Дмитрий Вересов - Летний сад Страница 15

И, что чувствовалось сразу, во всем этом великолепии отсутствовал дух нарочитой провокации. Ленинградкам нравилось быть красивыми безо всякой меркантильно-охотничьей подоплеки. Джейн физически ощущала это.

После долгих раздумий и экспериментов она напрочь забраковала трикотажные топы и джинсы, хипповские балахоны в разводах и фенечки, летние матерчатые сапоги до середины бедра и шнурованные бюстье из черной кожи. Она остановила свой выбор на расшитых бисером мокасинах из оленьей выворотки на голую ногу, плиссированной юбчонке из красно-черной шотландки, чуть-чуть не доходящей до колена, и блузе-апаш из голландского полотна на пуговицах-бусинках «под жемчуг». Сумка-ягдташ с бахромой и бисерным узором, в пандан мокасинам, и очки-хамелеоны в роговой оксфордской оправе дополняли ее туалет.

Минимум косметики, гигиенический блеск и немножко, в два-три касания, туши на ресницах…

– Ну-ка, ну-ка, надень эту свою кепчонку… Ну и рожа у тебя, Гладышев! И как называется этот маскарад? – Генерал пребывал в прекрасном расположении духа.

– «Барышня и хулиган», товарищ генерал, – Андрей засунул руки в карманы флотского клеша, вразвалочку прошелся по ковровой дорожке кабинета.

– Н-да. Кто бы видел.

– Овладеваем искусством перевоплощения, – Гладышев снял кепку и застыл в ожидании начальственного решения. Начальство раздумывало.

– Ты это… Сам придумал или подсказал кто?

– Сестренка у меня в хореографической студии при Дворце пионеров. На днях у них концерт был, так она всю семью вытащила, здорово у них там все получилось.

– У кого получилось?

Андрей смутился.

– Ну… на сцене. Вот я и подумал, почему бы не попробовать.

– Я, конечно, не балетоман и далеко не театрал, но кое-что помню. Ведь у этой барышни с этим самым хулиганом вроде какие-то отношения возникают, а? – генерал из-под очков изучал подчиненного. – Так ты решил, что ли, приударить за объектом?

Комсомолец Гладышев вспыхнул:

– Ну, вы скажете, товарищ генерал! Какое там приударить! Просто типаж понравился и все! Не под аспиранта же мне наряжаться или фарцовщика какого. Батя-то мой до проходчика метрополитеновского в деревне механизатором был. По Сеньке и шапка.

– Ладно, Гладышев, не обижайся… Вроде бы выглядит натурально… Хотя, признаюсь тебе честно, живой шпаны твой начальник года с пятидесятого в глаза не видел.

– Да есть еще маленько, – лицедей присел на стул у стены.

– Ну, а линию поведения какую выбрал?

– Обыкновенную, товарищ генерал. Подъем в шесть, наедаюсь чесноку и – к общежитию.

– Так. Так, так… Там же два выхода?

– Мы со Скворцовым уже учли это. Остался один, – Андрей виновато посмотрел на портрет Дзержинского. Генерал коротко хохотнул.

– Надеюсь, не взорвали?

– Как можно! В сопровождении завхоза заколотили двери досками, повесили предупреждение: «Пользоваться запрещено, аварийное состояние!»

– Завхоз надежен?

– Как сейф, товарищ генерал. Орден Красной Звезды и батальонная разведка.

– А дальше?!

– Дальше все, как в балете. Он по ней сохнет, всюду, как тень, ее сопровождает. Вот и вся драматургия.

– Вся? Что же, чем проще – тем лучше… Постой, а чеснок-то зачем? – Генерал встал из-за стола и подошел к молодому сотруднику.

– На всякий пожарный, товарищ генерал. Вдруг понравлюсь, а так – с гарантией.

– Да, настоящий ты, Гладышев, театральный деятель, – генерал, первым протянув руку, крепко пожал пятерню сотрудника. – Ну, удачи тебе, Андрей Сергеич!

– Служу Советскому Союзу!

Это был десятый по счету день рождения Джейн Болтон. Проснувшись, девочка увидела аккуратно разложенные на прикроватном кресле обновки: платье с пышной – «Как у принцессы, дедушка», – многослойной пачкой из бледно-розового атласа, того же цвета туфельки с серебряными пряжками, нежно-кремовые боди на узких бретелях и тяжелые, плотные на ощупь шелковые алые ленты.

Сердечко девочки радостно затрепетало. Босиком, в одной ночнушке, Джейн выбежала из спальни и побежала к кабинету деда. Она быстро спустилась по старинной лестнице с резными перилами, оставалось только повернуть за угол широкого коридора, как вдруг она услышала громкий и сердитый голос сэра Огастеса:

– Дэннис, вы немедленно покинете не только Фаррагут, но и Англию вообще! Дочь я вам отдал и бесконечно сожалею об этом. Внучки вы от меня не получите, пусть даже Шестой флот подойдет к берегам Британии. Никаких дискуссий!

