Камило Села - Мазурка для двух покойников Страница 13

– Как это?

– Не знаю, я только записал, что мне сказали.

Врач, адвокат и судья спросили Пепино Хурело, даст ли себя оскопить (нет яиц, нет и опасности!), и он согласился, ладно, пусть. Врач, адвокат и судья говорили: «Кастрировать».

– А не говорили чего о метаболизме и прогрессирующем болезненном разызвестковании?

– Может быть, не помню…

Умирают по-разному, кто на войне, кто мирно, при катастрофе, по небрежности, твердого правила нет, выбирать не позволено, не может быть общего закона. Одни умирают, героически защищаясь в крепости, вздымая знамя, с патриотическими возгласами, но есть и такие, у которых патриотизм в сердце, а мозг полон видений – онанизм мыслей; у нас в краю нет кактусов, еретическая трава, подходящая для мавританской земли; бурнусы, кактусы, ослы, ящерки, козы и пыль, много пыли; не стоит идти туда, чтобы умереть. Мавры Таферсита почти все педерасты, пусть все, какая разница. У Ласаро Кодесаля, предательски убитого в Марокко, были синие глаза и волосы, как красный перец, Ласаро Кодесаль грешил, воображая голую Адегу – вот благодать Божья! – грешить так, по памяти, можно только в молодости. Жаль, что Ласаро Кодесаль умер, от одних смертей больше горя, чем от других, есть и такие, что радуют. У всех Каррупо на лбу шершавая свиная кожа, как клеймо на скотине, что жрет ядовитые травы.

Горечо Тундас поднимается в гору с гробом на плечах, канистрой керосина и досками.

– Куда ты, Горечо?

– На гору, хоронить Святого Духа.

– Боже, что за глупости!

– Ладно, увидишь, когда настанет ночь.

Когда настает ночь, Горечо Тундас находит удобное место, пещеру, заросшую папоротником, где видны лисьи следы, ложится в гроб, закрывается досками, поливает керосином и, хорошо окропив, поджигает; умирает в корчах, но не открыв рта, Святой Дух дает ему силы. Конча да Кона, бродившая по горам, ставя силки кроликам, нашла его.

– И какой он был?

– Почти красивый, очень обгорел, но красивый. Происшествие с Горечо Тундасом все отметили.

– Люди уже не знают, что выкинуть, чтобы привлечь внимание.

Человек – странное животное, делает все наоборот; животное, что с рождения идет против себя же. Тебе нравится эта худышка, идущая со стиркой к реке, эта, с косой? Да? Женись и увидишь, что такое терпеть вонючку, бабы начинают вонять со дня свадьбы, ну, чуть позже. Почему, никто не знает, верно, закон природы. Тебе нравится та толстушка, что идет в лавку за перцем, та, в зеленом? Да? Убей ее дробью или беги, как грешная душа от дьявола, не жди, пока прилипнет к тебе как улитка. Или как ладилья? Именно, и как ладилья, сейчас на них урожай. Не на пауков? Нет, милая, не дури, какие там пауки, ясно, что это ладильи! Тебе нравится эта чернявая, с кувшином молока на голове, эта, в широкой юбке? Да? Так вот, скорее всего это – гнездо скорпионов, человек – странная тварь, все путает. Ласаро Кодесаля убили предательски, не дали встать – выстрелить в парня, который мирно грешит под смоковницей, недостойно! Мужчина не должен так поступать, война есть война, конечно, это все знают, но на войне нельзя стрелять в безоружного, это подло, и в спину нельзя…

Архитектор Сельсо Варела каждое утро пьет вермут в кафе «Бильбаина», иногда заходит и в бар «Супериор», связь его с Марухитой давно уже кончилась, хотя говорят, он потом вернулся к ней. На террасе кафе «Бильбаина» через месяц или полтора после начала гражданской войны застрелили двоих; на похоронах убили еще двоих, и власти приостановили праздник Тела Господня. Люди возбудились, кричали, дрались палками, подчас и стреляли. Маруха Боделон Альварес, Марухита, понферрадская львица, актриса, что увела Сельсо Варелу у моей тети Эмилии, пускай не актриса, но похожа на нее; Сельсо хотел вернуться к тете Эмилии, но прошло слишком много времени, сломанного не восстановишь.

– Нет, нет, я останусь с сестрой Хесусой, посвящу жизнь молитвам и милосердию.

– Ладно, как хочешь.

