Ольга Тарасевич - Чеченский угол Страница 17

На подоконниках – фигуры в полный рост, белые халаты, длинные женские платья.

– Не стреляйте, родненькие, не стреляйте, – раздаются плачущие голоса.

За спинами заложников орудуют бандиты.

Тройки пробирающихся к больнице «ашников» – как на ладони. Они маневрируют, укрываясь от очередей, но прятаться негде, эта схватка – всего за пару лишних минут…

Дмитрий бросил взгляд на часы. Пора. Теперь, по стратегическому замыслу Лысого, боевики должны сконцентрировать оборону на фасаде здания. Через четверть часа после начала штурма в бой должны вступить бригады, располагающиеся с торцов больницы.

Бойцы начинают движение одновременно.

– Ну, братишки, с Богом, – шепчет Павлов, устремляясь вперед, физически чувствуя, как единый организм отряда преодолевает первые пару метров. Новосибирцы катятся еще быстрее, фасад больницы трещит от выстрелов, торец пока темен, молчалив, почти безобиден.

Приближаться страшно. Уже представляется, как бойцы проникнут внутрь, и придется устраивать кровавую мясорубку из тел боевиков и заложников, 60 человек против 200 бандитов, «фасадники» не продвинулись вперед ни на йоту, отстали, захлебнулись в крови.

Цепочка бойцов замирает. Прямо к больнице, размахивая пистолетом, пошатываясь, направляется человек. Очень полный, грузный, пузо вывалилось поверх спортивных штанов, вздрагивает при каждом шаге.

– Черт… Ну откуда он… – стонет Дмитрий.

– Я вам покажу, суки! – рычит мужчина, выпуская пол-обоймы по окнам.

Еще шаг – и он падает, скошенный злой очередью. Из окна вырывается осветительная ракета, зависает, освещая ярким светом вжавшихся в землю мужчин.

– Отходим! – кричит Павлов. – Назад, всем назад!

Назад – сложно. Каждое окно превращается в огневую точку. Безостановочно трещат пулеметы, на подоконники заталкивают заложников, они валятся, как снопы, подкошенные выстрелами.

Дмитрий откатился в сторону, и через долю секунды на том камне, за которым он лежал, звенит пуля.

«Если слышу – значит, не моя», – проносится радостная мысль. Оторвав голову от земли, он оглядывается назад. Кто-то уже добрался до спасительного оврага, мелькают спины в бронежилетах, ныряют в спасительную глубину. Один из пулеметов умолкает, Витька, Лена, спасибо вам, родные…

Сразу три тела гулко шлепаются на землю. Заложники, понимает Дмитрий по одежде, боевики убили заложников, мстя за замолчавший пулемет, за своего снятого снайпером бойца.

Перекатываясь, скрываясь за хилой травяной порослью, вжимаясь в землю, Павлов пробирается к оврагу. Почти рядом, почти близко, сейчас… Его взгляд натыкается на лежащее в отдалении тело. Комок забивает горло. Там находился Темыч. Суки! Неужели Темыч? Получается, его скосили вслед за невесть откуда взявшимся мужиком.

Он не ранен. Его больше нет. Слишком неподвижен, безучастен, застыли вцепившиеся в автомат руки…

Сволочи!!!

– Прекратить штурм, – оживает рация.

– Аллах акбар, шурави! Вам привет с того света! – хрипит она же с сильным акцентом.

– Броню! Дайте броню! У меня «двухсотый», надо вынести из-под обстрела! – кричит Дмитрий.

Бронетехника разворачивается, уходит от больницы.

Пулеметы не умолкают, но он ползет к Темычу, проклюнувшая бронежилет пуля останавливает, ненадолго. Раны нет. Там, впереди, Артем…

Земля вздрагивает, принимая свинец.

Ну слава Богу – вот тот мудак, жирный, большой, за ним можно укрыться, потерпи, Темыч, еще немного.

Снайперы молотят, не переставая, пара окон затихает.

Дмитрий не видел, как к окнам подкрался Лопата. Подкрался и засадил по ним из подствольника. Только вспыхнуло все там, в глубине, и он понял – пора. Добежал до Темыча, вскинул его на плечи.

Как отходил – Дмитрий не запомнил. Один раз тело Темыча дернулось, прошитое пулями, вслед рвались гранаты, трещали автоматные очереди, рыхлили землю, полоснули по щиколотке.

Впереди ждал спасительный овраг. Павлов вкатился в него, и Темыч рухнул сверху, разбитый, окровавленный, изломанный…

Отставив автомат, Салман Ильясов потянулся за громкоговорителем и едва устоял на ногах. Выщербленный выстрелами кафельный пол больницы стал скользким от крови.

– Осторожно, – Ибрагим подхватил его под руку, поморщился от боли в раненом колене. – Командир, а если еще один штурм? Отобьемся?

