Наталья Солнцева - Испанские шахматы Страница 16

Полина согласно кивала головой, улыбалась. Повезло Грёзе! Наконец-то судьба сжалилась над бедной девочкой.

Все это пронеслось в уме Варвары Игнатьевны, пока Виктор возился с замком: выпитая водка и раздражение мешали ему попасть ключом в скважину. Когда же парень скрылся в своей квартире, пожилая дама с сознанием выполненного долга отправилась спать. Не успела она раздеться, как раздался нетерпеливый стук в дверь - это был Виктор.

- Извините, Варвара Игнатьевна, - с досадой произнес он. - Одолжите спичек! Мои закончились, не идти же в магазин? И зажигалка, как назло, сдохла!

Бывает, всплеск эмоций или похожая ситуация обостряют память - и сильный дождь, например, вызовет воспоминание о том, как человек промок и простудился, а запах сирени вернет ему ощущение первого свидания. Пусковой механизм памяти непредсказуем. Слова Виктора о спичках словно что-то включили в сознании Варвары, она на миг застыла, потом молча принесла коробок и протянула соседу.

- Спасибо, - пробормотал тот.

- Иди с богом.

Ирбелин ходил по кабинету от окна к столу и обратно, думал. Поговорить с Жоржем о Субботиной или не стоит? Если завести разговор, это вызовет у Глинского подозрения. Ну и плевать!

После утреннего совещания он не выдержал и попросил директора агентства задержаться.

- Вручил подарок?

- Да, - просто ответил тот.

- И как? Она… не удивилась?

- Удивилась, - осторожно произнес Жорж. - Чуть-чуть. Но шубка из голубой норки растопила лед в ее сердце.

- Да что ты? - неприятно усмехнулся Ирбелин.

Они оба уже не упоминали о расселении жильцов приобретаемого дома, эта проблема считалась решенной: квартиры были подобраны, представлены потенциальным владельцам, которые дали предварительное согласие. Даже для Курочкиных нашелся подходящий вариант, многодетному семейству удалось выбить две смежные комнаты без удобств в общежитии завода, где трудился отец. Только Виктор Лопаткин еще колебался, но и с ним переговоры шли успешно.

- А что у тебя с этой… девицей Субботиной… интрижка завязалась? - скривился Ирбелин.

Он сам не знал, какой ответ мог бы ему понравиться.

- Вроде того, - неохотно признался Жорж.

Молодой человек ждал от патрона ответной откровенности, но не дождался.

- Будешь с ней встречаться? - спросил тот.

- Хотел бы. Необычная девушка со странным именем Грёза… совершенно не похожая ни на одну из женщин, с которыми мне доводилось иметь… отношения.

Мимолетное выражение в глазах Жоржа - сладостная отрешенность, присущая любовному томлению, подействовало на Ирбелина, как красная тряпка на быка.

- Что ты себе позволяешь, Глинский? - прорычал он, багровея. - Волочиться за сиротой от скуки, от пресыщенности развратными бабами - это… низость! Ты ведь бросишь ее, как бросал всех своих любовниц! Ты сломаешь девочке жизнь и пойдешь дальше, не оглядываясь и беззаботно насвистывая.

Лицо Жоржа помертвело, а Ирбелина бросило в жар. Они уставились друг на друга, как два разъяренных самца, готовых кинуться в драку.

- Впрочем, какое мое дело?! - первым опомнился босс. - Ф-ф-фу-у-у-у… ну и денек сегодня. Наверное, магнитная буря, солнечный выброс…

- Как бы не так, - не последовал его примеру Глинский. - Солнце тут ни при чем. Вы сами имеете виды на Субботину, патрон? Понимаю. У вас зоркий глаз! Вы раньше меня разглядели в жалкой замухрышке интересную женщину. Думаете, я поверил в сказки про благотворительность?

- Ты чертовски умен, Жорж. Это тебя или погубит, или выведет в люди. Но прошу, оставь девочку в покое. Иначе…

- Что? - нахмурился Глинский. - Ну что вы со мной сделаете? Уволите? Разорите? Или «закажете»? Это смешно. Я предлагаю честный поединок - вы ухаживаете, я ухаживаю, и пусть нас рассудит… любовь.

- Любо-о-овь?! Какие слова ты, оказывается, знаешь, щенок! - не на шутку взбесился Ирбелин. - Много ты понимаешь в любви! Как ты смеешь мне предлагать поединок? Сопляк ты еще… жизни не нюхал… молокосос…

Он схватился за сердце и, задыхаясь, откинулся на спинку кресла.

- Вам плохо? - наклонился к нему Жорж. - Лекарство есть? Может, воды?

- Пошел… вон…

Глинский вызвал из приемной секретаршу, она принесла таблетки, распахнула настежь окно. Сказала коротко:

- Уходите.

- Это серьезно?

- Надеюсь, нет, - укоризненно произнесла она, показывая глазами на дверь. - Идите же! Ему нужно отдохнуть.