– Боюсь, дорогой тесть, что судебное решение будет посерьезней авианосцев! – Джейн не знала голоса отца, да и внешность его была знакома девочке только по фотографиям. Она прижалась к стене и испуганно замерла.

– Вы жаждете судебного разбирательства, мистер Болтон? Вы его получите. Разрешите только напомнить вам, что Джейн – британская подданная. А коль скоро это так, то и дело будет слушаться в Королевском суде! – В голосе деда звучал металл.

– От этого обстоятельства выиграют только мои адвокаты. Но на деньги в данном случае – наплевать, – Болтон говорил решительно и уверенно.

– Допускаю, Дэннис, что на деньги вам плевать. Позволю себе лишь заметить, что по законам Соединенного Королевства вы не сможете притащить ребенка в суд и устроить там традиционное для Америки шоу. Слушание будет закрытым, и меня ничто не удержит от соблазна представить суду подлинные документы, открывающие истинное лицо Дэнниса Болтона.

– Сэр, я разведчик, и скомпрометировать меня обстоятельствами моей профессиональной деятельности практически невозможно. Возникнут серьезные проблемы, и в первую очередь у вас, сэр.

– Разведчик?! – раздались звуки тяжелых шагов деда. – А на этих снимках, надо понимать, зафиксированы моменты разведывательной работы? Грязный мужеложец! Убирайся вон из моего дома и из Англии…

Это было третье по счету открытие Джейн Болтон.

Студенческая молодежь Ленинграда в вопросах взаимоотношения полов, на взгляд Джейн, не была ни излишне озабоченной, ни пуритански настороженной. Знаменитое «Не циклись!» лучше всего описывает не легкое, нет, а, скорее, сбалансированное отношение будущих педагогов и инженеров, медиков и ученых абсолютно ко всем аспектам их новой взрослой жизни. Оно полностью совпадало с ее взглядами на начало взрослой жизни. Учебные кредиты, карьера и выгодные связи, мезальянсы и внушительное количество партнеров как дежурный атрибут самоутверждения – все это осталось по ту сторону «железного занавеса».

Интерес девушки к представителям противоположного пола у себя на родине и во время поездок на континент, собственно, и «интересом» нельзя было назвать. Существовало естественное, согласно биологии и физиологии, любопытство, по которому, как танком по клеверному полю, проходили спонтанные попытки сближения с определенной целью.

Разочаровавшись в оксфордских и кембриджских кавалерах, которые, по твердому убеждению Джейн, пытались справиться с половым возбуждением при помощи алкоголя, а не более естественных действий, она решила приобрести первый сексуальный опыт на континенте.

Но ни в романтическом Париже, ни на побережье чувственного Портофино, «не задалось». Девушка уже было махнула рукой на окончательное «прощание с девством», решив представить все естественному ходу событий, как случайная встреча в Будапеште все расставила по своим местам.

Она была последней посетительницей гостиничного бара. За стойкой медленно перетирал бокалы молодой, не лишенный приятных черт венгр. Обстановка – освещение, музыка и все прочее, включая пряные и маслянистые запахи дорогого алкоголя, – располагала к романтическим размышлениям. Потом внезапно вспыхнул верхний свет. Джейн обернулась. В дверях бара стоял старший консьерж будапештского «Хилтона», живая легенда венгерской столицы, известный в прошлом спортсмен Дьердь Белаши.

– Извините, мисс, – по-офицерски четкий, короткий кивок головы. – Я не думал, что кто-то из посетителей находится в баре. Еще раз – извините!

В помещении вновь воцарилась романтическая атмосфера, а Белаши, коротко переговорив о чем-то с барменом, в скором времени ушел.

Джейн, которую внезапная световая атака сбила с меланхолического настроения, пыталась побыстрее расправиться с коктейлем. Но спиртное упрямо не желало заканчиваться. Бармен обходил столы, расставляя чистые пепельницы, и наконец добрался до столика, за которым сидела девушка.

Венгр был сантиметров под сто восемьдесят, но первое, что бросилось в глаза Джейн, был огромный напряженный бугор под обтянутым тонкой черной тканью барменским гульфиком. Она от неожиданности втянула через соломинку большой глоток. Алкоголь тут же ударил в голову, вместе с ним пришли кураж и безудержное любопытство.

Девушка подняла глаза. Бармен, улыбаясь, смотрел на нее и что-то говорил по-венгерски. Понять этот язык было выше ее способностей, а самое главное – противоречило ее желанию. Тонкая девичья рука смело потянулась к вздувшемуся гульфику, и подушечки пальцев осторожно погладили ткань.