Джеймс Чейз - Том 24. В зыбкой тени. Итак, моя милая... Если вам дорога жизнь. Страница 14

Оттолкнув меня, она вышла из сарая.

Поздно вечером Зерек заявил мне, что завтра намеревается ехать в офис.

— Я не могу забросить свой бизнес. И если вы будете рядом, я ничем не рискую, не так ли? Вы возьмете с собой револьвер?

— Да.

Итак, Зерек справился со своей слабостью. Или же эта толстуха Эмми убедила его приступить к работе?

— Хорошо. Я ухожу спать.

— А я пойду прогуляюсь. Надеюсь, все будет в порядке.

— Доброй ночи!

Я подождал, пока он поднимется на второй этаж, затем натянул пальто и вышел в темноту. Воздух был уже достаточно прохладным, ветер пронизывал до костей. Луны не было, но на черном небе сверкали искорки звезд.

Я подошел к сараю и влез на сеновал. Добравшись до окна, я увидел, что Рита на сей раз не задернула штору. Я присел на корточки, глядя в ее комнату. Рита сидела перед зеркалом в зеленом халате поверх кремовой ночной сорочки, расчесывала свои роскошные волосы. Дверь открылась, и вошел Зерек. На нем был халат, наброшенный поверх пижамы, а в руках он нес это ужасное пальто. Повесив его на вешалку возле двери, он снял халат и скользнул в постель.

Она даже не повернула головы в его сторону, продолжая расчесывать волосы. Я видел, он что-то говорит ей, указывая на штору.

Она сделала нетерпеливый жест и подошла к окну. Мы смотрели друг на друга сквозь темноту ночи. Она не могла видеть меня, но знала, что я там.

Повернулась, сняла халатик, задернула штору. Я следил за ее тенью, приближающейся к кровати. Затем свет погас, и больше я ничего не мог видеть. Я еще некоторое время неподвижно сидел, уставясь в темноту. Ревность и неутоленное желание владели мной до такой степени, что мне стало дурно.

В течение последующих семи дней у меня не было никакой возможности остаться с ней наедине. Зерек и я ездили в офис каждый день и возвращались вечером. Он не давал мне ни единой свободной минуты, за исключением того времени, когда я делал ежевечерний обход или кормил цыплят.

Каждую ночь она сбрасывала халатик у незашторенного окна, и я мог любоваться, как она идет к кровати. А когда Зерек заходил в ее спальню, она замирала перед окном, глядя на сарай.

На седьмой день я уже сомневался, в здравом ли я уме.

«Мы можем убить его, Фрэнк».

Эти слова преследовали меня. Вначале я думал, что она шутит, но потом, обдумав все, решил, что Рита говорила всерьез, и забеспокоился.

Наблюдая, как он ночь за ночью входит в ее спальню, я поневоле задумался.

«Мы можем убить его, Фрэнк».

Это предложение уже не казалось мне таким сумасшедшим. Она предложила это между делом, так, как если бы предложила приготовить обед.

На десятую ночь я уже почти дозрел.

Я был на сеновале, наблюдая, как она раздевается, когда муж вошел в ее комнату. Она не обратила никакого внимания на его появление, он долго смотрел на нее. Затем протянул руку и коснулся ее тела.

Револьвер моментально очутился в моей руке. Наверное, разум оставил меня, раз я прицелился в Зерека, положив палец на спусковой крючок. Я уже почти выстрелил. Внезапно она стала между ним и окном, револьвер выпал из моей руки.

Я едва не убил его. Если бы не Рита, я бы неминуемо выстрелил. Никогда я еще не был так близко от убийства.

Когда мы ехали в офис на следующее утро, он равнодушным тоном сообщил мне, что завтра десятичасовым рейсом улетает в Париж.

Глава 9

Было немногим более семи, и я как раз разжигал камин, когда Зерек вошел в гостиную. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять — что-то случилось. Это было очевидно: я еще никогда не видел его таким счастливым.

— Миссис Зерек этим утром сказала, что ей нездоровится.

Во рту у меня пересохло.

— Она заболела?

Он положил руку на мое плечо, его рот растянулся до ушей, так что я мог пересчитать все его зубы.

— Нет, не больна! Плохо себя чувствует, вы понимаете? Нездоровится. Это первый признак, вы понимаете? Плохое самочувствие по утрам… Это хорошо!

Я ничего не сказал, да и что я мог сказать.

Он вытащил носовой платок и вытер свой огромный нос. Затем приложил платок к глазам. Было видно, Зерек вот-вот расплачется от счастья.

— Неужели это случилось? Я жду вот уже три года! Мой сын!

Я повернулся к нему спиной, чтобы скрыть выражение своего лица, и помешал угли в камине. Конечно, по моим глазам он мог бы обо всем догадаться. Но Зерек был так занят своим счастьем, что не обращал на меня никакого внимания.

