан в углу, я сняла сапоги и бросилась к кровати. Вытряхнув содержимое сумки прямо на покрывало, я стала искать визитку Андре.

«Андре Валасьен» – красовалось на ней. И все. Нет указания ни его должности, ни места работы. Только телефон.

Разочаровавшись, я бросила визитку обратно в сумку и сняла пальто. Теперь я пожалела, что не взяла с собой куртку. Под дождиком светлое пальто намокло, и по нему расплылись темные разводы и пятна. Было около трех часов дня, и до вечера у меня была еще куча времени, которое я должна провести с пользой.

Я немного посидела на кровати, потом пересчитала деньги – Паша выдал мне тысячу евро. Семьсот я отложила, а триста взяла с собой. Закрыв дверь номера, я спустилась вниз. Около стойки лежали бесплатные карты Парижа, я развернула одну из них и подошла к консьержке.

– Как мне пройти к Эйфелевой башне?

На шоколадном лице блеснула белозубая улыбка:

– Мадемуазель хорошо говорит по-французски!

– Спасибо.

Она объяснила мне, куда идти, и я, поблагодарив ее, вышла на улицу.

Брать такси не хотелось, как я поняла, до башни можно и пешком дойти. А я как раз хотела прогуляться по Парижу – в сумерках и вечером.

Улицы в Париже были строгими и одновременно – нарядными. Поражало обилие мотоциклистов: как будто все жители разом взяли и пересели на мотоциклы и еще – на маленькие, смешные, какие-то игрушечные двухместные автомобильчики, такие пузатенькие, ладненькие, на одного пассажира или для семейной пары. Я так и представила себе беспечных молодых влюбленных: они едят круассаны на завтрак и пьют кофе за обедом – перекусывают в бистро, – а вечером идут в ресторан, где неторопливо беседуют и смеются, полностью поглощенные друг другом. И они ездят в этих смешных мини-машинах.

Я замечталась и чуть не налетела на суховатого старичка с зонтиком-тростью в руке.

Я пробормотала невнятные извинения и невольно втянула голову в плечи, ожидая длинной и отборной отповеди, но старичок очень мило улыбнулся, кивнул и пошел себе дальше.

Немного пройдя вперед, я обернулась: не приснился ли мне этот любезный старичок? Нет, уже забыл о моем существовании и переходил через улицу, внимательно озираясь по сторонам.

Любимый город Гени! Она натаскивала меня, заставляла учить французский язык. «Кто владеет французским, тот имеет честь называть себя истинным аристократом. Английский – для бизнесменов. Французский – для элиты!»

Лет до двенадцати она мне так много рассказывала о Париже, что он стал мне практически родным городом, а потом – как отрезало. И еще – эта ее мольба, чтобы я никогда не ездила в Париж, потому что «это для нас опасно». Наверное, Геня пережила здесь какую-нибудь романтическую историю или, наоборот, попала в беду, вот и решила никогда больше не возвращаться сюда. Но я? Каким боком причастна я к ее давней обиде на Париж? И почему она сначала часто рассказывала о нем, а потом словно вычеркнула его из своей памяти? Генины слова об опасности как-то выветрились из моей головы. Париж манил, притягивал, околдовывал…

Воздух был фиолетово-серебристым – наступали сумерки. Я постепенно привыкала к Парижу, обживалась в этом городе. Это был город беспечных бездельников и прожигателей жизни, или, как говорится, город людей, умеющих наслаждаться жизнью.

Улыбки парижан, запах дождя… Париж был словно блестящий шар на новогодней елке. Его дома́ не замыкались в себе и открывались наружу, на улицу, раковинами кафе и ресторанов. Чистые окна – акварельно-прозрачные, блестящие…

Париж был уютным, волшебным городом, и я была готова бродить по нему до утра. Но вот между домами показался суровый шпиль Эйфелевой башни, и я пошла к нему, как усталый путник в ночи идет на огонек костра. Я шла к ней как-то неправильно, не по прямой, и башня постоянно «ныряла» между домами, то скрываясь, то показываясь вновь. По пути я забрела в магазинчик художественных товаров: мое внимание привлекли краски и кисти разных размеров, выставленные на витрине, – одни из них напоминали хвосты соболей или белок, другие – тончайшие инструменты для макияжа. И оказалось, что магазинчик тоже волшебный: витая деревянная лестница вела на второй этаж, и я не удивилась, если бы здесь работали тролли и гномы или колдун в фиолетовой остроугольной шапочке, украшенной золотыми звездами. Но продавец оказался молодым парнем. Он о чем-то беседовал с девушкой. Не замеченная ими, я поднялась на второй этаж. Большая кисть, совсем как женская прическа «конский хвост», стояла в углу, и я направилась туда. Взяла в руки эту огромную кисть и пожалела, что не захватила с собой фотоаппарат. Вот дуреха-то! Отправилась на прогулку по Парижу – и не взяла фотоаппарат!