Роберт Голдсборо - Пропавшая глава Страница 14

— А он написал этот роман?

— Нет, по-моему, не успел. Но это и случилось-то всего несколько месяцев назад.

— А в самое последнее время он не впадал в депрессию?

Отт воздел руки к потолку и замотал головой:

— После нашей размолвки я его ни разу больше не видел. То есть, больше месяца. Однако, как я вам уже говорил, он был страшно обозлён из-за нового контракта на два очередных романа из барнстейбловской серии, того, в котором речь шла о пятнадцатипроцентном повышении его ставки. В итоге, насколько мне известно, он на эти условия согласился, но уже без участия агента. — Чуть помолчав, Отт добавил: — Кроме того, он был очень обидчив и крайне болезненно воспринимал любые критические стрелы в свой адрес. Что касается трех его романов про Барнстейбла, то отклики были, в основном, положительные, а вот статейка, которую, как вам, должно быть, известно, тиснул про него в «Газетт» Уилбур Хоббс, совершенно выбила его из колеи. Да ещё и читатели масла в огонь подлили. У Сойера с первых же книжек ещё лет сорок образовалась уйма поклонников, которые организовали по всей стране клубы почитателей Барнстейбла. Так вот, в целом они были счастливы, что Барнстейбла возродили, однако, придирчиво следя за всякими мелочами, они то и дело вылавливали «блох» в романах Чарльза. То цвет барнстейблова грузовичка был перепутан, то ковёр не тот в гостиной лежал и тому подобное. Чарльз получал пачки подобных писем и вместо того, чтобы радоваться такому вниманию со стороны своих читателей, только бесился и проклинал их.

— Напрасно, — пожал плечами я.

— Конечно, — подхватил Отт. — Но таков уж был Чайлдресс. Как порох взрывался. А ведь я предупреждал его с первой же книги, что каждое слово въедливые почитатели Барнстейбла будут через лупу рассматривать. Впрочем, учитывая приобретенную им популярность, все это, на мой взгляд, яйца выеденного не стоило. Чарльз же этого не понимал — он стремился лишь побольше мошну набить. Нет, не умел он заглядывать в будущее.

— Много у него было близких друзей?

— Я не знал никого, — ответил Отт. — Вы, конечно, знаете, что он был помолвлен? С одной молодой особой с телевидения. Я сам-то её в глаза не видел. Ну ещё с одной писательницей он общался — с Патрисией Ройс.

— Да, я слышал о ней, — заметил я. — А какие у них были отношения?

— Представления не имею. Дело в том, мистер Гудвин, что я вообще предпочитаю не сближаться со своими клиентами настолько, чтобы посещать званые вечеринки. Мы с супругой не считаем себя достаточно важными птицами, чтобы вращаться в подобных кругах. Нет, литературные вечера я, разумеется посещаю — но это уже скорее обязанность. На одном из таких вечеров, кстати, я и с Патрисией Ройс познакомился. Она узнала меня по имени, сказала, что знает про то, что я занимаюсь Чарльзом.

— А сама она к вашим профессиональным услугам никогда не прибегала?

Отт помотал головой из стороны в сторону.

— Когда мы познакомились, она меня ни о чём не просила, а с тех пор я ни разу её не видел. Да и вообще у меня в этом жанре, — а она любовно-исторические романы пишет, — не было ни одного клиента. Тем не менее я читал кое-что, вышедшее из-под её пера, и был приятно удивлен: у неё прекрасный стиль, запоминающиеся образы, да и сюжеты тщательно продуманы. Однако я даже не знаю, кто из агентов её представляет.

— Как вы полагаете, никто не мог желать расправиться с Чайлдрессом?

— Учитывая особенности его личности — любой мог, кто хоть слегка с ним сталкивался… Нет, — тут же спохватился Отт, — эти слова вычеркните. Я не имел права так распускаться. Давайте скажем так, мистер Гудвин: Чарльз Чайлдресс был эгоистичной, умеренно талантливой и неумеренно вздорной и неуправляемой личностью. Я бы покривил душой, сказав, что глубоко опечален его смертью. Но я и не прыгал от радости, услышав о ней. Считаю ли я, что его убили? Пожалуй… нет. Собственный опыт, вынесенный из четырехлетнего общения с ним, позволяет мне предположить, что самоубийство было бы вполне в его стиле. Чокнутый он был, понимаете? Извините, но таково мое мнение.

— А вы знали, что он хранит пистолет в квартире?

— Нет, но это меня ничуть не удивило бы. Я лишь один раз был у него дома, несколько месяцев назад, когда кошка между нами ещё не пробежала. Я обедал тогда с приятелем в Грамерси-парке, там есть небольшой клуб, членом которого я состою. Поскольку Чарльз жил поблизости, я потом заскочил к нему, чтобы занести экземпляры свежего немецкого издания очередного барнстейбловского романа. Чарльз был как раз взбудоражен по поводу недавней кражи со взломом, случившейся в его доме, и заявил мне, что собирается приобрести «пушку». Он так и выразился — «пушку». Истый детективщик.

