Юлия Вознесенская - Благодарю за любовь Страница 16

— А Милочка?

— Что — Милочка?

Жанна стояла, нахмурившись и постукивая ножом по ладони.

— Знаешь, я подошла к ней в храме после службы. Увидела, как она молится, что-то во мне дрогнуло, и я подошла к ней и попросила прощения. За тебя. И знаешь, что она мне ответила?

— Что?

— Что она охотно прощает меня и сама просит у меня прощения, потому что она специально приехала в Мюнхен, чтобы проститься со старыми друзьями перед дальней поездкой. И вид у нее при этом был какой-то… потусторонний. А я ведь не говорила ей, что мы с тобой расстались! Наоборот, я сказала ей, что ты тоже в Мюнхене. Так что найти твой адрес она могла в пять минут по телефонной книге.

— Когда это было?

— В прошлое воскресенье. Может, у нее рак?

— Рак?! А это ты с чего взяла?

— Так, почему-то подумалось. Она очень похудела. И потом, она ведь ясно сказала, что приехала в Мюнхен прощаться с друзьями… Рак часто накидывается на тех женщин, которые не могут пережить кризис расставания.

— Что-то я про такое не слышал, чтобы женщины от измены мужа заболевали раком.

— А я слышала и не раз. Бывает и хуже.

— Хуже рака?

— Да — умом трогаются или совершают преступление, а иногда и то, и другое вместе. Нет, Витя, ты непременно должен снести этот венок в полицию! Или постарайся встретиться с Милочкой и попросить у нее прощения.

— Ты, Жанна, фантазерка, но фантазии у тебя на этот раз какие-то уж очень черные. Ты и меня, и Милочку похоронила. Злая ты женщина, Жанна!

— Ну вот! А я его яичницей накормила и шесть бутербродов ему приготовила: с сыром, ветчиной и салями! Впрочем, я ведь сама призналась, что я злая баба.

— Ты до мужиков злая, а так очень даже ничего… Ладно, давай твои бутерброды, пойду я, а то еще твой спортсмен появится.

— Да, ему уже пора бы явиться. Хочешь с ним познакомиться и сравнить с собой?

— Намекаешь, что сравнение не в мою пользу?

— Угу.

— Поздравляю. Нет, я уж, пожалуй, от знакомства уклонюсь, а то еще прибьет. Так ты можешь одолжить мне немного денег?

Виктор снял с батареи свои кроссовки и стал надевать их прямо на кухне.

— Ты бы в прихожей обувался, Витя.

— А, да ладно… Я уже готов.

Он отнес синие тапки в прихожую и стал обуваться, с интересом поглядывая на новые клетчатые тапки.

— Сколько денег тебе дать?

— А сколько ты можешь?

— Пятьсот марок тебе хватит?

— Ого! Только чеком не предлагай: у меня в банке минус.

— У меня как раз есть наличные. Подожди минутку. — Жанна ушла в комнаты и почти сразу же вернулась, держа в руках деньги.

— Держи!

— Спасибо тебе большое, Жанна. Я отдам их тебе…

— Когда сможешь, тогда и отдашь. Иди, Витя! Будет еще надо — позвони. Но я думаю, ты недолго будешь без денег.

— Да, я собираюсь устроиться на работу.

— Или пристроиться… Ой, прости меня, вредную!

— Да ладно…

— И будь все-таки осторожен. Похоронные венки шутки ради не шлют, они все-таки больших денег стоят…

Он пошел к дверям и у самых дверей остановился.

— Жанна, а ты случайно не знаешь, у кого из друзей остановилась Милочка?

— Не знаю. Вроде у кого-то в Оберменцинге. Скорее всего это кто-то из людей, близких к монастырю. Ты знаешь адрес Почаевского монастыря?

— Нет, не знаю.

— Я тоже там никогда не была, но знаю, что это где-то возле Блютенбурга.

— Ничего, я найду. Как ты думаешь, в котором часу в монастыре начинается служба?

— В пять, наверное, как везде.

— Ладно, пошел я. Ты ничего не хочешь мне сказать на прощание?

— Ой, Витя, я уже столько тебе наговорила! Да и что в таких случаях говорят? «Наша любовь была сказкой»? Если и сказкой — так про вампиров.

— И ведьмочек.

— И ты прав, Витенька!

Виктор сбежал по лестнице, не стал вызывать лифт. Он вышел на улицу и решительным шагом направился к стоянке такси.

— Вы знаете, где в Оберменцинге находится русский монастырь? — спросил он водителя первой в очереди машины.

— Не знаю, но могу посмотреть по карте. Садитесь!

Виктор уселся в машину и порадовался, что не успел промочить ноги, идя к стоянке от дома.

Водитель развернул карту, посмотрел, нашел русский монастырь.

— Господин знает, что это будет стоить порядка пятидесяти марок?

— Я знаю, — кивнул Виктор. — Поезжайте, пожалуйста.

