Оксана Обухова - Пристрелите загнанную лошадь Страница 13

— Это временные неудобства, — оправдывалась я.

— Конечно, — не поверил Ибрагим Асланович и очень обрадовался, увидев мою комнату в абсолютном казарменном порядке и чистоте, не смотря на строительный бум.

Кирилла я проводила к себе глубокой ночью. Не включая света, предупредив об инвалидной коляске, нависающей колесами у лба, обо всех углах и выступающих предметах, умелым лоцманом провела по коридору и попросила говорить тише.

— Я, конечно, взрослая девушка. Но соседи, есть соседи. Сплетничают.

Не снимая пальто, Кирилл прошел комнату насквозь и остановился у занавешенного прозрачным тюлем окна с видом на свой дом.

— Надо же, — удивился он, — как на ладони.

Невдалеке от его ладони, опершейся о подоконник, стоял полевой бинокль. Я прикусила губу и съежилась, представляя следующий недоуменный вопрос, но гость резко обернулся ко мне и оглядел жилище. Скромное, но аккуратное и функциональное.

— Чай? Кофе? — предложила я.

Гость вынул из кармана пальто недопитую бутылку «Путинки» и поставил ее на письменный стол тумбу, в зависимости от надобности служивший так же обеденным или гладильной доской.

— Принести что-нибудь поесть? — спросила я.

— Нет, спасибо. Кусок в горло не лезет.

— Тогда я постелю тебе на полу? Не возражаешь?

— Нет. А где у вас туалет?

— Сейчас провожу. Только на разведку сбегаю.

На первый разведывательный взгляд, все троцкисты крепко спали. В комнатах не бубнили телевизоры, за дверью Сухомятко не плакал грудной ребенок. Я вернулась в комнату и тихонько позвала Кирилла:

— Пойдем. Только осторожно.

Репутацию скромной, трудящейся девушки я крепко берегла уже два года. Ответы соседям «а, какое ваше дело?» не в моем стиле, а ухмылки за спиной я ненавижу с детства.

Кирилл сбросил пальто на диван и, стараясь не скрипеть половицами, пошел вслед за мной.

У двери в комнату Лопаты он задел коленом сетку с пустыми бутылками, стоящую на сундуке, и тара разродилась «вечерним звоном». Усугублять ситуацию громким шипением «тише!», я не стала. Всплеснула руками и метко поразила мизинцем цель из кипы позапрошлогодних газет, журналов и избирательных листовок, собираемых Сухомятко на случай ремонта новой квартиры.

С тихим шелестом бумаги разлетелись по коридору, и мы с Кириллом, стукаясь лбами, принялись собирать их с пола. Молча, трудолюбиво и споро.

В комнате Гарика зажегся свет, луч из замочной скважины снайперским прицелом уперся мне в переносицу, и через секунду на пороге своей комнаты нарисовался заспанный Лопата.

— Чо тут, блин… — начал и заткнулся. Даже в перепачканном глиной костюме, вылитый Пирс Броснан смотрелся на полу коридора нашей коммуналки, как заблудившийся путешественник с летающей тарелки. Увидеть такого солидного мужика, на карачках собирающего старые газеты, Лопата ожидал меньше, чем, например, застукать губернатора за похищением пустой пивной тары от собственной двери.

Устыдившись мятых сатиновых трусов и драной майки, Лопата захлопнул дверь, — молча, чего никак не ожидала я, — и появился уже в трениках, когда вылитый Пирс Броснан скрылся в удобствах.

— Ну, ты даешь, Сонька! — восхитился Гарик. — Это кто? Твой бывший?

— Отстань, Гарик. Иди спать.

Гарик отправился на кухню покурить в форточку.

Первое время, когда я только поселилась у троцкистов, Гарик настойчиво пытался за мной ухаживать. Ловил в коридоре, строил куры и соблазнял портвейном. Тихая как мышь и чем-то сильно расстроенная студентка-заочница, казалась ему легкой добычей. Лисью мордочку Лопаты знали во всех окрестных пивных, и некоторый авторитет, проистекающий из намеков Гарика на связи в криминальном мире, был у Лопаты несомненно. Шпана обходила соседа стороной, участковый недовольно (но без брезгливости) морщился и жалел, что привлечь шустрилу не удается.

Гарик был хитер, а не умен, примитивно обаятелен и показательно расхлябан. Постоянного места работы Лопатин не имел, по слухам собирал мелкую дань с мелких торговцев у привокзальной площади и в меру пил. Иногда он мог достать из кармана толстенькую пачку денег, иногда выгребал из комнаты пустые бутылки и бегал в пункт приема стеклотары.

Я, его хвастливые разговоры о «крышевании», в серьез не принимала, так как еще по временам короткого замужества знала, что такое настоящая криминальная крыша. Через полчаса после того, как на фирму бывшего мужа «наехала» бригада залетных гастролеров, в офис наехали ребятки, рядом с которыми Лопата смотрелся, как таракан подле ротвейлеров.

