Последнее дело Холмса - Артуро Перес-Реверте Страница 15

– Полагаю, что да. Трудно.

– Можно утверждать со всей определенностью лишь то, что она умерла именно такой смертью и билась в предсмертных конвульсиях. И еще один признак – то, что произошло… гм… вульгарно выражаясь, выделение кала. Это бывает.

– Вы установили, в каком состоянии тело?

– Да. Я взял на себя смелость… э-э… – Доктор развел руками, будто оправдываясь. – Раздеть ее. Ну, просто я подумал, что…

– А еще какие-нибудь повреждения нашли? – перебил я, не оценив его щепетильность. – Какие-нибудь признаки того, что она сопротивлялась?

– Нет. Никаких. Только след от ушиба, полученного при падении, и небольшой синяк на лодыжке.

– Чем можно объяснить его появление?

– Не знаю. Не исключено, что он возник раньше, по какому-нибудь пустячному поводу.

Я сидел совершенно неподвижно и бесстрастно, а Пако Фокса, прислонившись к стеллажу, слушал молча. Он, кажется, получал удовольствие от этой ситуации, и я, позволяя ему вступить в диалог, спросил:

– Что скажете, Ватсон?

Сначала он растерянно заморгал. Потом, принимая игру, заулыбался.

– Вот этот синяк на виске… – отважился он.

– И что с ним? – подозрительно спросил Карабин.

– Может быть, кто-то сначала ударил мисс Мендер?

– Может быть, – подумав, ответил доктор. – Но это не очевидно.

– Для того, чтобы инсценировать самоубийство.

– Слишком грубо для инсценировки.

– И слишком странно для самоубийства, – с безразличным видом заметил я.

Карабин как-то неопределенно развел руками.

– Послушайте, – сказал он смиренно. – Вы помните, что я первым заметил в павильоне детали, не соответствующие картине самоубийства? Я обсудил это с вами обоими и потом сказал, что следует провести более основательный осмотр тела.

Я слушал его, не понимая пока, к чему он клонит.

– Что вы хотите сказать?

– Что у меня были сомнения относительно обстоятельств этого несчастья, но не его самого.

Он замолчал, пригладил бороду и со вздохом поднял обе руки, как бы демонстрируя, что у него в запасе нет больше аргументов. А потом заявил категорично:

– Она умерла от удушения петлей. В этом нет ни малейших сомнений.

Вот в этот миг я все так же бесстрастно сделал легкое движение. Всего-навсего поднял указательный палец.

– И петля эта, вероятно, все еще там.

Карабин неожиданно растерялся от этих слов.

– Точнее, веревка, разорванная надвое, – настойчиво продолжал я. – Один обрывок оставался на шее покойной, второй свисал с потолочной балки.

Сморщив лоб, доктор обдумывал мои слова. Потом провел ладонью по темени, поправляя парик. Мне показалось, что ему уже не хочется обсуждать эту тему.

– Их там больше нет.

Я напряженно выпрямился:

– Что вы такое говорите?

– То, что слышите… Веревка, на которой удавилась Эдит Мендер, исчезла.

В этот вечер Жерар не играл на рояле, и кое-кто из постояльцев удалился сразу после ужина. Первыми были супруги Клеммер. Доктор Карабин последовал за ними по одной из двух лестниц, ведущих на верхний этаж, и от моего внимания не укрылось, что турок стал явно избегать меня. Я был заинтригован этими новациями в его поведении, но не успел обменяться впечатлениями с Пако Фокса, потому что Малерба и его примадонна забросали меня вопросами о ходе расследования, на которые я отвечал осторожно, то есть увертками, экивоками и общими местами.

– Как чудесно, что ты подключился к этому делу, – сказала Нахат Фарджалла с излишней, на мой взгляд, сердечностью. – Ты как будто превратился в того, кем был на экране. – И обратилась за подтверждением к Малербе: – Правда же, Пьетро? Ведь это же просто невероятно.

Восхищение дивы не раздражало, а скорее развлекало продюсера.

– Он всегда был великим актером, – объективно оценил он мои дарования. – И, даже состарившись, таким остался.

Услышав эти слова, дива возмутилась:

– Кто состарился? Ормонд? Что за чушь! – Она положила мне руку на плечо, отчего надушенное декольте оказалось в непосредственной близости к полю моего зрения. – Не слушай этого хама. Ты превосходно сохранился – ты элегантен и великолепен.

– Заспиртован был, – сострил Малерба. – И долго. Вот и сохранился наш Хоппи.

Я устремил на него ледяной, викториански бесстрастный взгляд:

– Скажи-ка мне, Пьетро…

– Да? Что тебе сказать, старина?

– Как по-итальянски будет «сукин сын»?

Он благодушно расхохотался:

– Figlio di mignòtta.

