Б. Седов - Дама Пик Страница 17

Бедного уже вынесли, дверь за вертухаями захлопнулась, и тут с койки Тюри послышалось:

– Чифир ты не пьешь, я знаю, ну тогда просто чайку крепкого – как? С утра, знаешь ли, способствует!

Знахарь повернулся, и, испытывая чувство благодарности к старому седому зэку, который сбил его с неприятной темы, ответил:

– Чайку – с удовольствием. А к чайку что?

Глава 4

Я ОТ ХОЗЯИНА УШЕЛ…

Заместитель главы администрации города по вопросам контроля над асоциальными тенденциями в обществе Альберт Генрихович Гессер пребывал на седьмом небе.

В результате многолетней работы головой, чековой книжкой и распухшей, как прошлогодний утопленник, печенью ему удалось наконец затесаться на Всемирный конгресс по надзору за содержанием преступников.

Конгресс этот проходил осенью 2002 года в Берлине и в основном касался содержания заключенных в тюрьмах и лагерях стран бывшего Варшавского Договора. А значит, лагеря и тюрьмы России, которая в то время была великим и могучим Советским Союзом, тоже могли рассчитывать на благосклонное внимание мирового сообщества. В основном на это уповали, конечно же, не сами зэки, а чиновники, кормившиеся от российской пенитенциарной системы.

Глупые капиталисты, которых российская чиновная братва благополучно доила и доить будет, обреченно приготовились отстегнуть российским тюремщикам на развитие острожного дела столько, сколько они попросят. Гуманитарная помощь, кредиты и прочие буржуйские блага замаячили на горизонте, и многочисленные кумы, а также большие и толстые менты с прозрачным голубоватым слоем в глазах оживились и стали потирать руки.

На протяжении семи месяцев не происходило ничего особенного, и вдруг в конце мая в мэрию на имя Алика Гессера пришел факс из Детройта, в котором коротко сообщалось, что на днях Петербург посетит американская комиссия из «Эмнисти Интернэшнл», и приедет она исключительно затем, чтобы осмотреть легендарные «Кресты» и пролить на головы вертухаев, зэков и городских чиновников золотой дождь благодеяний.

Гессер, держа в пухлой руке лист термобумаги, на которой было отпечатано послание из-за океана, некоторое время тупо соображал, потом до него дошло, что заграничные слова означают что-то вроде «Международная амнистия», а это…

Это значило, что лед тронулся.

С трудом сдерживая радость, Гессер бережно убрал драгоценную бумагу в бювар крокодиловой кожи и нажал кнопку.

В кабинет, виляя длинными стройными бедрами, вошла секретарша, и Альберт Генрихович, которого она в некоторые моменты своей разнообразной работы называла Алешенькой, начал давать указания.

Крестовский кум был вызван в мэрию, где за чашечкой хорошего чаю ему добродушно сообщили, что если к трехстолетию города «Кресты» не будут готовы к визиту высоких зарубежных гостей, то там, в «Крестах», он и останется до конца своих дней. А дни эти будут очень короткими.

Ну, а если уж он не подведет, то…

И куму добродушно и многозначительно улыбнулись.

Кум, подполковник внутренних войск Василий Тимофеевич Затворов, сделал строгое и понимающее лицо и заверил высокого начальника, что все будет в ажуре. На том и порешили.

Выйдя от Гессера, а это именно он пообещал в случае чего сгноить подполковника в его же «Крестах», Затворов вытер пот со лба и по привычке представил, как он ставит раком весь личный состав «Крестов». Картина, как всегда, получилась приятная, и, сев в служебную «Волгу», Василий Тимофеевич поехал на набережную, где за высоким кирпичным забором виднелись старинные корпуса тюрьмы, построенной еще в то время, когда и электричества-то не было, не то что Всемирного конгресса по делам кандальников.

В кабинете начальника тюрьмы сидели трое.

Сам Василий Тимофеевич Затворов, без кителя, с расстегнутым воротом и благодушным выражением лица, по привычке располагался в большом и мягком кожаном кресле за просторным дубовым столом.

Стол был массивным и рассчитанным на прямое попадание начальственного кулака массой до четырех килограммов со скоростью до ста километров в час. Сейчас он использовался совсем по другому назначению, и на нем не было ни бумаг, ни телефонов, ни старинного малахитового чернильного прибора с бронзовыми волками, догонявшими бронзовые же розвальни, в которых паниковали испуганные бронзовые мужики.