Слякоть, одним словом. Но наступать не рекомендую. После не отмоешься.

За дверью туалета шумно изверглась вода из бачка, и Кирилл беззвучно проскользнул в дверь ванной комнаты.

— Мое полотенце голубое с зайцами, — шепнула я вслед.

Туполев запер дверь на щеколду и включил воду.

Лисья физиономия Лопаты высунулась из кухни:

— Сонь, ты это… выпить есть?

— Нет. Отстань. — Я стояла у двери в ванную и охраняла гостя от навязчивого шустрилы.

— Да ладно тебе, не жмись. Наверно с собой принесли… — он скуксился. — А если нет, так я сбегаю. А?

Пустые бутылки на сундуке у двери Гарика явственно говорили о финансовом кризисе Лопаты. Мутные страдающие глазки говорили об этом еще явственней, а неопохмеленный, разбуженный потомственный троцкист способен на всевозможные, изобретательнейшие гадости. Каким-то невероятным, скорее всего природным чутьем Лопата угадал в госте потенциального кредитора (с широкими возможностями), и я начала в беспокойстве обшаривать карманы джинсов в поисках денег. Но деньги я в основном хранила в кошельке, оставленном в комнате, куда я сбегать не решалась. Пока я мухой гоняю до кошелька и обратно, Лопатин вцепиться в Туполева и выпотрошит беззастенчиво и без остатка. Например, могилку матери поправить, купить сестре протез или себе лоботомию произвести. Иначе, буйный он что-то с похмелья стал.

— У тебя деньги есть? — спросила я вышедшего из ванной Туполева с мокрыми, зачесанными назад волосами.

— Есть. А что?

— Дай полтинник. Этому хмырю на портвейн.

Кирилл прошел в комнату, вынул из кармана пальто бумажник и выудил оттуда сотню.

По пятьдесят нет, — сказал. — Только сотни и пятисотрублевые.

— Давай сотню, — вздохнула я. — Так даже лучше. Сбегает один раз и больше приставать не будет. Надеюсь, проспит до завтрашнего полдня.

Я взяла купюру, вышла в коридор и совершила, не знаю какую по счету глупость за этот вечер — отдала деньги троцкисту и строго-настрого попросила нас больше не беспокоить.

— Чо я, дурак что ли? Не понимаю? — Осклабился Гарик и как был в растянутых трениках и рубашке навыпуск, метнулся к порогу квартиры.

Матраса для ночевки неожиданных гостей у меня не было. Когда приезжала мама или кто-нибудь из девчонок оставался, мы раскладывали софу и спали вместе. Туполев помог мне разложить на полу подушки из спинки дивана, я укрыла их двойным слоем из чистых полотенец и махровой простыни и приспособила в изголовье две крошечные думочки и одну нормальную подушку. Шикарный пушистый плед из прошлой жизни (подарок свекрови на Восьмое Марта), всунула в пододеяльник и полюбовалась лежбищем — симпатично получилось, главное, что бы диванные подушки ночью по полу не разъехались. И выключила свет.

Кирилл лежал на спине и смотрел в высокий потолок комнаты-пенала. Сквозь тонкий тюль проникал свет фонаря у грузовой площадки магазина. Совсем скоро туда начнут подъезжать грузовики с молоком и свежим хлебом — «колабановский» магазин славился на всю округу ежеутренними горячими батонами и булками.

— Поговори со мной, — попросил Кирилл и повернулся на бок лицом ко мне.

— О чем?

— Все равно. Я так устал думать, что не могу уснуть.

— Хорошо. Что тебе рассказать?

— Какое у тебя было детство?

— До четырнадцати лет, нормальное. С днями рождения и новогодними елками.

— А потом?

— Потом родители разошлись, и я начала бунтовать.

— Как? — он немного привстал, согнул руку в локте и положил голову на ладонь.

— Наверное, как все. Связалась с компанией, к счастью не плохой, а только бесшабашной. Даже закурить пыталась…

— Не выпороли?

— Неа. Испугались. Боялись потерять контакт окончательно. У меня умные родители.

— Ну и?

— Ну и все. Покурила, побунтовала и успокоилась. Выросла наверно.

— А я всегда был пай мальчиком, — грустно сказал Кирилл. — В отутюженных костюмчиках и начищенных ботинках. Мама хотела что бы после Назара родилась девочка, а получился я. Она даже шила со мной платья для кукол.

— Иди ты! — удивилась я.

— Точно, точно, — Кирилл немного оживился и почти что сел. — Назару покупали железную дорогу и самосвалы, а мне плюшевых медведей и зайцев. Если бы не отец, мама вообще мне бантики подвязывала…