Роберт Голдсборо - Пропавшая глава Страница 13

Прежде чем ответить, Отт задумчиво осмотрел кипу рукописей на столе:

— Около четырёх лет. До меня его агентом была одна дама — я её знаю, но он отказался от её услуг, посчитав, что в издательском деле она пользуется не слишком высоким авторитетом… Сущая правда, между прочим.

— Вы рады были заполучить такого клиента?

— Откровенно говоря — да, и это лишнее свидетельство тому, как слабо я разбираюсь в людях. Чарльз к тому времени опубликовал в одном мелком издательстве несколько довольно заурядных детективов, которые не принесли ему ни славы, ни денег. Потом его приметил Хорэс Винсон из «Монарха», который почему-то сразу поверил в его дар. Это случилось как раз после смерти Дариуса Сойера, а мистеру Винсону ужас как не терпелось снова стричь купоны на барнстейбловской серии.

— Значит, книги Сойера приносили издательству хорошие барыши?

Отт скорчил гримасу и передёрнул плечами.

— Да, они раскупались недурно, но смысл задумки Винсона заключался и в том, чтобы новые книги подстегнули продажу залежалого товара. Так мы называем нераспроданные тиражи, — пояснил он, заставив меня всерьёз усомниться в моих умственных способностях. — Не удивительно, ведь Сойер накропал не меньше пары дюжин книжек про Барнстейбла, причём на все из них права принадлежат «Монарху». Так что овчинка выделки стоила.

— И Чайлдресс поручил вам вести переговоры с Винсоном, верно?

— В целом — да. Чарльз сказал, что наслышан о моих успехах и знает, что я представляю перед «Монархом» нескольких авторов.

— Скажите, он был доволен условиями первоначального контракта?

— Дело в том, мистер Гудвин, что, как очень скоро выяснилось, Чарльз Чайлдресс никогда не был доволен чем или кем бы-то ни было. Большего зануды нельзя было и сыскать, поэтому я страшно жалею, что у меня не хватило мозгов порвать с ним после первого же контракта. Разумеется, вы как опытный интервьюер тут же спросите, что же мне помешало? Я отвечу сам: жадность подвела. Самая обычная человеческая жадность.

— Что ж, тут ничего удивительного нет. Вполне типичная история.

— Совершенно верно. Тем более, что меня ещё согревали надежды на возможные экранизации его романов.

— А до них так и не дошло?

Отт выпятил нижнюю губу.

— Нет, и мне следовало давно это предвидеть, однако, сами знаете надежда умирает последней. За последние годы ни кино, ни телевидение почти не обращались к произведениям Дариуса Сойера, и вскоре стало ясно, что и продолжение серии про Барнстейбла их не привлекает. Какое дело Голливуду до похождений чудака холостяка из Пенсильвании, который живет на ферме, цитирует Бенджамина Франклина, пьёт холодный чай, а между делом разгадывает преступления и разоблачает убийц. Такой доморощенный подход действовал на парней из Голливуда, как пугало на ворон. Я потратил чёрт знает сколько времени и сил, чтобы хоть чего-нибудь добиться, но тщетно. Чарльз же в награду за все мои усилия лишь поносил меня на все корки, уверяя, что я просто не знаю нужных людей.

Я сочувственно кивнул:

— Да, похоже человек был не из лёгких.

— Вы ещё и половины всего не знаете, — фыркнул Отт. — Наши отношения быстро ухудшались. Чарльзу изначально казалось, что условия его первого контракта недостаточно хороши — контракт был заключен лишь на одну книгу, поскольку Винсон хотел проверить, каким получится продолжение барнстейбловской серии, прежде чем брать на себя дальнейшие обязательства. Во втором контракте — уже на две книги — условия были для Чарльза более выгодными, но он все равно капризничал. Несколько месяцев назад, когда я начал переговоры о следующем контракте, тоже на два романа, Чарльз потребовал, чтобы гонорар ему я выторговал на восемьдесят процентов выше прошлого. Услышав такое заявление, я тогда едва чашечку кофе на себя не выплеснул. Я счёл его требование совершенно безумным, и так ему и сказал. Хотите знать, что он мне ответил? «Говорят, вы с Винсоном запанибрата, вот и докажите, на что вы способны».

— Что мне оставалось делать? — плаксивым тоном продолжил Отт. — Сидя с Винсоном в ресторане, я передал ему требования Чарльза, а он посмотрел на меня как на ненормального. Он, конечно, понимал, что Чарльз на меня наседает, да и к тому же, по совершенно непонятным мне причинам, симпатизировал ему. Словом, мы с Винсоном препирались битых два часа, прежде чем он пообещал повысить ставку Чайлдресса на пятнадцать процентов; вполне, по-моему, справедливо, хотя я об этом и умолчал.

