Ольга Тарасевич - Золотой венец Трои Страница 16

Примерно так я и думал, когда от шезлонга, стоявшего в тени пальмы, до меня вдруг донеслось:

– Салах, привет. Присоединяйся ко мне! Можно я буду называть тебя Блэк Черри?

Кристин в купальнике выглядела бесподобно. На пару секунд я даже забыл о своей пропаже.

– Значит, ты не возражаешь? – Она соблазнительно улыбнулась. – Бери шезлонг, присоединяйся! А почему ты ничего не спрашиваешь про «блэк черри»? Это прекрасный цветок, дивная орхидея. Красивее ее на свете ничего не существует! Она черная, совершенно черная, потрясающая…

Кристин стала рассказывать мне о своих любимых цветах. Я понял, что у нее целая коллекция дома, и эти цветы она любит так нежно и трепетно, будто они ее собственные дети.

Да, у меня не имелось других подозреваемых, кроме Кристин.

Но я смотрел в ее горящие глаза и не допускал даже мысли, что именно она украла мою драгоценность.

Кристин выглядела такой спокойной и естественной, что я так и не решился ни о чем у нее спросить, просто слушал ее рассказ и любовался прекрасными пухлыми губками…

– Блэк Черри, почему ты такой грустный? Все в порядке?

Я соврал, что все в порядке. Потому что все меньше верил в виновность Кристин.

Она лукаво улыбнулась:

– Мне кажется, вон на той пальме прямо для тебя вырос прекрасный золотой банан. С изумрудами и сапфирами!

В два счета я оказался у пальмы, поднял руку и…

Там стояла моя сумка!

С колотящимся о ребра сердцем я расстегнул молнию… и облегченно вздохнул.

Сокровище было на месте!

– Знаешь, я все думала, а не прихватить ли мне его с собой? – Кристин грустно вздохнула. – Мне кажется, оно стоит кучу денег. А мне так хочется иметь собственный питомник орхидей… Но потом я поняла, что воровство отравит всю мою любовь к цветам. Может, это и глупо – чистая совесть! Но я так решила. А вот ты, наверное, думаешь по-другому, да?

Я думал по-другому.

И считал, что у меня есть оправдание – голод.

Голод – это страшное чудовище! Только тот, кто прочувствовал все его стадии, кто знает наизусть его зловещие гримасы, меня поймет. То слабость, то желание кого-нибудь убить, то резь и боль в желудке, то звон в ушах… И все это длится мучительно долго… до бесконечности! И самое страшное – осознание того, что ничего не изменится. Голод – неизменный действующий персонаж всех моих кошмарных снов. Я очень боюсь, что мне и моей семье будет нечего есть. Мысли о том, что у мамы и сестер не останется даже горстки кускуса, сводят меня с ума.

Я рассказал Кристин все.

Да, я украл! А мог бы и убить!

Что у меня чудесная мама и три сестры, и я всех их очень люблю.

И что нам трудно живется, что я продаю свое тело. И мне не противно! Наоборот, я рад, что могу хоть как-то содержать своих любимых девочек.

И да-да – я украл! И спрятался на острове Бо, и хочу побыстрее продать этот венец и получить много денег. И мне все равно, хорошо это или плохо! Когда живешь такой жизнью, как у меня, все эти моральные терзания абсолютно неважны…

Она не дослушала, схватила меня за руку.

Я заметил слезы, заблестевшие в ее глазах.

Мы побежали в наше бунгало. Кристин заказала обед в номер, и мы несколько часов подряд наслаждались вкусной едой и болтали обо всякой всячине.

Очень хотелось поцеловать ее.

Я смотрел на лицо Кристин, любовался каждой его черточкой.

Иногда она выглядела грустной. Подкладывала на мою тарелку то закуски, то салат и все повторяла:

– Ешь давай! Ты такой худой! А у тебя большие планы, тебе надо набраться сил.

И вдруг на ее лице появлялась улыбка.

– Скорее бы прошла эта зима! Я люблю весну, потому что многие мои орхидеи зацветают весной. Больше всего я жду цветения своей любимой голубой «ванды»!

Я никогда не видел орхидей, не имел ни малейшего представления о том, как выглядит голубая «ванда». Но как же мучительно я ей завидовал! Я хотел бы быть цветком, о котором заботится Кристин…

Отяжелевшие от еды, разморенные теплом (кондиционер Кристин включать отказалась – сказала, что не для того она приехала из зимы в лето, чтобы мерзнуть), мы заснули.