У Бальдомеро Гамусо, или Афуто, старшего из девяти братьев, звездочка на лбу, не все ее видят, но она есть, еще бы не было! Звезда на лбу Афуто меняет цвет – то красная, как рубин, то золотистая, как топаз, то зеленая, как изумруд, то белая, как бриллиант. Когда звезда Афуто засверкает (цвет не важен, иногда тот, иногда этот), лучше остыть и отойти в сторонку, Афуто командует всеми Гамусо, которых куча, и Гухиндесами (некоторые называют их Моранами), а тех – еще больше. Если бы мир так не перевернулся, в наших горах никто бы не пошевелился без разрешения Афуто; линия крайней горы стерлась, когда убили Ласаро Кодесаля, но дела покатились без удержу, и бесчестный чужак, голодный крысенок, перерезал нить жизни Афуто. Этот дьявол подошел к Афуто, чтобы предательски убить его в тот день, когда звезда на лбу Афуто померкла. Но в наших краях убийство не проходит даром, убийца умрет, иногда не сразу, но умрет. Лолинья Москосо, жена Бальдомеро Афуто, поддерживает огонек закона гор: тот, кто сделал, заплатит. Лолинья Москосо красивая и бойкая; когда скачет на постели, еще красивее. Афуто пришлось убивать в спину и ночью, лицом к лицу с Афуто не сойдешься, взгляд у него очень тяжелый, волчий взгляд. Убил Афуто мертвяк, с которым ни одна бы не легла, имя его не произносят, чтобы постепенно забылось, мертвяк, убивший Афуто, убил и покойника Адеги, и еще дюжину; мертвяка, убившего Афуто, прикончил мой родич, и мертвяк сдох у ручья Боусас до Гаго, как старая кляча. Когда нападает волк, лошади становятся в круг, головы внутрь, так легче защищать жеребят, и встречают волка копытами, если повезет, то затопчут. Вожака табуна, сброшенного с трона, не защищают, и сам он беззащитен, волки его опрокинут, сперва опрокинут, потом сожрут, что не съест волк, съест лиса, что оставит лиса, пойдет воронам, те согласны и на такое; некоторые вороны хорошо свистят, в Алларисе, много лет назад, при диктатуре Примо де Риверы,[30] жил республиканец, научивший ворона насвистывать «Марсельезу», пожалуй, назло священнику, звали его Леонсио Коутело, был он брат слепого Эулалио, высокого, худого и рябого, который во время процессий лапал дам, – не видя, он шел на запах и никогда не ошибался.

Танис Гамусо вырастил волкодавов – Кайзера, Султана и Морито, – сильных, смелых псов, с которыми можно на край света.

– С этими зверями можно на край света идти и ни на что не обращать внимания, с ними и лев не справится.

У псов Таниса Гамусо волосы (слово «шерсть» – для баранов!) как шелк, белые, коричневые на морде. Танис привез их из Леона, в Галисии собаки добрые, умные и трудолюбивые – овчарки, волкодавы, местные, гончие, – но таких породистых, как в Леоне, нет, известно, у нас больше помесей.

– Сколько хочешь за двухмесячного?

– Нисколько, я не торгую щенками; поклянись, что не обидишь его, и я тебе подарю.

Таниса Гамусо зовут Перельо, потому что очень скор в делах, на хорошее и на плохое, прямо мотоцикл. Жена его, Роза Роукон, пристрастилась к анисовой, целый день потягивает из графина. Отца Розы Роукон звали Эутело или Сиролас, был он самым вредным сборщиком налогов в Оренсе, хуже не припомню.

– Это плохо кончится, увидишь, когда-нибудь ему всадят нож в брюхо, и к тому же не предупредив.

Крестьяне боялись Сироласа и старались обходить его.

– Недоверчив, и добра от него не жди.

В прошлом году, в заведении Паррочи, Сиролас плюнул в лицо слепому Гауденсио, тот не хотел играть мазурку «Малютка Марианна».

– Я играю то, что хочу; на меня можно плюнуть, меня можно бить, это легко, я слепой, но не заставишь играть то, чего не хочу. Эта музыка не для каждого слуха, и только я знаю, когда ее играть.

Марта Португалка отказалась лечь с Сироласом.

– Скорее сдохну с голоду! Почему не плюешь на своего зятя, мерзавец? Боишься, что влепит тебе?

Парроча выставила Сироласа за дверь, избегая скандала.

– Иди, иди отсюда, проветрись, дуралей, потому что ты – дуралей, вернешься, когда позовут.

Танис Гамусо, зять Сироласа, сильнее всех, ему весело от своей силы. Если б не анисовая, был бы доволен своей женой Розой – добрая, порядочная, вся беда – в анисовой. Дети их ходят грязные, ботинки развалились, их пятеро, все предоставлены себе, никто не заботится о них. Танис Перельо – тоже, ему лишь бы полоскаться с Катухой Баинте, дурочкой из Мартиньи, в мельничном пруду Лусио Моуро, оба голышом, когда жажда усиливается, и тело ждет прохлады, и наслаждение полезно. Дурочка из Мартиньи не умеет плавать, когда-нибудь утонет, и ее найдут по течению в тени папоротников.

Танис Гамусо любит качаться на ветках дуба, так никакая чесотка не пристанет, и кружить над головой дубинкой, очень крепкой, где вырезаны ножом его инициалы.

– Хочешь, раздвою тебе задницу, как абрикос?

– Не дури, Перельо, так не шутят.

– Ладно. Хочешь, кольну тебя под дых, так что дух выйдет?

– Молчи, сука! Адега очень бледна.

– Тебе нехорошо?

– Нет, подожди, поищу водки.