Наталья Солнцева - Она читала на ночь Страница 17

– Кто такой Соллей? – перебила его Осиан-айо.

– Он мой друг! – ответил Фарий. – Почти все, что ты видишь сейчас перед собой, мы создавали вместе. Малейшей прихоти Соллея достаточно для создания или разрушения целых звездных систем, подобных Кольцу Аллоиса. Но ты не должна его бояться. Ты вообще ничего не должна бояться! Потому что я положу этот мир к твоим ногам, когда он станет веселым, безобидным и красивым. Я обещаю.

Фарию хотелось видеть безмятежную, ничем не омраченную радость в ее глазах, а в них отражались смятение и тревога. Он подошел к Осиан-айо и прижал ее к себе.

– Главное – мы опять вместе!

Она согласно кивнула. Это была истина, самая важная из всего, что она успела пережить.

Илларион Гусаров с неохотой встал из-за компьютера, чтобы открыть дверь раннему гостю. И почему людям не спится? По дороге он взглянул на часы и присвистнул от удивления: было около одиннадцати утра. Он и не заметил, как пролетело время. Никогда еще он так продуктивно не работал. Писатель ходил, машинально ел и спал по необходимости, погрузившись в события своего романа, которые сами, одно за другим, возникали в его воображении. Господин Гусаров перестал выходить из дому. Хлеб и кефир ему приносила соседка, которая только качала головой:

– Гляди, с голоду не помри! Вон, синие круги под глазами. Разве так можно?

Баба Нина, одинокая пенсионерка, у которой дети и внуки давно выросли, опекала Иллариона. Она считала его немного чокнутым, но талантливым. А талантливые – они в обычной жизни все бестолковые.

Писатель открыл дверь и отпрянул. Он ожидал увидеть бабу Нину с батоном и двумя пакетами кефира, а перед ним стояла Лелечка Усова, худощавая блондинка с плоским бюстом и длинными тонкими ногами.

– Тебе чего? – опешил Гусаров. – Козел, что ли, послал? Так передай ему, чтобы шел ко всем чертям!

Лелечка глупо хихикнула и протиснулась в прихожую, заставленную коробками:

– Никто меня не посылал. Сама пришла! Хочу посмотреть, как живут писатели.

Мадемуазель Усова была ведущей актрисой авангардного театра. Козленко просто помешался на длинных тощих девицах, считая, что они хорошо смотрятся на сцене. Девушки с фигурой наподобие вешалки могли не заботиться об актерском мастерстве. «Оригинальная» внешность с лихвой заменяла все остальные способности.

– С каких это пор тебя интересует скромный драматург? – пробурчал Илларион, приглашая даму в гостиную.

– Чем ты сейчас занимаешься, Илик? – спросила вместо ответа Лелечка, усаживаясь на одну из кушеток и пытаясь как-то разместить свои непомерно длинные ноги. – Пишешь? Или у тебя творческая пауза?

Господин Гусаров посмотрел на ее резко выступающие ключицы и вздрогнул от отвращения. Он терпеть не мог женщин, напоминающих своим видом скелеты.

– Пауза была, когда я работал у Козленко, в вашем задрипанном театре! А теперь у меня творческий расцвет! Давно надо было уйти от этого бездарного режиссера! – выпалил драматург, с удовольствием наблюдая, как вытягивается и без того длинное узкое лицо Лелечки.

Такой прыти от Иллариона Гусарова она никак не ожидала. Думала, что застанет драматурга в расстроенных чувствах и творческом кризисе, что он несказанно обрадуется возможности помириться с Эрнестом Яковлевичем, но… Положительно, с Иликом происходит что-то из ряда вон выходящее!

Лелечка Усова была родной, горячо любимой сестрой Вадима Усова, того самого охранника, которому Егор Иванович поручил найти связи в литературных кругах. Единственным человеком, причастным к жизни богемы, в окружении Вадима была Леля. К ней-то он и обратился в первую очередь.

– Не знаешь ли ты какого-нибудь писателя или поэта? – спросил Вадим, угощая сестру холодным пивом в баре «Янтарь».

– Конечно, знаю! – просияла Лелечка, радуясь, что может помочь брату. – Лев Толстой, например. Сергей Есенин…

– Скажи еще, Александр Сергеевич Пушкин! – разозлился Вадим.

Он был вспыльчивым, но очень быстро отходил.

– Да-а… – обиженно пробормотала мадемуазель Усова. – А что? Еще есть Тарас Шевченко… Чем они тебе не подходят?

– Да ведь они все давно умерли! А мне нужен живой писатель. Понимаешь?

– Зачем? – захлопала накрашенными глазами Леля.

Вадим растерялся. Зачем Шаху понадобился живой писатель, он сам не до конца разобрался. Кажется, Егор Иванович говорил что-то о культуре.