— Она себя плохо чувствует этим утром! Она хочет остаться дома. Вполне понятное желание. Я смогу вернуться дня через три, четыре…

Я тоже почувствовал прилив счастья. Тогда, в сарае, Рита сказала, что останется здесь, когда муж улетит в Париж. Ее болезнь — не более чем выдумка!

— Надеюсь, мне не обязательно находиться здесь, мистер Зерек, во время вашего отсутствия? Могу я провести несколько дней в Лондоне, пока вы будете в Париже?

Сияя, он повернулся ко мне:

— Хорошо. Вы можете взять отпуск. Думаю, вы хорошо отдохнете. Я никогда не спрашивал вас, Фрэнк. У вас есть девчонка?

— Разумеется. Она будет рада видеть меня.

— Вы уже поженились?

Я покачал головой:

— Я пока не женат.

Он потрепал меня по плечу:

— Вы должны подумать о женитьбе, Фрэнк. Сын — это очень хорошо.

Я улыбнулся:

— Хорошо — это когда у ребенка богатый отец.

Пока я заводил машину, он позвонил Эмми и сообщил ей о том, что ждет сына. Наверное, бедняжка сказала что-то не очень лестное по поводу этого радостного события.

— Я чувствую это, — закричал он в трубку. — Это сын! Я знаю! Нехорошо говорить такие вещи! Я не хочу это слушать! Это сын!

Я стоял возле лестницы, выслушивая его монолог и прикидывая, как повидать мне Риту. Но он не дат мне этой возможности. Дверь гостиной была открыта, и лестница просматривалась очень хорошо. Мне ничего не оставалось, как сесть за руль автомобиля.

Через несколько минут он присоединился ко мне, завернутый в свое ужасное пальто, и всю дорогу до аэропорта изводил разговорами о том, на кого будет похож сын, и тому подобной чепухой.

— Так я могу пока оставить ваших цыплят, мистер Зерек, и навестить свою девушку?

— Это сын! Я знаю, это сын! Какие к черту девушки? Не говорите мне о них!

Мисс Робинсон вышла приветствовать его, и он, разумеется, не мог не поделиться с ней приятной новостью.

— Извините, мистер Зерек, но если я вам больше не нужен, могу я уехать? Надеюсь, за вами присмотрят.

— Все в порядке. Езжайте.

Махнув на прощание рукой, он продолжил разговор с мисс Робинсон.

Я слышал, что сказала она:

— Очень рада за вас, мистер Зерек, ведь вы так хотели мальчика. Желаю ему удачи. Ну и, разумеется, вам и миссис Зерек.

Она всем своим видом излучала радость, как будто сама осчастливила этого господина.

Я сел в машину и поехал обратно в усадьбу «Четыре ветра». На Вестерн-авеню я зашел в бар и выпил хорошего вина. Моя машина начала делать прыжки на дороге, подобно сумасшедшему кенгуру, но я не снижал скорости. Я летел!

Приехав домой, я загнал машину в гараж и закрыл дверь. Предполагалось, что я не вернусь сюда, и я совсем не желал, чтобы какой-нибудь викарий увидел меня здесь, а потом рассказал об этом Зереку. Я открыл входную дверь и прошел в гостиную.

Рита стояла на коленях возле камина и разжигала огонь. На ней был зеленый халатик. Увидев меня, она улыбнулась. Под глазами ее были темные круги, лицо осунулось, и она действительно выглядела больной. Но улыбка успокоила меня.

— Ты в самом деле больна?

— Еще как. Я съела кусочек мыла.

Я схватил ее за плечи и поднял на ноги.

— Так это не более чем розыгрыш?

— Неужели ты мог подумать, что я позволю ему сделать ребенка?

— Но он в этом не сомневается. Он выглядит совершенно сумасшедшим от счастья. Рассказывает о твоей беременности всем встречным-поперечным. Даже стюардессе.

— Я и не сомневалась, что он поверит в этот розыгрыш. Мне необходимо было заболеть, иначе он заставил бы меня поехать в Париж.

— Но мыло?..

— Ты не знаешь его так хорошо, как я. Ему нужны были неопровержимые доказательства. Мигрени или чего-либо в этом роде явно недостаточно.

Неожиданно до меня дошел комизм ситуации, и я от души рассмеялся.

— Но ты его сегодня очень порадовала.

Она вновь бросила на меня странный взгляд.

— Вот уж никогда бы не подумала, что ты найдешь это забавным.

— А разве не так? Представляю его лицо, когда он узнает, что ничего нет.

— Нужно что-то придумать.

Я улыбнулся:

— Что еще можно придумать?

— То, чтобы он не узнал, что его обманули.

Улыбка исчезла с моего лица.

— Мы можем уехать отсюда вместе.

— Неужели? Я в этом не уверена. Зачем тогда я терпела все эти три года?