— А как отнесся к этому известию Чайлдресс?

— Ха! Вы бы ни за что не догадались. Он начал топать ногами и орать на меня, прямо здесь, в этом кабинете. Этот негодяй обозвал меня никчёмным бездельником, присовокупив, что найдёт себе нового агента, знающего толк в своем деле. Я возражать не стал, сказав, что довольно уже с ним намучился сущая правда, между прочим. В конце концов, клиентов у меня было хоть пруд пруди, и потеря Чайлдресса меня бы по миру не пустила. Добило меня ещё и то, что, по наущению Чайлдресса, я потребовал у Винсона, чтобы тот уволил своего редактора Кейта Биллингса, с которым Чайлдресс был на ножах. Винсон согласился, и дал Биллингсу расчёт.

— А что Биллингс — плохой редактор?

— На мой взгляд, не из лучших. Он довольно наглый и бесцеремонный, как, правда, и многие другие в нашем бизнесе. Однако впридачу он ещё слишком пристрастный и въедливый. Слишком много на себя берёт. Переписывает за авторов целые абзацы, причём не слишком искусно. Он свято убежден, что ни один писатель не в состоянии трезво оценить свою работу. Как бы то ни было, я избавил от него Чайлдресса — и вот вам благодарность! — Отт в сердцах треснул кулаком по кипе бумаг на столе.

— И затем в «Книжном бизнесе» появилась статья Чайлдресса, да?

— Да. Зная, на что способен этот проходимец, можно было, конечно, не удивляться, и все же статья произвела настоящий фурор. Вы читали её?

Я ответил, что нет, и Отт, вдруг заметно покрасневший, продолжил:

— По имени он меня не называл, но любому — от Гринвич-Виллиджа до Центрального парка — было ясно, о ком идёт речь. «Наши литературные агенты совсем обленились, зажрались и способны только почивать на лаврах», — так он написал. Ну и дальше в том же духе, весьма для меня оскорбительном.

— Вы разговаривали с ним после появления этой статьи?

— Нет! — рявкнул Отт. — Но я позвонил Винсону. Признаться честно, я просто озверел — такого со мной никогда прежде не случалось. Я ведь всегда был спокойным и уравновешенным. И с Хорэсом у меня всегда были прекрасные отношения, но в тот день я как с цепи сорвался. Сам не знаю, что на меня нашло. Черт побери, я даже пригрозил ему, что подам в суд на них с Чайлдрессом.

— Вы ему всерьёз грозили? — поинтересовался я.

Отт улыбнулся уголком рта:

— В тот миг, наверное, да. Я опасался, что статья угробит меня. Однако случилось наоборот — мне все в открытую сочувствовали. Все звонили и называли Чарльза ослом или скотиной. Но теперь, разумеется, после всего случившегося я ему простил. Осталось только перезвонить Винсону и извиниться перед ним.

— Вы никого из своих авторов не потеряли из-за этой статьи?

Отт задумчиво уставился на карандаш, который вертел в руках. Словно недоумевал, откуда тот взялся.

— Трудно сказать, — неуверенно пробормотал он. — Клиенты приходят и уходят, и не всегда скажешь, что повлияло на то или иное решение. Только на прошлой неделе я подписал контракт сразу с двумя, причём об одной из них молодой женщине — скоро все заговорят, вы уж поверьте моему нюху. Извините, не могу пока сказать вам, над чем она работает, но — верняк, абсолютный верняк.

— Понятно, — протянул я. — Скажите, а Чайлдресс считался хорошим писателем?

— Хорошим, но не настолько, каким сам себя почитал. Он был настоящим трудягой — трудоголиком даже, — и очень неплохо воспроизводил стиль и замыслы Сойера. Живые диалоги, сочный язык, но вот фабула порой хромала изобретательности ему, на мой взгляд, не хватало. Правда, Кейт Биллингс преувеличивал, ставя ему это вину. Он — я имею в виду Кейта — вообще слишком центропупирован. У других соринки подмечает, а в своём глазу бревна не видит.

— Биллингсу, по-моему, в этой статье тоже перепало?

— Да, но не по имени, а как мне, безымянно; все, впрочем, прекрасно поняли, о ком идёт речь.

— Как по-вашему, Чайлдресс и в самом деле наложил на себя руки?

Отт вдруг резко пригнулся вперед и, облокотившись на стол, оперся подбородком о ладони.

— Меня бы это не удивило, — произнес он. — За годы нашего знакомства он три, а то и четыре раза впадал в такую черную хандру, что всерьез подумывал о самоубийстве. Однажды он вообще ни с того, ни с сего разрыдался прямо у меня в кабинете. Видели бы вы его тогда! Сидел и рассказывал мне замысел очередного романа с новым главным героем, и вдруг — прорвало! Слезы в три ручья лились.