Павел Амнуэль - Мир «Искателя», 2004 № 04 Страница 14

Да, впечатление определенного рода произвести она умеет. Хотя бы и на него самого. Да и Сима, конечно, приметила это, непонятно только: взревновала его или же просто решила посмеяться…

Вспомнив слова супруги, Алексей усмехнулся и принялся быстро одеваться.

Натянув рубашку и повязав галстук, он подбежал к окну. «Вольво» стоял напротив входа, сквозь легкую дымку слегка тонированного лобового стекла можно было рассмотреть лежащие на руле тонкие руки Вероники и рукава синего костюма Германа, его поверенного в делах. Рукава эти нервно двигались, Мельникову вечно не сиделось на месте, вот и сейчас, он, должно быть, сам не отдавая отчета в своих действиях, поигрывал замками «дипломата». Хотя причин для волнения не было никаких, Мельников все равно нашел бы причину для треволнений. Особенно это касалось дел, связанных с подписанием разного рода документов, что ложились в основу долговременного сотрудничества, тут уж педантизм и дотошность, скорее даже въедливость Мельникова не знали границ. Собственно, поэтому Алексей и держал его у себя в штате — на компетенцию, на профессиональную выдержку этого человека можно было положиться.

Алексей высунулся из окна, помахал рукой сидящим в машине, крикнул: — «Спускаюсь!» — и быстро захлопнул створку окна.

Он явственно представлял себе, как в эту минуту Герман снова смотрит на часы и тихо произносит про себя: «Надо бы поторапливаться», — на что Вероника, со свойственной ей легкостью отвечает: «Он у нас как всегда» и улыбается безмятежно искрящейся улыбкой, так ей идущей. Мельников, вероятнее всего, снимает очки и в который раз за день протирает их замшевым платочком, что лежит у него в левом внутреннем кармане пиджака, рядом с очечным футляром, а затем водружает легкую оправу, обратно на нос. Ему сорок семь, он разведен, и — оттого, наверное, что одинок и бездетен, — до невозможности погружен в работу. Насчет своей поседевшей шевелюры он шутит — и такое с ним случается, — раз уж поседел, так не облысею, тонко намекая на своего шефа, который к тридцати двум уже обладает серьезными залысинами.

Через три минуты Алексею осталось лишь выбрать ботинки — «Мейсон» или «Маркс» — и натянуть пальто. Да, часы чуть не оставил на столе, вот что значит спешка, как-никак, «главная деталь» костюма делового человека. Алексей схватил «Брегет» со стола, едва не уронив в спешке на пол, и на ходу стал застегивать ремешок.

Шипение воды в ванной не прекращалось — Сима твердо решила дождаться его ухода. Тогда он решил на прощание заскочить к ней сам.

Серафима стояла в душе, внимательно разглядывая себя. Одна рука неторопливо прогуливалась по груди и животу, точно вымеряя их, другая замерла неподвижно у плеча, ею Сима придерживала волосы, не желая их мочить. На лице сосредоточенное, задумчивое выражение. Ищет возможные недостатки и решает, как быть, если все же найдет.

Алексея она не слышала, полностью поглощенная собой. Этим он и воспользовался. Аккуратно обхватил ее занавеской, чтобы не намокнуть, — Серафима вскрикнула от неожиданности и едва не упала в его объятия — и торопливо поцеловал в губы. И тут же отскочил, боясь быть облитым в отместку за неожиданность.

— Сумасшедший, — донеслось из занавески. — Промокнешь сейчас же, если уже не промок. Ты в пальто?

— Уже надеваю. Все, я побежал.

— Не задерживайся. И… — Серафима неожиданно замолчала на полуслове.

— Не задержусь, — Алексей хлопнул по занавеске, из которой его супруга не спешила выпутаться, и заспешил к лестнице на первый этаж. Уже спускаясь, он услышал:

— И не забудь взять Ивана.

Точно зонтик или бумажник. Это Серафима напомнила о его телохранителе.

Ничего не поделаешь, воспитание. Супруга ему досталась из высших слоев общества, что тогдашнего, что теперешнего, так что издержки воспитания ему, как уроженцу семьи совслужей, были более чем очевидны. Как очевидно было и то, что заложенные несколькими поколениями — а у нее еще в старое время родители поминали предков дворянского сословия — «сливок общества» методы общения и обращения неискоренимы в принципе. В особенности чисто интуитивное умение делить на «господ» и «людей», а среди первых отличать тех выскочек, «лавочников», кто только недавно выбрался из грязи в князи и теперь норовит сравняться с теми, за кем почетное звание людей из высшего света закреплено автоматически.