Кристин и теперь посапывает, свернувшись клубочком на большой кровати в спальне. Я спал на диванчике в гостиной, а проснувшись, взялся за свои записи и…

В дверь номера постучали.

Салах отложил компьютер, поднялся с дивана.

На пороге номера стоял молодой парень.

– У меня к тебе дело, – быстро сказал он по-арабски. – Ты ведь не в первый раз на Бо? Я тебя тут уже видел… с другими дамочками. Короче, у нас такой план – пощипать как следует туристов и свалить отсюда! В стране начинаются акции протеста, беспорядки… Полиции будет чем заняться. Ну что, ты с нами? Поможешь облегчить багаж своей птички? Возьмем тебя в долю! Не бойся, мы заберем только деньги, никакой крови не будет. Если туристы поведут себя разумно и не станут дергаться – останутся в живых.

Салах покосился на бейджик с именем, приколотый к синей майке парня, и с недоумением пожал плечами:

– Ахмет, что вы задумали? Неужели ты не понимаешь, что если вы реализуете свой план, то никогда уже не вернетесь на работу в этот отель?

– Да если я продам один только ноутбук, заработаю столько денег, сколько мне в этом отеле за несколько лет не заплатят! Ну, так что, ты с нами?

– Я должен подумать.

– У тебя нет времени. Решай сейчас!

Он посмотрел в безумные, исполненные обжигающей ненависти глаза Ахмета. И кивнул:

– Хорошо, я согласен. Что надо делать?

Эмилия Мюрье грустно вздохнула, вспомнив о своих попытках поговорить с парой симпатичных американских туристов, Стивеном и Дженни, а также с недавно приехавшей русской, Ликой. Американцы солнечно ей заулыбались: «Быть такого не может; наверное, ваши познания в арабском не столь сильны, как вы думаете». Русская говорила о высоком уровне безопасности в отеле и прекрасном сервисе, потом переключилась на обсуждение массовых беспорядков в Москве и Париже.

И, в общем-то, в какой-то момент этим людям удалось убедить ее – никаких оснований для беспокойства нет.

У активно практикующих психотерапевтов случается так называемое профессиональное «выгорание». Проблемы клиентов, которыми наполнен каждый их рабочий день, постепенно формируют у врачей этого профиля мнение о том, что весь мир целиком состоит из всяческих кошмаров и ужасов. Маленькая неприятность воспринимается ими как вселенская катастрофа. А иногда… иногда ты проваливаешься в глубокую пропасть парализующего волю отчаяния и страха и вовсе без всяких на то оснований. Может, именно это с ней и произошло? Может, и правда все дело в неправильном переводе слов тех парней или в чьей-то шутке?

Но период блаженного спокойствия длился недолго. Стоило только ей явиться в ресторан на ужин, чтобы понять – весь обслуживающий персонал, от охранников до официантов, находится в сговоре.

Ничего ей не показалось!

Никаких сомнений нет!

В воздухе было ощутимо разлито некое беспокойство, напряженное ожидание. Даже запах этого места стал каким-то особенным – тяжелым, удушливым, густым… звериным.

И дело было не только в общей эмоциональной атмосфере. Стоит только посмотреть профессиональным взглядом на всех этих арабов! Их гнусные планы – в прямом смысле этого слова – были написаны у них на лицах.

Многозначительные взгляды, напряженные улыбки, нервные, порывистые жесты…

И очень странно, что никто не обращает на это никакого внимания! Сигналы настолько явные, что, кажется, даже не нужно быть профессиональным психотерапевтом, чтобы увидеть это!

Как подозрительно тот парень, подающий за барной стойкой напитки, отводит взгляд! Он протягивает ей бокал, и у него напряжены даже уши, а на лбу блестят бисеринки пота – при том, что кондиционер в зале работает на полную мощность!

Они явно что-то затевают. Все они!..

Что-то произойдет… в самое ближайшее время.

Категорически нельзя прикасаться ни к еде, ни к напиткам – их подают с такими фальшиво-заботливыми лицами, что лучше незаметно отставить в сторону бокал или тарелку.

И еще. Надо попытаться спрятаться в укромном местечке, благо таковых на территории острова более чем достаточно.

Но сначала надо позвонить и сообщить о возникших у нее проблемах.

Позвонить… Вот только кому?..