Айзек Азимов - Дуновение смерти Страница 14

А при характере Ральфа, при том, что он всех ненавидел и всех боялся, его как раз могло тянуть к некрасивым девушкам. Разве он осмелился бы добиваться расположения какой-нибудь красавицы! Соперничать с другими, рискуя потерпеть новое поражение, более тяжелое, чем все предыдущие? Наверное, он постарался бы избежать такой опасности и подыскать себе объект там, где мог быть уверен в успехе. Возможно, он рассчитывал (хотя сам того не сознавал), что девушка, которая изголодалась по любви, будет так польщена вниманием и благодарна ему, что тут ему не грозят соперники.

(Брейд горестно усмехнулся. Жизнь делала из него не только сыщика, но психолога.)

Но как поведет себя такая девушка, если ее бросят ради другой, тоже некрасивой? Ведь известно, что все фурии ада страдали комплексом неполноценности!

Надежда только-только забрезжила перед ней, когда все надежды, казалось, рухнули, и вдруг снова исчезла! И что еще хуже — она проиграла женщине такой же некрасивой и не могла утешиться мыслью, что соперничать было бесполезно.

Он сам заметил ненависть, обуревавшую Джин Мэкрис. Вопрос в том, была ли эта ненависть достаточно сильной, чтобы толкнуть ее на убийство? И если да, обладает ли она необходимыми знаниями, чтобы справиться с таким убийством? Разбирается ли в химии настолько, чтобы рискнуть заменить один препарат другим? Неужели она так хорошо осведомлена об исследованиях Ральфа, что смогла все предусмотреть? Вероятно, он рассказывал ей о своей работе. И, может быть, она проходила химию в колледже. (Хотя училась ли она в колледже?) Ну, а что можно сказать о Роберте?

Раз молодой человек бросил одну девушку, он может бросить и другую. Покинутая Роберта будет в такой же ярости, как и брошенная Джин Мэкрис, а теоретически она лучше подготовлена для подобного убийства.

Мог ли молодой человек, настолько подозрительный, настолько неуравновешенный, долго оставаться с одной девушкой, какой бы любящей и участливой она ни была? Ведь мелкие неприятности и недоразумения (действительные или кажущиеся, это не имеет значения) рано или поздно посеяли бы в его одинокой, мрачной душе разъедающее недоверие и ненависть.

Ральф не подарил Роберте кольца. Никому не сказал о помолвке. Чарли Эммит, например, ничего не знает. Даже матери он, по-видимому, не сообщил. Нет никаких доказательств, что он действительно хотел жениться на Роберте. Ничего, кроме его обещаний Роберте.

А она, должно быть, поняла шаткость своего положения. Ведь конечно же девушки отлично разбираются во всех тонкостях, связанных с предложением руки и сердца, и сразу чувствуют, когда искренность переходит в притворство. Что, если она почувствовала его охлаждение или поняла, что он всегда был к ней равнодушен? Может быть, она старалась добиться от него какой-то определенности, точной даты свадьбы, обручального кольца или публичного оглашения помолвки? А он уклонялся от этого? О боже, а вдруг на сцене появилась еще и третья некрасивая девушка?

Нет сомнений, Роберта достаточно хорошо знает химию; она могла убить его, и если она это сделала, в ее теперешнем поведении нет ничего неестественного. Видно, что она предельно искренна в своем горе, но ведь даже убив Ральфа за предательство, она какой-то частью своей души все еще может любить его, может оплакивать свою жертву и быть безутешной.

И ей должно быть известны подробности его исследований. Она должна знать их лучше, чем кто-либо другой, лучше, чем думает Эммит. Аспиранты всегда болтают о своих работах, и хотя Ральф отличался патологической подозрительностью, он, наверное, сделал исключение для своей возлюбленной, для единственного человеческого существа, которому мог довериться.

Однако, черт возьми, как же это доказать? Теории — вещь хорошая, он может придумать их с десяток. Ведь разработка теории в какой-то мере его специальность! Но в химии ему ясно, как проверить теорию на практике. А как отделить возможное от доказуемого в работе следователя? О технике этого дела он не имел ни малейшего представления.

Брейд отбрасывал одно предположение за другим и наконец сдался.

Он взглянул на часы. Скоро пять.

Ровно сутки тому назад он собирался идти домой, чтобы в пять часов встретиться с Кэпом Энсоном. Он должен был взять рукопись, распить со стариком аперитив, поговорить о том о сем и, может быть, пригласить его пообедать.

Но он зашел в лабораторию Ральфа. И тут-то все началось.

Сейчас он опять собирался домой, но думал об этом без всякого удовольствия, не ожидая ничего приятного. Рукопись Энсона он так и не прочел, даже не достал ее из портфеля. Не разобрал свою последнюю установку для окисления, и она так и стояла в его лаборатории, а раствор в ней густел.

