Фридрих Незнанский - Убийство в состоянии аффекта Страница 12

Ведь ясно, что если у убийцы на момент совершения преступления на теле синяки, свежие ссадины – значит, между ним и жертвой была борьба. И нешуточная. Но это еще полбеды. Странно было бы, если бы никакой борьбы не было.

Но ведь на лице и груди жертвы, на одежде обнаружены следы чая. Что ж он так неаккуратно чай-то пил? Ну, допустим, пил вперемешку с коньяком – могла и рука дрогнуть. Да ведь коньяка-то выпили немного – бутылка только почата была. И Коробков, когда приехали забирать его, вполне трезв оказался. Значит (ну, давай, давай, чего встал, заводи свою керосинку – еще полсотни метров вперед продвинемся), этот чай ему в лицо выплеснули. Коробков выплеснул, которого, если родственникам верить, из себя вывести – постараться нужно было. А если верить безоговорочно, никто и никогда, как ни старался, вывести из себя Владимира Коробкова не мог.

А может, сказки все это? Старухи в нем души не чают. Ну и, конечно, он у них безгрешный: тихий, покладистый, справедливый…

Справедливый? Справедливый… А может, не зря он своему корешу в лицо чай выплеснул? Может, стоил того дружок-то?…

Стоп! Никаких необоснованных догадок. Вот и доехали. Нормально, Гордеев. Сейчас увидим твоего подзащитного, посмотрим, что это за птица.

Может, бандит, каких мало. Зверюга. Человека убил и не поморщился. А сейчас придумывает, как бы ему судей разжалобить. Впрочем, это тоже догадки. Да что ты, Гордеев, суетишься? Сейчас многое выяснится…

Еще до того, как войти в здание знаменитой Матросской Тишины, Юрий Петрович поймал себя на том, что ему очень интересно, по-человечески любопытно, каким окажется его подзащитный, загадочный Владимир Коробков…

Разумеется, часы, в которые заключенным разрешено встречаться со своими адвокатами, уже прошли. Вот так – понадобится тебе шкуру свою спасти, последний шанс у тебя, а время неурочное.

Хорошо хоть по разным местам разбросало бывших сокурсников (странная штука жизнь – еще недавно ведь думал об этом с горечью). Есть такой знакомый и в Матросской Тишине. Невелика шишка, но все-таки помочь сможет. На месте? Тогда передайте, что его желает видеть адвокат Гордеев. Юрий Петрович Гордеев. Да, правильно.

ГЛАВА 6

Сев в машину, Турецкий понял, что страшно голоден.

Сколько он успел выкурить натощак? Лучше не считать…

Перед глазами замаячил аппетитный сэндвич, приготовленный руками жены: каждый слой щедро пропитан кетчупом, переложен ломтиками сыра, бекона, кольцами свежего огурца и лука. Вкуснотища! Даже в желудке засосало.

Турецкий посмотрел в окно.

– Останови-ка здесь, – попросил он водителя. С утра он решил вызвать служебную машину, и теперь беспечно покуривал на заднем сиденье.

Являться натощак в прокуратуру – дурная примета. Не так уж сильно он запоздает, если позавтракает.

Пробежав пешком полквартала (ближе негде было припарковаться), Турецкий приметил вывеску ресторана-бистро. Над дверью, когда он вошел, зазвенели китайские колокольцы. Зал показался ему уютным, запахи аппетитными, очередь у стойки недлинной. Он заказал рубленую котлету с картошкой, жюльен, апельсиновый сок, кофе и ватрушку. Завтракать пришлось задом-наперед: сначала подали сок и ватрушку, затем кофе, а за котлетой пришлось дополнительно бегать к стойке. Жюльен приготовили последним. Он был горячим и обильно-грибным, что искупало задержку.

Две подружки студенческого вида, за чей столик подсел Турецкий, прервали свой щебет и стрельнули глазами в его сторону. Физиономия соседа показалась им привлекательной, потому что обе, словно невзначай, покосились в сторону зеркала, поправили прически, промокнули салфеточками накрашенные губы и принялись прихлебывать свой кофе маленькими глоточками.

Эти невинные знаки внимания заставили Турецкого почувствовать себя снова на коне.

«Зачем они так сильно красят волосы? – подумал он о своих соседках и вообще о всех нынешних девушках. – Ведь у них еще нет ни единого седого волоса. Искусственный цвет их старит. Им приходится часто пользоваться румянами, чтобы не выглядеть бледными на фоне собственных ярких шевелюр».

– Ты допила? – спросила «баклажанная» соседка свою «махагоновую» подругу.

– Да.

– Тогда идем.

Оживленно болтая, девушки подхватили свои художественные папки, сумочки и, бросив в сторону Турецкого прощальные взгляды, побежали к выходу.

Турецкий дожевал котлету. Выпил сок. Посмотрел на часы.