Лицо Салмана исказила гримаса ярости. Семь бойцов убито, больше десятка ранено. Они отобьются, без сомнений. Но дожидаться нового штурма – это значит опять терять своих людей.

– Будем прорываться в Чечню, – твердо сказал Салман.

Подходя к окну, он переступил через неподвижное тело женщины с удивленно отерытыми голубыми глазами. Когда федералы принялись палить по окнам, она не выдержала, сорвалась из угла, где сидело несколько заложников, побежала к окну, наткнулась грудью на выстрелы.

Салман кивнул перезаряжавшему автомат Руслану:

– Оттащи ее.

Тот схватил женщину за ноги, выволок ее в коридор, швырнул, с громким хохотом, в гущу обессиленных заложников.

– Я требую, – прокричал Салман в громкоговоритель, – машину-рефрижератор и три грузовика. Технику доставить в течение получаса. Каждую минуту после оговоренного времени мы будем убивать заложника.

– Боевики требуют технику, – забормотала настроенная на частоты федералов рация.

И другой голос, срывающийся от волнения, зазвенел в ней же:

– Немедленно предоставить запрашиваемые автомобили!

Даже получаса шурави более чем достаточно для того, чтобы установить в машины «сюрпризы». Сразу корежащих металл взрывов, разумеется, не будет. Скорее всего, грузовики нашпигуют радиоуправляемыми минами, приводящимися в действие через самолет-ретранслятор на любом удалении машин от командного прибора. Их расчет понятен: разнести колонну на клочки, лишь только захваченные в больнице люди покинут грузовики. Поэтому всю дорогу придется терпеть завывания заложников над ухом.

Салман распорядился поднести к выходу тела погибших бойцов, пошел по коридору вдоль шевелящейся людской массы. На второй день нахождения в больнице страх в глазах людей сменился безучастием.

Но нет – пистолет под подбородок – и дедок дрожит, как осиновый лист.

– Сынок, – всхлипывает он. – Пощади, не убивай, невестка внука ждет.

Кровавая пелена застилает глаза, забивается в ноздри, парализует легкие, все исчезает в грохочущих взрывах артиллерии, свистящих безысходностью бомб. У него, у Салмана Ильясова, внука не будет. И жены нет, и дочери. И семи бойцов – пацанов, мальчишечек – тоже больше нет, сейчас их тащат из морга, застывших, окоченевших, и все, что можно было для них сделать, – это разложить на каталках в прохладной комнате, сохранить то, что осталось от молодых тел в расползающемся по душной больнице сладком трупном зловонии.

Салман очнулся, почувствовав, что палец готов вот-вот нажать на спусковой крючок.

Он убрал оружие, поморщился при виде растекающейся под дедком лужи.

– Это не мы вас убиваем, – устало произнес он. – Это русские лупят по вам из БМП и БТРов. Мы не хотим убивать. Мы хотим мира. Дед, ты знаешь, что это такое – хотеть простой мирной жизни в своей стране? Вот ты же так живешь, дед! Я – такой же, как и ты, понимаешь?!

В дверном проеме показалась перевязанная голова Мусы. Он быстро нашел в толпе невысокую коренастую фигуру командира и закричал, размахивая руками:

– Аллах с нами! У собак пристрелили генерала!

Салман бросился в комнату и, опять поскользнувшись на кровавой жиже, присел перед рацией на корточки.

– Внимание всем подразделениям! Вблизи штаба по проведению операции находятся боевики. Смертельно ранен генерал Сергей Соловьев. Принять все меры по обнаружению преступников.

В эфире воцарилась тишина.

– Мир не без добрых людей, – улыбнулся Салман, закуривая сигарету.

Он бросил взгляд на часы. У шурави осталось всего десять минут.

Ибрагим вытащил из коридора беременную женщину.

– Взбирайся на подоконник, ну живо, – боец размахнулся, и женщина, обхватив тугой живот, упала на колени. – Дура, я ж шучу. Шутка, понимаешь. Чтобы ты быстрее шевелилась… Мы – не звери, мы – люди…

Живой щит на окнах затруднял обзор, и Салман сквозь чьи-то плечи и головы с тревогой наблюдал за подъезжающими к зданию больницы грузовиками.

Остановив машины, водители выскочили из кабин и заспешили к зданию пищеблока, располагавшемуся примерно в 300 метрах от входа в больницу.

В кузовах грузовиков, в фургоне рефрижератора – там может скрываться опасность. Секунда – и они оживут, зашевелятся бегущими вперед шурави, застрекочут автоматными очередями.

Хлипкий мужичок мигом слетел с подоконника, сдернутый крепкой рукой Салмана. Командир набросил на него бронежилет, сунул в дрожащие руки разряженный автомат.