Марина Серова - Преступление в двух сериях Страница 15

В одном из наушников, передающем действия в квартире, заработал «жучок», поставленный под столом в зале, — раздались противный скрежет, стук, журчание воды, и отчетливый голос Масловой произнес смачно:

— Черт побери, эти долбаные чашки! З-зараза!

Так, хозяйка квартиры проснулась, умница. Теперь можно и по телефону поговорить, а то и прогуляться куда-нибудь по делам, язвительно подумала я, выбрасывая окурок за окно, в повлажневшую и покрывшуюся ледяной сверкающей корочкой листву и закуривая еще одну сигарету. Но во втором наушнике, связанном с телефоном, по-прежнему царила тишина. Зато первый осыпал меня не слишком приятными звуками — кажется, по столу елозила тряпка.

Полученная по моим личным каналам техника была первосортной и озвучивала все, чуть ли не дыхание человека в комнате. В данном случае чуткость прибора отнюдь не доставляла мне удовольствия — бессмысленное бурчание Людмилы, обладательницы пронзительного голоска, вместе с ширканьем тряпки создавали мощную атаку на барабанные перепонки. Я уменьшила громкость почти до конца.

Стрелка на часах, кажется, замерла. Да, такое времяпрепровождение не назовешь занятным. Скорее уж занудным.

Наконец второй наушник щелкнул, и я прибавила его громкость.

— Алло? — низкий мужской голос звучал с полувопросительной-полусонной интонацией.

— Привет, золотце, я тебя не разбудила? — затрещала Людмила. — Помнишь, мы договаривались, что я тебе позвоню… Только я обнаружила, что у меня сегодня встреча, вот и решила позвонить пораньше. Как дела?

— Нормально, ты меня не разбудила, я рад тебя слышать. — Голос был невозмутим.

— Как твой шеф относится к закупке лазерного оборудования?

— Аналогов много, говорит. Но я к нему все время подкатываюсь, так что, думаю, согласится. — В мужском голосе прорезалась язвительная улыбка. — Людочка, еще немного потерпишь?

— Конечно, — весело откликнулась Людмила. — Только действуй побыстрее, а то мой знакомый может продать всю партию.

— А нового ничего нет? — осведомился мужчина с любопытством.

— Пока нет.

Мне показалось, что в голосе Масловой при этих словах прозвучала еле заметная растерянность и еще — какой — то намек. Раз она распространяет оптику и все, связанное с данной отраслью техники, то могла бы продать этому своему абоненту и чертежи Шолонского. Если они у нее, конечно. Или пока опасается?

— Но если будет, ты ведь сообщишь… — попросил мужчина. Людмила с готовностью, кокетством и сдержанной иронией ответила:

— Конечно, только ты сначала пропихни первый заказ.

— Говорю тебе — скоро контракт будет подписан, — заверил ее собеседник.

— Ну тогда пока. Звони, если что. — В наушнике громким щелчком прозвучал отбой. Но тут же сработал другой.

— Вот придурок! — возмущенно буркнула Людмила. Голос ее был немного приглушен, но звучал достаточно четко. — Не может шефа обработать побыстрее! Лучше бы… Ой, к черту, — лаконично завершила монолог с самой собой Маслова.

Я совершенно забыла о сигарете, торчавшей в моей замершей руке, и вот результат — огонек, подобравшись к пальцам, задел кожу. Чертыхнувшись и швырнув сигарету за окно, я подула на пострадавший палец и продолжила вслушиваться в тишину. Скучно! Хоть бы Людмила Владимировна еще кому-нибудь позвонила…

Ну и что, что скучно? Такая уж у меня работа, а призвание не выбирают. Если бы я хотела иметь нормированный рабочий день и фиксированный оклад, работала бы в прокуратуре, как раньше. Но раз уж предпочла вольные хлеба — терпи, Татьяна Александровна.

А из прокуратуры я ушла по единственной причине — терпеть не могу, когда мной пытаются руководить. Неважно кто — просто не люблю, и все.

Я задумчиво закурила очередную сигарету, выдохнув дым сквозь ноздри, и посмотрела на порядком опустевшую пачку. Нет, так нельзя — я начала слишком много курить. Надо либо бросать, либо перейти на сигареты полегче. О здоровье пора позаботиться.

Наушники мертво молчали. Ни единого звука. Солнце начало пригревать сквозь стекло автомобиля. Тоска.

Дверь масловского подъезда открылась, и я тут же насторожилась. Но из подъезда вырулила какая-то бабуська, тянущая за собой несчастную болонку, которой, по-моему, страшно не хотелось покидать теплую квартиру. Собачка отчаянно сопротивлялась, пытаясь оттянуть неотвратимое и скользя всеми четырьмя лапами по обледеневшим ступеням.

