Гнездо аиста - Юлия Александровна Лавряшина Страница 13

Клим почувствовал, как у него жарко, постыдно вспыхнули уши. Не проронив ни слова, Зина указала пальцем вниз, потом себе на глаза, покачала головой и положила руку Климу на грудь. «Он еще не видел вашей пьесы», – каким-то чудом догадался Клим. Ему внезапно захотелось прижать эту легко коснувшуюся его руку, но Зина уже убрала ее.

«Не успел», – ему стало досадно за себя. За то, что даже в таком простом деле он оказался неловок. Но приглушенные голоса уже опять привлекли его.

– Чего ты от меня-то хочешь? Я с милицией не дружу, – отрывисто произнес Иван, и Климу с неприятным ему самому злорадством подумалось, что тот как-то мгновенно утратил свою обычную нахальную веселость.

– Найди психиатра.

Клим невольно напрягся, услышав это слово, и стал прислушиваться еще более жадно.

– У тебя же был свой.

– Пока ты валялся на испанском песочке, мы его похоронили.

– А-а…

– Вот тебе и «а-а»! Теперь главное, чтобы моего пацана признали невменяемым, ты понял?

– Да я-то понял…

– Я не собираюсь его на десять лет в тюрьму отправлять! А уж из больнички мы его хоть как вытащим…

– Ну и где я возьму врача?

– Ну малыш! – ласково протянул озабоченный отец. – Мне ли тебя учить? Ты же без мыла умеешь… Вот этот парень к тебе пришел… Ты говорил он – врач?

Иван быстро предупредил:

– Но я не знаю, какая у него специальность. Может, он и не психиатр, с чего ты взял?

– Так вот и узнай! За чем дело стало? Мы ему как следует заплатим, так и объясни. А ему это не помешает, у него уж больно видок задрипанный.

Уши у Клима вспыхнули с новым накалом. Зина вдруг повернулась и прижала к его щеке прохладную ладонь. Но и на этот раз Климу не удалось поймать ее.

– Чем этот докторишка занимается?

– Вроде бы работает с беглыми подростками… Но я точно не знаю!

– Так это уже близко… Мой пацан недалеко ушел, вот пусть он с ним и поработает! А ты уж постарайся, Иванушка. Или мы…

– Я поговорю с ним, – торопливо пообещал Иван. – Но ведь он может и отказаться.

– А ты поговори так, чтобы не отказался! Ты кто? Артист, сам сказал. Вот и сыграй, как этот ваш учил… Кто? Станиславский? Выдави у него слезу. Или нащупай слабину. У каждого слабинка имеется. Вон Зинку свою подсунь…

– Нет! – крикнул Иван так, что возглас со звоном ударился о потолок.

– Чего орешь-то? Нет так нет… Действуй как хочешь, твое дело. Главное, чтоб результат был. Давай, отрабатывай диплом фестиваля… Да ты не обижайся, я ж тебя люблю вообще-то, черта крашеного! А то, что прикрикнул маленько, так нервы сдают с такой жизнью, сам понимаешь…

Переждав пару минут тишины, Зина, не глядя на него, с досадой проговорила:

– Не нужно было вам этого слышать!

В душе согласившись, Клим пробормотал:

– Вы тоже слышали…

– Я! – она жестко усмехнулась. – Я и не такое слышала… Нет, не так! Я этого не слышу! Я стараюсь не слышать всего этого!

На этот раз Клим смело поймал ее руку, метавшуюся перед его лицом, и опять вспомнил сравнение с птицей.

«У аистов широкий размах крыльев», – почему-то подумалось ему.

Но он не успел как следует и ощутить эту быструю руку, как Зина выдернула ее и с поразившей его злобой крикнула прямо в лицо:

– Не трогайте меня!

– Почему? – вырвалось у Клима. Свой голос услышался ему как бы со стороны – потерянный и несчастный, хотя ничего особенного с ним пока не приключилось.

Она так же внезапно перешла на шепот:

– Потому что я – актриса. Хоть и самодеятельная… Я знаю, что принято о нас думать. Что думают обо мне все эти сволочи… Вы же сами слышали!

– Я так не думаю, – удивленно ответил Клим. В его недолгих мыслях об этой женщине и в самом деле не было ничего грязного.

Сразу поверив ему и смягчившись, Зина виновато заморгала и по-девчоночьи спрятала лицо за кончиком косы, которую все время теребила:

– Правда? Ну, извините, что я так… Я, наверное, слегка одичала среди этих… Хоть и стараюсь даже не разговаривать с ними.

– Зачем же вы среди них? – спросил Клим и сразу понял, что задать такой вопрос куда легче, чем ответить на него.

Зина печально отозвалась:

– Потому что мой муж среди них. А где их нет? Теперь они повсюду. Их время, и все мы у них в руках. Они делают с нами что хотят, а мы терпим… Ведь театру нужно помещение. Правда, с этим легче, потому что этим дворцом заведует мать Ивана. А каково другим любительским театрам, представляете? Нужны деньги на постановки, на костюмы, на декорации… Думаете, ради чего Иван… Ему театр еще нужнее, чем мне. Все так мерзко, мерзко! Выслушивать от них всякую пошлость и терпеть это, уговаривая себя, что делаешь это ради искусства.

– Боюсь, искусство не вырастает из грязи, – с тихой убежденностью проговорил Клим. – Скорее, оно врастет в нее, если долго соприкасается.

Оставив в покое свою косу, Зина недоверчиво сдвинула брови:

– Вы так думаете?

– Да, – подтвердил он, опасаясь, что многословие покажется ей неискренним.

– Но как же…

Недоговорив, она растерянно замолчала, и Клим решился помочь ей:

– Вы же сами сказали, что не платите за аренду. И ваши актеры, насколько я понял, не получают в театре зарплату… Почему же вы должны зависеть от чьего-то кошелька? Разве так уж нужны пышные декорации? Главное – это актер, а не задник за ним. Конечно, если вам так уж необходимо показывать себя на международных фестивалях…

Продолжая хмуриться, Зина спросила:

– Вы говорите лично обо мне или обо всей труппе?

Клим, который имел в виду всю «Шутиху», мгновенно перестроился:

– Только о вас.

– Мне фестиваль был не нужен. Я не мечтаю о всемирной славе.

– А о чем? – спросил он, понизив голос, будто Зина и в самом деле могла посвятить его в страшную тайну.

Она ответила безо всякой заминки, и Клим понял, что все давно было обдумано и решено:

– Я хочу быть самодостаточной. Вот все, что мне нужно. Знать, что я ни на кого не похожа.

– Вы и не похожи!

– Да вы еще и не видели, – засмеялась Зина и от случайного смеха разом повеселела.

Обмахнувшись, как веером, пушистым хвостиком волос, она озорно воскликнула:

– Я хочу быть совершенством! Помните, как в той песенке: «Ах, какое блаженство знать, что ты – совершенство!»

– Знать, что ты