Город зловещей тишины - Алексей Макеев Страница 16

– За всю семейную жизнь не случилось ни одного скандала?

– Не поверите, но так и было. Леонид был покладистым. Не тряпкой, а именно с золотым характером. Наши общие друзья всегда это отмечали. Теперь вы понимаете, как на меня подействовала новость о том, что он полюбил другую женщину? Еще три месяца назад все было нормально, я даже планировала с размахом отметить тридцатилетие сына, но тут все резко закончилось. Это сейчас я могу об этом говорить спокойно, а тогда неделю лежала лицом к стене. Спасибо врачам, которых пригласил Егор. Он тоже врач. Терапевт в обычной поликлинике, пациенты его любят.

– Извините, – перебил ее Гуров, вынимая из кармана вибрирующий телефон. – Я должен ответить на звонок.

– Конечно. Я пока отойду.

Любовь Алексеевна встала и вышла из комнаты. Гуров тут же прижал трубку к уху.

– Слушаю, Петр Николаевич.

– Скоро будете?

– А что такое? Стас занят, я тут с женой Чернухина…

– Почерк в предсмертной записке и почерк Чернухина в ежедневнике совпали. Похоже, все-таки суицид.

Известие прозвучало как гром среди ясного неба.

– Но вскрытие показало, что он не мог сам себя… – Гуров замолчал, поняв, что озвучивает слишком много информации.

– В том-то и дело, Лева. В том-то все и дело, – пробормотал Орлов. – Его могли под дулом пистолета заставить написать записку.

– Могли. Но я сейчас пытаюсь исключить суицид, а не подтвердить его вопреки всем законам логики, физики или каким там еще законам. Если он действительно влез в долги, то нужно узнать сумму, и если она оказалась для него неподъемной или кто-то постоянно на него давил, вгоняя в депрессию, то это одно. Пока что мне удалось узнать, что финансовых проблем в семье не было. Во всяком случае, бывшая жена Чернухина их на себе не ощутила. Но мы только в начале пути. Мне нужно время. От Стаса никаких новостей?

– Пока что нет. Значит, ты сейчас в доме Чернухина?

– Да. С женой, которую он бросил.

– Работай, Гуров. Жду тебя на Петровке.

Орлов закашлялся. Связь оборвалась.

В комнату тотчас зашла Любовь Алексеевна. «Неужели подслушивала? – напрягся Гуров. – Да нет, не может быть».

– Я не слышала, о чем вы разговаривали, – снова прочла мысли Гурова Любовь Алексеевна. – Просто заметила, что вы замолчали.

В ее руке Гуров заметил дорогую модель айфона. Заняв все то же кресло, Чернухина положила его на колени.

– Сын звонил, – объяснила она. – Беспокоится.

– Вы хорошо держитесь, если учитывать обстоятельства, – заметил Гуров.

– У меня хороший психотерапевт. – Любовь Алексеевна улыбнулась, но ее взгляд при этом выглядел больным. – Он держит руку на моем пульсе уже третий месяц. Я обратилась к нему сразу после того, как смогла подняться с постели после ухода мужа. Сейчас я принимаю довольно серьезные препараты. Без них я бы вообще не выжила. А еще мне удалось ослабить хватку прошлого.

– Это как? – не понял Гуров.

– Я отношусь к нашей совместной жизни не так, как раньше. Мне удалось упаковать наше с ним общее прошлое и спрятать глубоко в памяти. Теперь он для меня обычный человек. Был. Был таким человеком. Узнав о его смерти, я почувствовала себя плохо, что уж тут скрывать. Но смогла справиться. Сын, психотерапия, работа – вот мой «бункер», в котором я спасаюсь.

– Вы даже не узнали, от чего он умер, – заметил Гуров. – И у меня не спросили.

– А от чего он умер?

– Его нашли в старой квартире с ножом в сердце.

– О. А кто его нашел?

Гуров внимательно следил за женщиной, но у нее даже мизинец не дернулся, когда она услышала про орудие убийства.