Все перевернулось.

На носу конец недели. Он устало посмотрел вокруг, соображая, что бы лучше захватить с собой. Дорис терпеть не может эту его привычку приносить домой статьи, журналы и прочие мелочи (то, что он называл воскресной текучкой), но ведь преподавателям, которые ограничиваются рабочими часами, просто нечего рассчитывать на продвижение.

Он вздохнул. Ему не хотелось брать домой ни аспирантские работы, ни научную литературу. В портфеле уже лежала рукопись Кэпа Энсона. Придется читать ее вечером. А там суббота, явится Энсон, нужно вести Джинни в зоопарк, а вечером еще это сборище у Литлби! И в воскресенье он будет, наверное, совсем разбит. А впереди тяжелая неделя.

Нет, он не возьмет ничего, кроме рукописи. Брейд защелкнул портфель, перебросил на руку пальто и взял шляпу.

Он повернулся к дверям и замер, заметив чей-то расплывчатый силуэт за матовым стеклом. Тут же в дверь постучали.

Не похоже, чтобы это был кто-то из аспирантов или кто-нибудь из сотрудников. Ведь даже по неясным очертаниям можно узнать знакомого.

С неясным чувством Брейд открыл дверь, и в кабинет вошел круглолицый незнакомец. Он улыбнулся влажными губами и бодро сказал:

— Привет, проф! Вы меня помните?

9

Брейд вспомнил его при первых же звуках голоса. Это был сыщик, появившийся вчера вечером, — Джек Доэни.

Брейд выронил шляпу и нагнулся за нею. Он почувствовал, что его лицо пылает, но Доэни смотрел на него, улыбаясь как ни в чем не бывало. Сыщик жевал резинку, и челюсти его ритмично работали.

— Я могу вам чем-нибудь помочь, мистер Доэни? — спросил Брейд. — Как видите, я вас помню.

— Нет, наоборот, я могу вам помочь! — Доэни полез во внутренний карман пиджака и достал оттуда ключ. — Вы просили вернуть вам это. Я и подумал, отнесу-ка я его сам. Это ключ от лаборатории того парня.

— Ах, да! — Брейд почувствовал прилив облегчения. Ну конечно же. Он просил вернуть ключ, и вполне естественно, что сыщик принес его. — Спасибо, сэр.

— У парня, оказывается, никого нет, кроме матери. — Сыщик спокойно разглядывал кабинет Брейда. Все еще держа шляпу в руке, Брейд с некоторым нетерпением ждал, когда же освободится проход.

— Да, это я уже знаю, — сказал он.

— Я к ней вчера зашел, нужно было сообщить. Скверная особенность нашей работы. Чувствовала она себя из рук вон плохо: она уже знала.

— Вот как?

— С ней была девушка, тоже ваша аспирантка.

— Роберта Гудхью? (Она сказала ему, что была у матери Ральфа, но ни словом не обмолвилась о Доэни!)

— Ага. Она-то и сообщила. Я спросил, откуда она узнала. Говорит, ей позвонил кто-то из университета.

— Секретарша из канцелярии. А той сказал я. И она решила, что должна сообщить Роберте. Знаете, Роберта, м-м… была в дружбе с этим молодым человеком.

— Бедняга. — Доэни кивнул головой, но не двинулся с места, чтобы дать Брейду дорогу. — Это ваш кабинет, проф?

— Да.

— Здорово. Стол у вас что надо. Мне бы такой в мою берлогу на нижнем этаже. Вы что, любитель все делать своими руками?

— Боюсь, что нет.

— А я слышал, что теперь профессора и всякие шишки очень этим увлекаются. Знаете, мастерят себе сами мебель, а не то выезжают за город, живут в палатках и все такое.

Брейд кивнул, стараясь не выказать нетерпения.

— Я вас не задерживаю? — спросил Доэни. — Вы что, уже уходите в это время?

— Вообще-то у меня нет определенных часов. Бывает, я остаюсь до полуночи, а иногда ухожу в полдень. Все зависит от расписания, да и от настроения тоже.

— Вот это да! — сказал сыщик с искренним восхищением. — Вот это работа, я понимаю! А вчера вы сильно задержались?

— Да нет, по правде сказать, нет. Я уже собирался уходить и тут как раз обнаружил… м-м… обнаружил тело.

— А сегодня, выходит, я вас задерживаю, а ведь и не думал. — И наконец не спеша отошел от двери.

— Неважно, — сухо сказал Брейд.

Он вышел за Доэни в коридор и запер за собой дверь. Ключ Нейфилда он пока присоединил к связке своих ключей.

Доэни наблюдал за ним.

— Это у вас в связке специальный ключ? Да?