ГЛАВА 3

ВЕНОК ОТ МИЛОЧКИ

В маленьком храме русского мужского монастыря шла всенощная. Горели только красные лампадки и темные восковые свечки; в пахнущем ладаном теплом полумраке фигуры монахов казались особенно черными, и тем резче отличались от них стоявшие позади мирские, несколько мужчин и с десяток женщин. Милочки среди них Виктор не заметил, но все равно решил дождаться конца службы, чтобы расспросить о ней: если она остановилась в Оберменцинге, то наверняка у кого-то из прихожан монастыря.

Первые полчаса службы Виктор с интересом разглядывал скромное убранство храма и слушал хор, но потом, когда потушили все свечи, на середину храма вышел чтец и начал читать что-то до крайности унылое и монотонное, он заскучал, устал стоять на ногах и стал тихонько оглядываться — нельзя ли где-нибудь присесть? У задней стены он разглядел совсем небольшую скамью, на которой сидела старушка с костылем, а рядом стояла согбенная женщина в низко надвинутом на лицо черном платке. Он постеснялся их тревожить. «Однако, — подумал он нетерпеливо, — как долго у монахов тянется служба, и не спросишь ни у кого, скоро ли конец, — неудобно!» Ему нестерпимо захотелось курить, и он вышел из храма.

После запаха свеч и ладана особенно приятным показался ему свежий морозный воздух. Он прошелся вдоль длинного монастырского корпуса и вышел за ворота. Закурил. Напротив монастыря стоял игрушечный, но очень стильный замок Блютенбург: стены с башнями, окруженные рвом, низкие ворота, за стеной — сам замок и небольшой, похожий на макет готический собор. Перед замком на озерке был устроен каток, там было светло, играла музыка и кругами носились пестрые конькобежцы. Виктор стал прогуливаться по дорожке между темневшим за стеной кустов монастырем и веселыми огнями Блютенбурга: отсюда он увидит, когда прихожане пойдут со службы. А ему пока есть чем заняться: надо съесть бутерброды, приготовленные Жанной, пока они не задубели на морозе, ну и приготовиться к встрече с Милочкой…

Милочка… Как забавно они познакомились. Сколько же лет прошло с тех пор? Пять? Или шесть? Ого, как бежит время! Он подсчитал и припомнил, что с тех пор минуло уже семь лет.

Столько воды утекло, а он все еще безработный художник, у которого ни успеха, ни денег, ни собственной мастерской, в общем, ни кола, ни двора. Да, он Виктор Ни-колаевич, Ни-двораевич… Недурной каламбурчик получился, надо запомнить.

Все эмигранты из Советского Союза, выехавшие по израильской визе, прибывали в венский аэропорт, откуда их везли в Вену, распихивали по нескольким отелям наипоследнейшего сорта, держали там некоторое непродолжительное время, а затем переправляли дальше в соответствии с их волеизъявлением и возможностями, которые, увы, не всегда совпадали… Так вышло и с Виктором: наслушавшись еще дома рассказов о привольном житье на щедром германском пособии, он заявил чиновникам эмигрантского ведомства, что хотел бы обосноваться в ФРГ. Был послан запрос германским властям и получен отказ — власти не увидели оснований, по которым русский эмигрант мог бы претендовать на получение постоянного места жительства в ФРГ. Оставалось выбирать между Израилем, к которому он не имел отношения (кроме фактически фальшивого вызова от несуществующих родственников, который ему устроили друзья), и США. По поводу Израиля он вообще испытывал предубеждение, почерпнутое, как ни странно, в среде самих эмигрантов-евреев: абсолютное большинстве их, оказавшись в Вене, упорно отказывалось следовать на историческую родину, стремясь остаться в Европе или попасть в США, в крайнем случае в Канаду или Австралию. Но оформление в последние две страны тянулось долго и муторно, а ему хотелось поскорей определиться. И кто-то надоумил его пробираться в Германию нелегально. Ему дали, вернее, продали за 10 долларов адрес людей, занимавшихся за деньги переправкой эмигрантов через австрийско-немецкую границу: за пять тысяч долларов можно было получить официальное разрешение на въезд в Германию, еще за три эмигранта могли переправить в Западный Берлин, а самый дешевый вариант стоил тысячу долларов. Виктор располагал чуть большей суммой: на родине ему удалось поменять деньги не только на себя, но и на Катю с Ванечкой, которые потом остались в Ленинграде. За тысячу двести долларов ему предложили переход через границу, билет до Франкфурта-на-Майне и там приют на трое суток.

— Мы переведем вас через границу и посадим на поезд. Вы доедете до Франкфурта, с вокзала позвоните вот по этому телефону Людмиле Алексеевне Мироновой и скажете ей, что вас прислал Лев Александрович Рудкевич, — проинструктировали его супруги Кац, занимавшиеся нелегалами.