На этот вопрос Гуров предпочел не отвечать, поэтому промолчал и принялся растирать пальцы левой руки.

– Она. Она его обнаружила. Я ведь верно истолковала ваше молчание?

Гуров не ответил. Лгать не хотелось, а правда могла привести к окончанию разговора. Он ожидал, что Любовь Алексеевна перестанет играть роль красивой окаменелости и наконец-то покажет свое человеческое лицо. Пустит слезу, выругается, закричит. А то слишком уж гладкой, по ее словам, была ее жизнь с Чернухиным.

– Это было на втором сеансе психотерапии, – заговорила Любовь Алексеевна. – Как я уже сказала, мой врач гениален. Хорош во всем. Он придумал свою методику выведения человека из ступора, и она работает. Смысл такой: то, что причинило тебе боль, можно воспринимать как предмет. Как разбитую чашку, или старую газету, или поношенное пальто. Главное, чтобы эта вещь не была тебе дорога. Я представила Леонида в образе пачки сигарет. Сама я не курила ни разу в жизни, поэтому легко ее «выбросила». Нет, не легко. Но быстро. И теперь, если вдруг меня накрывают воспоминания, то я снова мысленно выбрасываю и выбрасываю…

Ее взгляд опускался все ниже. Сначала она смотрела на свои руки, потом на колени, после принялась рассматривать ковер. «Хорошо, что она на «колесах», – с облегчением подумал Гуров. – Потому что она и сейчас не в порядке. Но держится. Пусть хоть как-то…»

Гуров вспомнил любовницу Чернухина. Ту самую, ради которой он бросил свою красивую и умную жену. Обе, хоть и реагировали на смерть Чернухина, но делали это по-разному. Оксана, встретившись с Гуровым в больничном холле, старалась как можно быстрее закончить разговор. Другая раскладывала по полочкам все свое прошлое. Оксане, наверное, было гораздо легче справиться с эмоциями – все-таки медицинский работник, да и глубоких чувств к Чернухину не испытывала. Людмила же прожила с адвокатом много лет, родила от него сына и считала, что ей очень повезло с мужем. Внезапный анализ-сравнение родился в голове Гурова не просто так – он незаметно следил за каждой из женщин, пытаясь ухватить хоть какой-то намек на то, что Чернухина именно убили.

Любовь Алексеевна имела все шансы стать подозреваемой. У нее был мотив, а с обиженной женщиной лучше дел не иметь. Это сейчас она принимает успокаивающие средства, но что она делала до начала их приема? Неужели и впрямь пластом лежала на кровати и смотрела в одну точку? И новость о том, что ее мужа зарезали, никак ее не взволновала. Снова списать ее спокойствие на действие лекарств? Или это великолепная актерская игра?

– Он оставил предсмертную записку, – закинул удочку Гуров.

– Знаю, – тут же ответила Чернухина. – В новостях и об этом упомянули.

– Ваш бывший муж написал, что у него диагностирована клиническая депрессия. Также упомянул большие долги. И просил его кремировать.

Людмила Алексеевна глубоко вдохнула, приподняв плечи, и медленно выдохнула.

– Насчет долгов я ничего не знаю. Пока мы жили вместе, денег хватало и на это, и на то, и на все остальное. О депрессии впервые слышу. Я запомнила его… другим. Не забывайте, наш сын Егор все-таки медик, он бы заподозрил, если бы с отцом было что-то не так. А вот про кремацию мне непонятно. Леонид не раз упоминал, что хотел быть похороненным по православным законам. С отпеванием и прочими атрибутами, чтобы традиционно. Он не то чтобы сильно веровал, но Рождество и Пасху считал праздниками. Иногда посещал храм, он недалеко отсюда. И рядом с его офисом старинная церковь, туда он тоже заходил, я это точно знаю. Кремацию же Леонид считал неправильной. А, и он как-то сказал, что хотел быть похороненным на одном участке со своими родителями. Они ушли один за другим несколько лет назад. Так что кремировать бывшего мужа я бы не стала. Но его похоронами, скорее всего, займется его двоюродная сестра. Он