Екатерина Лесина - Счастливый доллар Страница 15

Я к чему все это говорю, а к тому, что не была Паркер несчастной девицей, судьбою обделенной, как она себя выставлять любит. Как и Барроу не был обиженным жизнью подростком. Никто его с пути истинного не сбивал, сам себе и дорожку выбрал, и поворот, и финальную точку, пусть ее и поставил я.

Клайд родился 24 марта 1909 года в семье многодетной и небогатой. Обыкновенной, я вам скажу. И еще скажу, что не каждый, кто в бедности растет, сволочью становится. Оправдание это все для собственного безумия. Клайд воровал с детства и крепко, попадался не раз, да все прощали. Жалели бедолажку. И мать его вечно за сынка просила, ну да о ней отдельный разговор. В общем, когда терпение иссякло, отправили Клайда в исправительную школу. Чего? Не говорил? А про это он вспоминать не любит, в этой школе его крепко поправили… Чего я улыбаюсь? Да того, разлюбезнейший мистер Шеви, что эта самая школа на вашей любовной сказочке крест ставит. Отчего? А то вы сами не знаете, не слышали, чего про Барроу поговаривают…

Неправда? Ну ваше право, конечно, только я, мистер Шеви, скажу так: эту парочку знаю лучше, чем они сами. Я несколько месяцев копался в их жизнях и их головах. Я хотел проникнуть в их дьявольские планы, и я это сделал. А потому убежден: слухи про то, что Клайду Барроу больше мальчики интересны, сущая правда.

В школе его таким сделали. Ну а дальше вы, верно, знаете. Со школы он ушел, из семьи тоже. С братцем Баком… нет, этот нормальный вроде, такого ничего там не было. Так вот, с братцем Баком в двадцать восьмом сбежал из дому. Почти сразу подняли казино в Форт Бен Каунти, взяли сущую мелочь, но по сути – первая настоящая добыча. Так дальше и работали. Верховодил Бак, Клайд подчинялся да набирался опыта. И хорошо набирался, я вам скажу. К тридцатому-то году оба в списке значились.

А в январе месяце оба и попались. Суд был. Клайду дали два года, братцу его четыре. Мало, это да. Ну так они ж никого-то не убили еще, да и брали мелочевку. Небось про то, как сидел, Клайд тоже не рассказывал? Ага, не любит он вспоминать, это точно. Он же хилый сам, видели. Это с машиной да пистолетами герой. Отбери, и останется кучка слизи…

Нет, мистер Шеви, не злюсь я. Правду рассказываю. Предупреждал же, что невкусная будет. И коль не хотите такой, так дверь вон там. Никто вас не держит.

Так вот, и знакомство с Бонни, и арест как-то рядышком пришлись, точно проверял кто-то парочку. И удалась проверка. Как оно было? А так, что, по сути, Клайда дважды садили. В первый раз, в тот самый, когда с братцем вместе. Ну и Бак, он-то покрепче был, сдернул с каторги и принес Бонни записочку от возлюбленного.

Да, да, я про тот самый побег говорю. И не из участка, а из тюрьмы он бежал. Бонни пронесла оружие. Как? Да актриска она, тут уж не отнимешь. Сначала сама заигрывать стала с тюремщиком, а как старшой вошел – в слезу ударилась. Ну и сами понимаете, скандалец получился, и чтоб его не раздувать, Бонни и пропустили без обыску.

Что было б, когда б старший не зашел? А все одно, думаю, нашла бы способ. Какой-какой, да тот самый, которым бабы обыкновенно с мужиками рассчитываются…

Так вот, той же ночью Клайд и сдернул с тюрьмы. Бежал, аж пятки горели. На товарняках до Огайо добрался. В Мидлтауне его и взяли под белы-то рученьки. Правда, вернули уже не на прежнее местечко, которое, если подумать, не таким и плохим оказалось. Сунули в Истхем, федеральную тюрьму строгого режима и сроку добавили до четырнадцати годков, что, я вам скажу, было куда как верно.

Барроу, как узнал, яриться начал, протестовать. Два пальца на ноге отпилил, прежнего приговора требуя, только не помогло. И Клайд это скоренько понял. И тут же переменился, шелковым стал. А мать его, Камми Барроу, принялась письма губернатору слать, умоляя о снисхождении. И так старалась, что 2 февраля тридцать второго года Клайда выпустили из тюрьмы.

Каким вышел? Ну это вам у него спросить надо было. Другим, понятное дело. Поговаривали, ему тяжко пришлось. Федеральная тюрьма – это вам не рай овечий. Били? Да, думаю, что били. Вы не спрашивайте, вы съездите и поглядите, коли пустят. Но мой вам совет, лучше уж пуля, чем до конца жизни в этом аду… Да, еще сказать надобно, что именно там Клайд и убил в первый раз.