– Так вот, ты самое это фильо ди минётта и есть.

– Ах боже мой, – вздохнула Фарджалла. – Какие, право, вы оба…

Спустившаяся со второго этажа мадам Ауслендер избавила меня от этой парочки. Совершенно естественным тоном, словно признавая мои неоспоримые полномочия вести следствие, она сообщила, что несколько минут назад навестила Веспер Дандас и что та еще спит под действием снотворного. Я спросил, снимала ли она «поляроидом» павильон, и получил утвердительный ответ.

– Позволите взглянуть?

– Разумеется. Я снимала в нескольких ракурсах. Они повторяются, я отобрала несколько штук и велела отнести их в ваш номер.

– Очень любезно с вашей стороны… Фонарик у вас найдется?

Большие черные глаза мадам Ауслендер взглянули на меня удивленно.

– Да, конечно. А зачем, можно узнать?

– Хочу прогуляться.

– Вернетесь в павильон?

В ответ я чуть заметно улыбнулся, сохраняя должную таинственность:

– Может быть.

– Сейчас?

– Да.

Хозяйка быстро обвела взглядом салон:

– Разумеется, вы можете побывать там когда угодно… В конце концов, вы…

Она запнулась, глядя на Фокса, Малербу и Нахат, наблюдавших за нами со своих мест.

– Все по-прежнему единодушны по этому вопросу?

– Вроде бы да.

Она прикоснулась к своим кольцам на правой руке:

– Невероятно, как действует миф на воображение людей…

Я изобразил улыбку.

– Мне кажется, они успокаиваются при виде того, как вы занимаетесь расследованием, – добавила хозяйка. – Даже меня это не миновало. Я сама поверила, что вы ведете расследование не понарошку.

– Магия кино, – насмешливо отозвался я.

– Несомненно.

– Хотя это не имеет даже самого отдаленного отношения к официальному следствию, – заметил я, не сгоняя с лица любезную улыбку.

– Разумеется. Я держу связь с полицией Корфу.

– Ожидается ли улучшение погоды?

– Пока нет. – Она чуть помедлила. – Только там, в павильоне, прошу вас, ничего не…

И осеклась. Потом протянула мне ключ:

– Дверь заперта.

– Давно ли?

– С той минуты, как доктор Карабин завершил второй осмотр. Завершил и запер.

Я взял из ее руки ключ – железный, с такими же бородками, как у всех ключей в отеле, но только без гравировки с номером комнаты. И сунул в карман, где лежал жестяной портсигар – пустой, потому что последнюю сигару я только что выкурил.

– Не беспокойтесь. Уходя, запру дверь и ничего там не трону. Просто погляжу.

Мадам Ауслендер еще миг пребывала в сомнениях. Глядела на карман, куда я положил ключ.

– Фонарь в зеркальном шкафу, – наконец решилась она. – Возле гардероба в холле.

– Спасибо.

Когда она отошла, я заметил, что Пако Фокса стоит за мной и слушает наш разговор. Я и не заметил, как он подошел.

– Про оборванную веревку вы не сказали, – сказал он.

Я смотрел, как мадам Ауслендер пересекает холл, направляясь к своему кабинету.

– И она тоже.

– Она могла и не знать.

Я медленно кивнул. Потом подошел к зеркальному шкафчику и там среди прочего нашел хромированный фонарь. Фокса следовал за мной.

– Элементарно, – сказал он.

Я с любопытством взглянул в его улыбающееся лицо и спросил себя, кому из нас двоих ситуация доставляет большее удовольствие. И ответил:

– Показательная деталь.

Мы шли по саду, не зажигая фонаря, потому что все было прекрасно освещено выкатившейся на небо луной, и казалось, что с помощью фильтров белым днем идет съемка ночной сцены. Вот стих монотонный рокот генератора, и настала полнейшая тишина: кроны олив виднелись в лабиринте серебристого света и тени, цикады замолкали при нашем появлении и возобновляли свои песни, когда мы проходили мимо. За деревьями слева высилась темная громада холма, защищавшая нас от шторма, который продолжал бушевать вокруг острова.

– Не хватает только собачьего воя где-нибудь вдалеке, – заметил Фокса.

– Это был последний фильм, где я сыграл Холмса, – ответил я не сразу, а сделав еще несколько шагов.

– И вероятно, лучший.

– Нет. Лучшим был первый, «Скандал в Богемии», поставленный Монтэгю Блейком. «Собака Баскервилей» уступает ему.

– А-а, да. Великолепный фильм… – Он помедлил, вспоминая. – Там была эта актриса… Как же ее?..

– Кей Фрэнсис.

– Да-да. Превосходно сыграла Ирэн Адлер.

– Замечательно сыграла.

Он снова заговорил о «Собаке Баскервилей»:

– Никогда