Я так заинтересовалась разворачивающейся на моих глазах сценой, что едва не упустила Людмилу. Хороша бы ты сейчас была, частная сыщица Таня Иванова: наблюдала за какой-то не желавшей идти на прогулку болонкой, а твоя подозреваемая ускользнула бы, не применив ни единой уловки!

Маслова вышла из дома, красуясь в светлой короткой дубленке. Сапоги ее, на сей раз черные, с трудом цеплялись за асфальт тонкими шпильками. Боже, на какие жертвы эта дамочка идет ради сомнительной привлекательности!

Я выскочила из машины, поспешно сунув сотовый в карман куртки — вдруг у Кири появятся новые сведения, и он решит мне позвонить, — и осторожно пошла вслед за Масловой, пытаясь не повторить вчерашнюю ошибку.

Людмила, впрочем, оглянулась лишь пару раз. И я умудрилась остаться незамеченной: один раз — купив пачку легкого «Парламента», а второй — отвернувшись и закурив. Судя по всему, Маслова не обратила на меня внимания. Конечно, ведь сегодня мои стройные ноги не мозолили ей глаза, джинсы надежно скрывали великолепие моих конечностей от ее невинных глаз.

Маслова постояла на остановке, покурила и ринулась в подошедший троллейбус, отшвырнув недокуренную сигарету. Бычок врезался в начищенный ботинок какого-то подростка, впившись в кожзаменитель кровожадно-алым огоньком, отчего «ребенок» не по-детски заверещал, мешая проклятия с матерными словами.

Выслушивать словесные упражнения невоспитанного малолетки я не стала, а быстренько загрузилась в троллейбус вслед за Людмилой Владимировной. Маслова подвесилась к поручню, отчего ее дубленка неприлично задралась вместе с юбкой, и вперила взор в пространство, интенсивно шевеля губами — мысли рвались наружу, наверное.

Я пристроилась за широкой спиной какого-то квадратного дядечки и наблюдала за Людмилой поверх его кожаного плеча. Мужчина не протестовал. Он косил на меня любопытствующим взглядом, не делая, к счастью, попыток свести знакомство. Так мы доехали до конечной остановки, и Людмила колобком выкатилась на влажную, дышащую промозглым холодом улицу. Я последовала за ней, прикрываясь спиной все того же дядечки.

Маслова перешла дорогу и направилась к единственному многоэтажному зданию, расположенному на горе. Кругом ютились невысокие домишки. Ну и что же здесь, среди всего этого убожества, делает ухоженная дамочка?

А дамочка, спотыкаясь на каждом шагу, скользя на своих каблуках и страшно ругаясь, покрывала чуть ли не матом дурные дороги, приближающуюся зиму и вообще все милости природы. Я с трудом сдерживала смех, легко шагая вслед за Людмилой Владимировной в своих удобных сапожках.

Маслова свернула на одну из узких тропок, проложенных между частными домами, и осторожно пошла к одной ей ведомой цели. Впрочем, цель и мне скоро стала ясна — господин Гурьянов. Он стоял у одного из глухих заборов, полностью скрывавшего дом, и переминался с ноги на ногу, задумчиво вглядываясь в даль.

Я, чтобы снова не попасться «сладкой парочке» на глаза, свернула на одно из ответвлений тропинки. Как только они решат, куда отправиться, я снова прицеплюсь к ним на хвост.

А Гурьянов, встретившись с Масловой, подхватил ее под локоток и повлек куда-то. Я пошла следом. Михаил Яковлевич что-то снова увлеченно вещал своей спутнице, изредка взмахивая руками.

Я пристально наблюдала за ними, медленно шагая по скользкой дороге, кося взглядом по сторонам и отчаянно делая вид, что я, в сущности, здесь совершенно ни при чем и рядом не стояла. Впрочем, парочка и не обращала на меня внимания. Людмила чуть ли не в обнимку с Михаилом Яковлевичем дошли до остановки какого-то автобуса, устроились на совершенно пустую лавочку — видимо, транспорт здесь ходил настолько редко, что никто на него и не надеялся, — и продолжили бурное обсуждение своих проблем.

Я задами подошла к остановке и присела позади нее в кустах. К счастью, меня скрывали ветки, с которых еще не полностью облетела листва. Я прислушалась.

— …Миша, ты скоро их сделаешь? — продолжая прерванный разговор, спросила Маслова.

Гурьянов ответил с ленивой уверенностью:

— Ну конечно, только вот напутали вы черт знает сколько.

— Как будто я путала! — обиделась Маслова. — И вообще… Ты же перепишешь, и все будет в порядке?

«О чем это они, черт возьми?» — спросила я сама у себя, съеживаясь и почти сливаясь с кустарником. А парочка по-прежнему тарахтела о каких-то непонятных своих делах, документах и прочем.