Интерлюдия 3

Душно. Холодно и душно, точно воздух разлили по кружкам и теперь, выпив свою до дна, Клайд скорее сдохнет, чем добудет еще глоток. Смердит. Людьми и дерьмом, совсем как на папашкиной ферме и еще хуже. Давит стенами, звуками, глазами.

Пялятся-пялятся, вот-вот проткнут.

Сволочи.

Каждый из них – урод, способный на все. И Клайду, если выжить хочет, придется стать таким же. Сейчас. Но лучше завтра.

Конечно, завтра. Он имеет право немного потянуть, остаться собой. А ведь до чего же славно все складывалось… Ушел, просочился водой сквозь пальцы, глотнул свободы полной грудью, чтобы теперь снова задохнуться в этом дерьме.

Вырваться. Пока не задушили, не задавили, не растоптали, как топчут слабых. Он, Клайд Барроу, здесь слаб. Почему? А потому, что простора нет. Ничего. Исправится.

Когда?

Скоро. Стоит пальцы сложить щепотью, и на коже ладони вспыхивает отпечаток Дьяволова клейма. Тяжестью давит монета, никому, кроме Клайда, не видная. Зовет. Подталкивает. Ну же, смелее, решайся, и тебе повезет.

Ведь получилось у Бака слинять?

И Бонни повезло пистолет пронести.

И самому Клайду везло до последнего, до самого предела, за которым пришло понимание – дальше никак. Вышел кредит, платите по счету. Как? Просто. Ты же знаешь, нужно лишь заглянуть в себя, и вот он, ответ, дохлой рыбиной на поверхности плавает.

Подчинись, и все вернется. А если нет…

Если нет, тогда четырнадцать лет ада. Кнут. Работа на износ. «Гимнастика», которой развлекаются и те, что охраняют, и те, что сидят. Отжимайся, Барроу, веселее, ниже, чтобы пол целовать, а потом выше. И снова ниже. Ну-ка, на сотню. Или две. Пока руки не подломятся от натуги…

Поля бесконечные, черная земля, разбитая ногами, разломанная мотыгами. Спина, вечно ноющая. Голод. Страх лечь там, на местечковом кладбище в одной из ям, что каждую неделю свежие.

Выбираться. Любой ценой. Сегодня. Да, уже сегодня, если повезет… невидимая монетка кувыркнулась в воздухе, припав ледяным серебром к ладони. Орел? Решка?

Обломок трубы Клайд припрятал давно, но все тянул и тянул. Выбирал. Думал. Мучительно выстраивал планы. Нет, жалко не было: кого жалеть, когда ублюдки кругом? А вот попасться на глупости не хотелось. К его-то списку еще и убийство добавлять – прямая дорога к смертникам.

Все будет хорошо.

Все получится.

Возьми трубу. Спрячь под одежду. Вынеси во двор. Сунь в груду мусора. Стань рядом. Иногда отходи. Веди себя, как обычно, чтобы никто не догадался. Они же тупые, но со звериным нюхом. И тебе тоже надо зверем стать. Уподобившись, спасешься…

Вон она, твоя добыча. Плакать о нем не станут. Падла и стукач. Царь ублюдков и князь уродов, собравшихся в этом аду. Самое время отправиться в следующий. Дьявол будет доволен.

И продлит кредит удачи.

Стой. Смотри. Идет к тебе. Как будто бы к тебе. Чего-то увидел? Догадался? Теперь точно придется кончать, иначе проблем не оберешься. И пускай. И хорошо. Когда некуда бежать…

Труба опустилась на череп. Хрустнуло. Чавкнуло. Брызнуло алой искрой, но не попало. В закутке двора тихо и безлюдно. Удачно.

Дьявол хохочет. Серебро жжет руку.

Скоро Клайда выпустят. Он свою часть сделки исполнил. И Дьявол исполнит. Зачем ему мухлевать?

Как Варенька и ожидала, Сергей заявился с самого утра. Злой. Снова в панцире костюма. И уже не сверчок – настоящий краб. Вон руки-клешни сжимаются-разжимаются, того и гляди поймают и одним ловким движением перекусят пополам.

– Ты выяснил что-нибудь? – Варенька села у окна. Солнечный свет, белизна домашнего платья и фарфора – Германия или Россия? – милые декорации предстоящей сцены.

– Нет.

Отвернулся.

– Почему? Кофе? Чай? Да ты садись, садись…

Подчинился. И только сев, понял, что сделал ошибку. Их разделял овальный столик – красное дерево, инкрустация, – но он был слишком мал, чтобы Сергей чувствовал себя в безопасности. Он заерзал, отодвигаясь – скрежетнули ножки стула по паркету, и Варенька нахмурилась.

– Осторожнее. Это очень дорогая мебель. Олег расстроится.

Ложь, конечно, но пока ей следует играть роль примерной жены, пусть даже собеседник в курсе, что на самом деле все совершенно иначе.

Варенька налила чаю, добавила сливок, подвинула собеседнику. Поинтересовалась:

– А ты у девки его был? Вдруг она что-то знает?

Крючок заглотил сразу.

– Какая девка?