— Не знаете, он успел составить завещание?

Отт развел руками:

— Понятия не имею, но очень сомневаюсь, чтобы успел. У него вообще был бзик по поводу денег. С одной стороны, он был помешан на том, как бы побольше заработать, а с другой ему было абсолютно наплевать, что с ними станет. Страсть к накопительству в нем отсутствовала начисто. Да и обстановка в его квартире — повторяю, я был у него всего однажды — напоминала лавку старьевщика.

Я кивнул, затем, чуть помолчав, спросил:

— Скажите, мистер Отт, где вы были в прошлый вторник примерно с полудня и до обеда?

— Чисто сработано, — одобрительно хмыкнул Отт, награждая меня улыбкой. — Я уже начал было сомневаться, что вы меня об этом спросите. Вы очень ловко выведали у меня все, что вас интересовало, прежде чем задали вопрос, в ответ на который я мог, вспылив, попросить вас удалиться. Хотя я бы, конечно, не стал этого делать. Вопрос вполне закономерен.

Он выдвинул ящик и достал из него ежедневник.

— Так, давайте посмотрим. Вторник, значит… В половине одиннадцатого я был у своего парикмахера, от которого ушел около одиннадцати или чуть позже. Можете у него спросить. Уоллес Беркли, Сорок шестая улица. Затем я взял такси и отправился в Грамерси-парк пообедать с одним писателем в том самом клубе, про который вам уже говорил. Приехал рано и пошёл прогуляться по парку, который немного напоминает мне Лондон. Очень нервы успокаивает.

— Как долго вы прогуливались?

— С полчасика, должно быть, или чуть больше. Скверное алиби, да?

— Да, если никто не сумеет подтвердить его. Вы же сами сказали, что Чайлдресс жил неподалёку.

— Вы, я вижу, не любитель ходить вокруг да около, мистер Гудвин, сказал Отт. Он уже не улыбался, но, впрочем, и не хмурился.

— Это точно. Еще один вопрос. — Я полез в карман и извлек из него ключ. — Не представляете, что можно открыть с помощью этой штуковины?

Отт взял ключ двумя пальцами и нахмурился:

— Вы знаете, очень может быть, что это ключ от моей квартиры. — Он вынул из кармана связку ключей и приложил один из них к моему. — Нет, они только похожи, — сказал он чуть позже, протягивая ключи мне.

Я согласно кивнул и забрал свой ключ. 

— Извините, что украл у вас столько времени, — сказал я, вставая.

— Постойте, — произнес вдруг Отт, приподнимая руку жестом дорожного полицейского. — Вы держите бутылку виски в правом нижнем ящике своего письменного стола?

Я опешил.

— Нет, но я всегда знаю, где её можно добыть.

— Это не одно и то же. Бутылки в ящике нет — значит, нет и крутизны. Извините, что первым сообщаю вам эту новость, мистер Гудвин, но вы, без сомнения — интеллигент.

— Довольно горькая пилюля, — вздохнул я, принимая самый свирепый вид, на который был способен. — В следующий раз заявлюсь к вам в военной форме, да и выражаться буду, как Хэмфри Богарт.[6]

Отт не выдержал и засмеялся:

— Нет, горбатого могила исправит. Меня вам уже ни за что не провести.

Я попытался напоследок отшить его каким-нибудь убийственным выражением, но, не придумав ничего путного, лишь интеллигентно улыбнулся и отбыл с поджатым хвостом.

Глава 7

Домой я вернулся в восемь минут седьмого, а это означало, что Вульф уже спустился из оранжереи. Словом, я ничуть не удивился, застав его за столом в обществе пива и очерёдной книги.

— И вот он я, в родимый дом являюсь с пыльным рюкзаком, — продекламировал я, плюхаясь на свой вращающийся стул.

Вульф отложил книгу в сторону и испустил душераздирающий вздох.

— Арчи, — заявил он, — если цитируешь Стивенсона, старайся хоть изредка память освежать. Эти строчки звучат так:

«Когда с дорожным рюкзакомЯ покидаю милый дом,Я слышу дудку давних летИ музыканта вижу след»[7].

— В следующий раз обязуюсь наизусть выучить, — пообещал я. — Вы готовы выслушать мой отчет о встрече с Оттом?

— Похоже, выбора у меня нет, — пробурчал Вульф и, откинувшись на спинку кресла, смежил очи.

Я изложил ему дословно всю беседу с Оттом, включая то место, где Отт назвал меня интеллигентом.