Проходя мимо зеркала, взглянул на свое отражение и заметил, что спросонья надел к пиджаку не тот галстук. Пиджак был сегодняшний, то есть тот, который жена повесила на плечики перед его носом, чтобы утром он не искал, что надеть. А галстук он вытащил из шкафа вслепую и выглядел в нем теперь как попугай.

В машине он снял галстук, скатал трубочкой и сунул в карман пиджака. Затем аккуратно протер губкой туфли. Проходя по коридору генпрокуратуры, он уже чувствовал себя свежим и бодрым, словно только что из дому.

Первым долгом надо было доложиться у Меркулова. Тому тоже выпала бессонная ночь.

Меркулов был у себя в кабинете.

Пока Турецкий докладывал о поездке на Рублево-Успенское шоссе и результаты осмотра квартиры покойной, Меркулов не задал ни одного вопроса. Сидел неподвижно, уставившись в одну точку где-то на полу сбоку от стола. Турецкий, сидевший лицом к окну напротив Меркулова, впервые заметил, что подоконник в кабинете шефа густо заставлен горшками с цветами. Белая герань, фиалки, кактусы разных пород, и все усыпано цветами.

«У него новая секретарша», – решил про себя «важняк».

– Вот так обстоит дело в общих чертах, – вслух подвел он итоги.

Меркулов кивнул.

– Ты тоже думаешь, что покойная была лю… Что она была связана с Разумовским? – понижая на фамилии премьера голос до минимума, спросил Меркулов.

– Да. В этом нет ни малейших сомнений.

– Была или и сейчас ею являлась?

Вопрос был сформулирован без претензий на академичность грамматики, но суть Турецкий ухватил.

– Не знаю. Обыск в квартире еще продолжается. Ищем письма, записки, блокноты… Все, что может служить доказательством.

– Вот-вот. Это правильно.

Меркулов потер щеку, словно у него зуб заболел.

– Ненавижу я связываться с нашим правительством, – признался он. – Гнилое дело.

Турецкий не возражал. Дураку ясно, что гнилое.

– Саша, я тебе доверяю. Я знаю, ты сможешь…

И против этого Турецкий ничего возразить не мог. Приятно, когда начальство в тебя верит.

– Максимально придерживай информацию. Как только об этом раструбят по телевизору, нам на хребет наступят железной пятой.

– Уже делаем, что можем.

– Вот еще что, – сказал Меркулов, – я не приказываю тебе это дело замять, но… Наверху народ сидит обидчивый. Всем кажется, что под них копают. Ты понимаешь?

– Понимаю, – согласился «важняк».

– Времени у нас в обрез.

– Понимаю, – подтвердил Турецкий.

– Если уже на этой неделе у меня не будет результата, нам не дадут работать.

– Постараюсь.

– Знаю, что постараешься, но старайся по-быстрому. А вообще, между нами говоря, я тебе сочувствую. Дохлый номер. Такие дела или сразу раскрываются, или вовсе не раскрываются, это уже мой личный опыт. Что тебе чутье подсказывает, это самоубийство?

Турецкий ничего не ответил.

– Ясно, – вздохнул Меркулов. – Когда нет никаких версий – это хуже всего. Ну, не буду задерживать. Успехов!

Задерживаться в своем кабинете Турецкий не стал. Покончив с бумажной работой, он вызвал машину и отправился обратно на квартиру Лебедевой, на Рублевку. По дороге он думал, что неплохо бы узнать результаты патологоанатомической экспертизы. Найден ли в крови алкоголь, наркотики, седативные препараты, антидепрессанты? Но раньше вечера получить результаты патологоанатомической экспертизы представлялось маловероятным, а терять столько времени на ожидание было не в характере «важняка».

Когда он прибыл, оказалось, что обыск в квартире подошел к концу, и все ожидают его возвращения, чтобы отчитаться. Только в гостиной, откуда выбросилась Лебедева, еще работали эксперты – собирали с пола, ковров, мебели микрочастицы грязи, ворса, ниток.

Совет держали в каминной. Турецкий с удобством расположился на двухместном диване. Никто не решился втереться в непосредственную близость к шефу – диванчик располагал к слишком интимному соприкосновению. Посему «важняк» восседал в гордом одиночестве. Остальные бойцы устроились вокруг него кто где.

– Ну-с, дети мои? – потерев ладони, начал Турецкий. – Я слушаю.

– Покойная Полина Павловна Лебедева, двадцати пяти лет, не работающая, проживала одна, прописана тоже одна, квартира принадлежала ей, куплена пять лет назад в агентстве недвижимости «Жуковка»… Смерть наступила, по предварительным данным, в час тридцать два ночи. Предварительная причина – самоубийство, выбросилась из окна одиннадцатого этажа своей квартиры. Характер внешних повреждений на трупе это подтверждает. Записки нет. В квартире порядок, следов борьбы нет, все ценные вещи, насколько можно судить, на месте.