К числу этих «лавочников» Алексей с полным правом мог отнести и себя. Правда, он старался называть себя иначе, а именно: self-made men, так куда эффектнее и не столь вызывающе откровенно. Тем более что именно с лавок, с торговли барахлом, ширпотребом и началось его восхождение. Это уже потом, в качестве главного приза, он получил одобрение своей кандидатуры, как нового члена семьи Серафимы, которая решилась признать в нем «своего» и отдать единственную дочь этому выскочке.

А он добился даже большего — участия их капиталов в его новых предприятиях, столь велик оказался кредит доверия, что был выдан ему шесть лет назад. И теперь, с этими капиталами, мог хоть ненадолго почувствовать себя равным тем, кто был на этой ступени изначально, с самого рождения. Не просто перенимать манеры своей супруги, которые порой считал нелепыми, порой архаичными, но и порой на подсознательном уровне чувствовать саму необходимость их безукоризненного выполнения и следования всем установленным традициям.

Алексей спустился по лестнице, сунул ноги в первые увиденные им ботинки, кажется мейсоновские, схватил с вешалки пальто и, хлопнув дверью, выбежал на улицу.

Сима могла бы и не беспокоиться: Иван, точно привидение, сидел на заднем сиденье «Вольво» и тихо улыбался. Видимо, растерянному виду Алексея, никак не ожидавшего его увидеть и несколько остолбеневшего.

— Всем доброе утро, — Алексей сперва пожал руку Герману, пересевшему на заднее сиденье, к телохранителю, затем Ивану. Телохранитель всегда подавал ладонь нерешительно, точно боясь, что протянутая ему рука внезапно исчезнет, а его попытка рукопожатия окажется лишь поводом для острот начальства. Потому и, поздоровавшись, старался быстро убрать руку, будто показав непристойный жест. — Прошу прощения за небольшую задержку, — и добавил: — Холодновато сегодня все же. Градусов пять не больше. Как будто и не апрель.

Вероника пожала плечами, Герман, однако, решился объяснить случившуюся перемену им своей диспозиции и негромко произнес:

— Мы немного опаздываем, застряли минут на пятнадцать в пробке. По всей видимости, придется наверстывать.

В том смысле, что Мельников не может сидеть на переднем сиденье во время езды на скорости за шестьдесят: не то какая-то фобия, не то просто слабый желудок.

Пока Алексей усаживался на сиденье, машина начала разворачиваться на гаревой дорожке в сторону автоматических въездных ворот. Те стали вальяжно расходиться в стороны, выпуская беспокойную машину. Вероника едва не поцарапала левое крыло, когда проскакивала в расширяющийся створ, точно вела «Арго» меж Симплегад.

Уже через сорок секунд в ход была пущена пятая передача, скорость перевалила за сто.

Алексей отвлекся от созерцания рук Вероники, стремительно меняющих курс машины и продолжающих увеличивать и без того немаленькую скорость. Обернувшись, он спросил:

— Как же ты угадал со временем?

Иван не успел ответить.

— Это я ему позвонила, — донесся тонкий голосок.

— Зачем?

Вероника пожала плечами:

— Разве я сделала что-то не так?

— Да нет, почему же. Вот только, зачем мне сегодня охрана, я не представляю.

— Никогда не помешает. Как я понимаю, телохранитель, во-первых, придает уверенности охраняемому, а во-вторых, повышает значимость последнего в глазах того, с кем ему предстоит вести переговоры.

— Ты лучше на дорогу смотри, а не на меня, — хотя, по большому счету, ему было приятно именно последнее.

Вероника фыркнула:

— Я так и делаю, — и тут же подрезала самосвал.

Сзади послышался протяжный скрип тормозов тяжелой неповоротливой машины, запоздалый гудок. Иван досадливо хлопнул себя по лбу:

— Лучше бы я сел за руль.

Алексей хохотнул, чувствуя в себе какой-то детский восторг, разом охвативший его, не то от быстрой езды, не то от приятной компании, которую справедливо считал «своей».

— Я так и думал. Но она все равно быстрее водит, так что не обессудь.

— Вероника, за сколько времени вы сумеете добраться? — Мельников спрашивал, не отрывая взгляда от серого в крапинку потолка машины.

— От силы полчаса, Герман Романович, мы сейчас на МКАД выберемся, — она хлопнула себя по карману куртки и обернулась назад: — У кого-нибудь сигареты найдутся?

Она наверняка знала, что позади нее сидят убежденные противники «легкого наркотика».

Ее шеф пожал плечами и полез в карман.