На ватных от напряжения ногах директор агентства «Перун» - уже, возможно, бывший - покинул кабинет господина Ирбелина. Он не собирался уступать ему девушку ни при каких обстоятельствах. Увольнения он не боялся, знал, что работу найдет легко, да и патрон - не какой-нибудь мафиози, вполне респектабельный бизнесмен, который не станет рисковать репутацией и вступать в конфликт с законом из-за смазливой девчушки.

При последней мысли Жоржа обжег стыд - Грёза не заслуживает такой оценки.

- Все угрозы Ирбелина - чистый блеф, - прошептал он, спускаясь по лестнице к выходу из офиса. - Патрон взбеленился и потерял власть над собой. Небось уже жалеет о вырвавшихся у него словах.

Вчерашний вечер, проведенный с Грёзой, перевернул представления Жоржа о женщинах и об отношении к ним. Новая знакомая оказалась молчаливой и застенчивой, она сидела в машине тихо, боясь пошевелиться, и глядела в окно. Он с трудом уговорил ее зайти в кафе.

- Мы же собрались поужинать, - напомнил Глинский, притормаживая у небольшого уютного ресторанчика. - Вы обещали.

- Я в старом свитере, - отнекивалась девушка. - И вообще, мне неловко. Зачем все это? Вы зря потратите деньги.

- Заботитесь о моем кошельке? - развеселился он. - Лучше подумайте, что бы нам заказать.

- Я не разбираюсь в блюдах, - покраснела она до слез. - Меня никто никуда не приглашал ни разу.

- Значит, пора начинать!

Заказ ему пришлось делать самому. Грёза не очень хорошо управлялась с ножом и вилкой, поэтому Глинский тоже отложил нож в сторону, чтобы не смущать ее.

- Я далеко не сразу научился этой премудрости, - объяснил он. - Мой отец работал в котельной, а мама возилась со мной и братом-инвалидом. У нас дома за столом было не до церемоний - наесться бы досыта. Наверное, наша жуткая бедность заставила меня рано искать способ заработать побольше денег.

Его шокировала собственная откровенность. До сего момента он никому не рассказывал о своей семье, даже Ирбелину. Кому интересны чужие проблемы? Но Грёза слушала, внимая каждому его слову. Это ее не отталкивало, а, напротив, сближало с Глинским.

- Все-таки у вас есть родители, - вздохнула она. - И брат.

- Отец умер два года тому назад, - без тени горечи сказал Глинский. - А мама и брат живут за городом, на моем содержании. Я отсылаю им достаточно, чтобы они ни в чем не нуждались.

Грёза посмотрела на него другими глазами.

- Вам трудно было становиться на ноги? - с сочувствием спросила она.

- Это уже в прошлом.

Он ловил любопытные взгляды мужчин и женщин, сидевших за соседними столиками - его блестящая наружность слишком контрастировала со скромной внешностью и одеждой Грёзы. Они представляли собой странную пару.

- Пойдемте, потанцуем? - желая эпатировать публику, предложил Глинский.

Грёза совсем растерялась, но послушно встала и доверчиво положила руку ему на плечо. Ее прикосновение потрясло Жоржа - он никогда еще не испытывал подобного ощущения: затопившей его нежности и потребности отдать всего себя этой едва знакомой молодой женщине с таким трогательным изгибом губ, с непослушными завитками волос вдоль щек, с дрожащей голубоватой жилкой на шее. Эта жилка отсчитывала теперь не только ее, но и его пульс. Полнота жизни раскрылась для Глинского так просто и ясно, что дыхание его стеснилось, и он некоторое время молчал, привыкая к этому новому состоянию.

Они двигались в танце, завороженные друг другом, очарованные звуками медленного фламенко.

- Испанская музыка, - голос Жоржа сел от волнения. - Вам нравится?

Она кивнула.

Ресторанчик назывался «Дон Кихот». Интерьер был выдержан в мавританском стиле, а на стенах висели пейзажи с ветряными мельницами и портреты черноволосых красавиц в кружевных мантильях. В центре зала в подсвеченной нише стояла скульптурная группа: хитроумный идальго Дон Кихот верхом на Росинанте и его верный оруженосец Санчо Панса.

- Между прочим, испанские мастера обожают изготовлять комплекты шахматных фигур по мотивам романа Сервантеса, - блеснул эрудицией Глинский. - И вообще… писатель вложил в уста одного из героев книги мысль… не помню, чью именно… что предназначение шахмат - быть символом жизни.

Грёза вздрогнула и слегка отстранилась, поднимая на него глаза.

- Символом… жизни? - переспросила она, холодея.

- Да.

Глинский не понимал, насколько разным было их отношение к прозвучавшей фразе.

- Я… хочу чего-нибудь выпить, - прошептала она.

Он проводил Грёзу к столику и налил ей красного вина, улыбнулся, вовлекая ее в разговор: