Б. Седов - Отшельник Страница 13

- Ладно, давай его сюда, - сказал Вертяков и глубоко вздохнул.

Пресловутая «жаба» упрямо ворочалась в его груди, и он безуспешно пытался усмирить ее.

Анатолий Викторович протиснулся мимо Эллы Арнольдовны, открывшей перед ним дверь, и уселся в кресло, стоявшее с торца стола Вертякова.

- Ну, что там у тебя? - безрадостно поинтересовался хозяин кабинета, хмуро глядя на начальника службы безопасности.

- Ничего нового, - грустно, но решительно ответил Зубило, - никаких следов.

- Хорошо… - Вертяков снова вздохнул и, посмотрев на все еще стоящую у двери Эллу Арнольдовну, добавил, - конечно, ничего хорошего, но…

Он еще раз взглянул на секретаршу, которая определенно ждала чего-то, и сказал:

- Об этих деньгах забудь. Будем считать, что это были предусмотренные убытки. Сейчас есть дела и поважнее.

Элла Арнольдовна расцвела и изобразила пухлыми мускулистыми губами нежный поцелуй, после чего выскользнула из кабинета и аккуратно притворила за собой дверь.

Зубило, который уже приготовился к тому, что Вертяков опять будет нудно пилить его из-за не найденных до сих пор денег, облегченно расправил плечи и сел посвободнее.

- Вы знаете, - сказал он, оживившись, - американец этот, как его…

- Майкл Боткин, - подсказал Вертяков.

- Во-во, Боткин этот… Он там такое строительство устроил, что нашим богатеям и не снилось.

- А ты откуда знаешь? - спросил Вертяков.

- Ну, как откуда… Сели с братвой в катерок да и съездили посмотреть. Там у него, у Майкла этого, человек пятьдесят пашут, как негры. Причем никакой техники - все вручную делают. И еще он чего удумал - со стройки весь дерн снял и в сторонке сложил. Не сам, конечно… И этот дерн каждый день водой поливают, чтобы не засох. Видать, как все закончено будет, обратно уложат.

- Правильно делает, - одобрил Вертяков, - а то ведь у нас как - построят, а вокруг все разрыто, как на войне… Соображает американец, ничего не скажешь.

- Вот и я говорю - соображает, - подтвердил Зубило, - а сам я соображаю, что надо бы американца этого пробить… Чувствую, что денег у него - миллион до неба. Так пусть поделится с братвой, даже Христос велел делиться…

- Пусть поделится, говоришь… - Вертяков хмыкнул и вспомнил глаза Боткина, из которых в какой-то момент их беседы вдруг выглянула веселая и богатая смерть.

- Забудь и думать, - сказал он, пристукнув пальцем по столу, - чую я, что не простой мужчина этот Майкл, ох, не простой… Так что до поры до времени никаких движений. И братве своей скажи, чтобы при встрече раскланивались с ним, как с барином. А насчет поделиться - так это не твоего ума дело. Ты там у себя барыг разводи, а тут не твой уровень. Понял?

- Понял, - Зубило помрачнел, - что ж тут не понять… А клиент все-таки жирный.

- Жирный, жирный, - зловеще кивнул Вертяков, - да только знаю я таких жирных. У них под жиром кое-что другое, так что не вздумай…

- Ладно, понял, - Зубило достал сигареты, - я закурю, Борис Тимофеевич?

- Закури, чего спрашиваешь, знаешь ведь, что я сам курю.

- Ну, я на всякий случай, - Зубило прикурил и деликатно выпустил дым в сторонку, - я тут с братом вашим виделся, с Сашей Кисл…

Зубило взглянул на Вертякова и торопливо поправился:

- С Александром Тимофеевичем.

- Ну и что там Саша? - усмехнулся Вертяков.

- Александр Тимофеевич сказал, что есть тема интересная.

- Какая тема?

- Да тут интернат для сирот строить собираются, французы бабло отстегнули… Ну, и надо это дело проконтролировать, а то что же получается, сироты эти на французские бабки жировать будут, а мы, значит, смотреть и облизываться?

- А что Саша говорит? - прищурился Вертяков.

- Ну, это… Говорит - встретиться надо, перетереть. Сказал, что вечером ждет вас на фазенде.

Вертяков подумал и, оживившись, сказал:

- А что, это мысль! Я ведь уже неделю из города не выезжаю… Вот и повод есть. Добро, готовь машину.

- Можно идти? - Зубило с готовностью встал.

- Можно, - милостиво объявил Вертяков.

Зубило открыл дверь в приемную, и Вертяков, повысив голос, сказал:

- Элла Арнольдовна, зайдите!

Пропустив мимо себя Зубило и проехавшись при этом по его спине тугой грудью, Элла Арнольдовна зашла в кабинет начальника и плотно закрыла за собой дверь.

- Девушка, - спросил Вертяков игриво, - что вы делаете сегодня вечером?

- Все, что вам угодно, - ответила секретарша, сделав акцент на слове «все».

- Вот и хорошо, - сказал Вертяков, - поедем за город, навестим моего брата. Давно мы с ним не виделись, а заодно и воздухом подышим.

Элла Арнольдовна нахмурилась и сказала:

- Тогда мне нужно заехать домой за купальником.

- За купальником? - Вертяков удивился, - с каких это пор ты при мне купальники носишь?

- Но ты же не один там будешь!

- Ладно, возьми машину и - одна нога здесь, другая там.

- Я мигом!

Элла Арнольдовна изобразила лицом неимоверную страсть пополам с нетерпением и, вильнув задом, быстро вышла из кабинета.

На самом деле ей нужно было позвонить хозяину фитнес-центра, с которым она часто проводила свободные вечера, и который ждал ее этим вечером на очередное занятие. Занимались они обычно тем, чем мужчины и женщины занимаются с того самого момента, как Адама и Еву с треском выперли из рая. А поскольку такие щекотливые звонки нужно было делать из какого-нибудь другого места, Элла Арнольдовна неожиданно озаботилась купальником.

Выйдя на улицу, она села в одну из стоявших у белокаменного крыльца машин и, отъехав на несколько кварталов, набрала номер фитнес-клуба.

- Котик, это я, - ласково сказала она в трубку, - сегодня ничего не выйдет. Ну, ты же знаешь, этот зануда всегда что-нибудь придумает…

* * *

Стройка подошла к концу.

Мощный бревенчатый терем о двух этажах стоял на плавно сбегавшем к реке склоне. Собран он был из бревен в полтора обхвата и занимал площадь немногим меньше трехсот квадратных метров.

Знахарь хотел, чтобы все в его доме было натуральным, но хозяин строительной фирмы, Павел Кондратьевич Злобин, коренастый сибирский мужик, всетаки смог убедить его, что на кровлю следует пустить голландскую металлочерепицу, а огромный бетонный бункер, полностью скрытый в земле и игравший роль служебного этажа, а также и фундамента, должен быть обеспечен самой современной американской гидроизоляцией.

В бункере уже стоял и бесшумно работал генератор мини-электростанции, в двадцати метрах от дома в землю была зарыта пятнадцатитонная цистерна, наполненная соляркой для генератора, а на просторном чердаке стояла пластиковая емкость, в которой умещалось две тонны воды. Вода поступала из артезианской скважины глубиной восемьдесят метров и была чище, чем в любом, самом благополучном, городе.

Вокруг дома, по периметру участка в пять гектаров, высился четырехметровый бревенчатый забор, который был сделан из плотно пригнанного кругляка, заостренного сверху. Тут Знахарь послушался Тимура и теперь, глядя на неприступную ограду, только усмехался - ишь, блин, прямо как у Робинзона Крузо!

Рабочие только что закончили укладывать на место дерн, снятый с земли перед началом работ, и Знахарь, придирчиво осмотрев владение, остался им доволен. Дом стоял посреди нетронутой зеленой поляны, будто был перенесен сюда по воздуху.

Еще месяц назад, прежде чем была начата стройка, чуть в стороне от будущего дома был воздвигнут небольшой высокий помост с навесом, и Знахарь мог, сидя в плетеном кресле и попивая пивко, наблюдать, как пять десятков расторопных работяг воплощают его мечту. Рядом с ним в таком же кресле сидел Георгий Вахтангович Бабуани, который был талантливым прорабом и умело руководил своей маленькой армией. В руках у Георгия Вахтанговича был японский мегафон, и над стройкой то и дело раздавались его громогласные команды. Работяги пахали, как проклятые, Бабуани руководил, как Наполеон, а Знахарь только удовлетворенно кивал, когда Бабуани, понизив голос, уважительно пояснял ему тонкости строительного дела.

Так продожалось тридцать два дня, и теперь, после того, как все работы были практически закончены, а строительный мусор загружен на баржу и увезен в неизвестном направлении, Знахарь и Бабуани сидели под навесом; перед ними стоял небольшой столик, на котором имелись узкогорлая бутыль с чачей и блюдо с фруктами. Фрукты были самыми обычными, но привезены были прямо из самой Грузии, чем Бабуани весьма гордился.

- Ты панымаешь, дарагой, - говорил он, доверительно наклоняясь к Знахарю, - тут солнце нэ такое, как у нас, паэтаму и фрукты нэ такие сладкие. Попробуй этот груша - разве здесь бываэт такой груша? А этот слива? Мьед, а нэ слива! Давай выпьем за Грузию!

- Давай! - охотно соглашался Знахарь, и Бабуани бережно разливал чачу в две старые, еще советских времен, граненые стопки мутного зеленоватого стекла.