– Ну… Шахров желает оказать материальную помощь какому-нибудь деятелю культуры. Для издания книг, например. Талантливые люди такие ранимые, неустроенные… Кто-то же должен о них позаботиться?

– Знаю! – завопила Леля и захлопала в ладоши. – Знаю писателя! Это наш драматург Илларион Гусаров. Он пишет пьесы.

Вадим скривился. Те пьесы, что ставил режиссер Козленко в своем авангардном театре, казались ему такой белибердой, что смотреть их на трезвую голову было невозможно. Правда, Вадим не хотел портить отношения с сестрой и добросовестно высиживал все эти жуткие спектакли. Но чтобы идти на них по доброй воле?!

– А кроме пьес он ничего больше не пишет? – на всякий случай поинтересовался он.

– Ой! Я не в курсе… Может, и пишет.

«В конце концов, – подумал Вадим, – какой из меня ценитель литературного творчества? Что я в этом понимаю? Я до сих пор пишу с ошибками, а по литературе у меня больше тройки никогда не было. Гусаров писатель? Писатель! Непризнанный? Непризнанный! Это как раз то, что требуется».

Никто не поручал Вадиму заниматься анализом произведений неизвестного гения. Он должен был найти такого, и он его нашел.

– Слу-у-ушай, Лелька! А ты не могла бы поговорить с этим… Гусаровым? Какие у него планы? Как он собирается продвигать свои произведения?

Мадемуазель Усова допила свое пиво и с сожалением вздохнула.

– Могла бы, конечно… Но Илик исчез из театра. Они с Козленко поссорились. Не поделили чего-то. Так что даже не знаю.

– А где он живет? Адрес знаешь?

– Чей? Гусарова?

Вадим еле сдержал готовое вырваться крепкое словцо. Все-таки Леля бывает такой непонятливой!

– Естественно, Гусарова! Кого же еще? Можешь ты сходить к нему в гости? Поговорить, выяснить обстановку?

– Адрес я спрошу в театре. И схожу. А чего спрашивать-то?

Вадим, не жалея времени и сил, объяснил Лелечке, что и как она должна разузнать у писателя.

Теперь, сидя в неряшливой гостиной драматурга, мадемуазель Усова старалась тщательно придерживаться инструкций.

– Какие у тебя творческие планы? – кокетливо сверкая глазками, спросила она Гусарова, который откровенно зевал.

Он плохо выспался, с раннего утра сидел за работой, а тут приходится вести пустую беседу с Усовой. Отношения у них с Лелечкой были более чем прохладные. Чего это ее вдруг принесло?

– В театр я не вернусь! – заявил писатель. – Я решил переквалифицироваться. Буду теперь романы писать. Фантастические. Ты любишь фантастику?

– Обожаю! – захихикала Усова, сгибая свои неуклюжие тощие ноги.

Коленки у нее были острые и так плотно обтянутые кожей, что созерцать сии «прелести» Иллариону становилось невмоготу.

– Вот и хорошо, – сказал он, отводя глаза. – Это принесет мне настоящую славу. Не то что дурацкие пьесы!

– А у тебя уже есть что-нибудь написанное? Дашь почитать?

– Я заканчиваю фантастический роман, – гордо ответил Гусаров. – Вещь просто потрясающая! Все позеленеют от зависти. Я сам не ожидал, что могу создать такое гениальное произведение! Возможности истинного таланта неисчерпаемы!

Он так долго восхвалял себя, что Лелечка почти отчаялась вставить хоть слово.

– А как ты собираешься его издавать? – скороговоркой спросила она, пока Илларион набирал воздуха для очередной тирады. – Где? На какие средства?

Вопрос поставил Иллариона в тупик. Об этом он как-то не думал. Действительно! Как же быть с изданием? Необходимых связей у него нет, денег тоже. Настроение драматурга испортилось.

– Зачем ты пришла? – сердито спросил он, неприязненно глядя на Лелечку. – Хочешь денег предложить на издание моего романа? Так у тебя самой их нет.

– Откуда ты знаешь?

– Тоже мне секрет!

– Ну, допустим, у меня нет, – вынуждена была согласиться Усова. – Зато у других есть!

Господин Гусаров вздохнул и закатил глаза:

– И что? Ты хочешь сказать, что кто-то из твоих знакомых собирается дать денег на издание моего романа?

– Да.

– Издеваешься?

Драматург двинулся к Лелечке, недвусмысленно давая понять, что сейчас вышвырнет ее за дверь. Мадемуазель Усова взвизгнула и вскочила.

– Дурак! – закричала она. – Хам! Я пришла ему помочь, а он…

Господин Гусаров остановился. Внезапно перед его глазами возникла та благословенная ночь на балконе, запах сирени, фиалок и еще чего-то непонятного, таинственного и прекрасного. Как он мог сомневаться, что над ним простерлась длань Господня? Как он смел не верить в свою судьбу? Сами звезды предсказали его триумф!