Напротив Затворова, которого заключенные за глаза называли Запором, в двух креслах калибром поменьше, но тоже мягких и уютных, сидели два вора в законе.

Одним из них был небезызвестный Дядя Паша с Урала, державший в одной руке хрустальную многограннную стопку, наполненную водочкой, а в другой – вилку, на которой блестел мокрыми боками маленький пузатый боровичок.

Он прибыл на встречу с Большим Вертухаем на огромном черном джипе, который сейчас стоял на набережной напротив ворот, и двери мрачного и унылого узилища распахнулись перед уральским королем не менее гостеприимно, чем стеклянные створки «Метрополя» перед генеральным директором Новорусского кладбища. Предупредительные и любезные цирики проводили высокого гостя в кабинет Хозяина и испарились, оставив после себя легкий запах казармы и вареной рыбы.

Другим высокопоставленным участником дружеско-деловой встречи был постоялец «Крестов» Саша Сухумский, сидевший в отдельной благоустроенной камере с телевизором, телефоном и прочими атрибутами красивой жизни.

В кабинете царила атмосфера дружелюбия и полного взаимопонимания.

Маленькие решетчатые окна были завешены внушительными портьерами, и создавалось впечатление, что стоит только отдернуть тяжелую ткань, как за ней откроются огромные сводчатые проемы, полные яркого солнца…

Увы, это впечатление было обманчивым. На самом деле в силу архитектурных особенностей тюремного ансамбля солнце никогда не попадало в это помещение, и темно-зеленые бархатные шторы важно скрывали то, чего на самом деле не было и в помине.

На столе начальника тюрьмы по случаю встречи с уважаемыми людьми были скромные выпивка и закуска.

Из напитков здесь можно было увидеть коллекционную «Столичную» образца и выпуска 1969 года, настоящую мексиканскую текилу, армянский коньячок, по возрасту соперничавший с водкой, и «Жигулевское» пиво, увидев которое, Дядя Паша выпучил глаза и лишился дара речи.

А скромную закусочку составляли икорка черная, икорка красная, также рыбка белая и красная, колбаска твердая, балычок, помидорчики свежие и маринованные, грибки соленые, маринованные и фаршированные зеленью, а еще жирные черные маслины, ветчинка и буженинка, язык отварной и холодец домашний с чесночком и хреном…

Да мало ли что можно было увидеть в тот вечер на столе начальника тюрьмы, принимавшего важных гостей! Дело ведь не в богатстве стола, а во взаимном уважении и приязни тех, кто за ним сидел.

На самом же деле ни о каком уважении и приязни, конечно же, и речи быть не могло. И Дядя Паша, и Саша Сухумский, и Хозяин – все они ненавидели и боялись друг друга. Но, будучи туго увязанными в смертельный узел, который можно было бы только разрубить, да вот не нашлось пока того Гордия, который бы это сделал, они, улыбаясь и похлопывая друг друга по плечам, в душе резали, убивали и четвертовали тех, с кем сейчас благополучно и чинно выпивали и закусывали, тех, кому улыбались, тех, чьим шуткам смеялись, смахивая веселую слезу.

Хозяин как раз заканчивал веселую историю о том, как в одной из камер несколько дней назад опетушили одного крепкого мужичка, который еще весной, увидев, как на улице трое конкретных пацанов прессовали пожилого лоха, шедшего из сберкассы, разделался с ними, а одного из грабителей просто убил голыми руками. После этого он скрылся, но его нашли и арестовали. Тех двоих тоже нашли и арестовали, и в «Крестах» все трое встретились в одной камере.

Вот потеха была!

Мужичок попытался было рыпаться, но пострадавшие от него пацаны с помощью надежных братков скрутили его и опарафинили, проведя членом по губам. Потом, естественно, произошла обычная процедура опускания, и теперь самозваный уличный рыцарь обнимался с парашей.

Ясное дело, в одной камере они оказались не просто так, а по просьбе пацанов, жаждавших справедливости, и устроил это, естественно, Хозяин.

Выслушав поучительную историю, участники скромной вечеринки добродушно посмеялись, затем выпили за справедливость, и наконец разговор из плоскости баек и анекдотов перешел к вещам серьезным и важным. В конце концов, не для того же собрались трое уважаемых людей, да еще в таком месте, чтобы просто языками чесать и водку трескать!

Хозяин поставил опустевшую хрустальную стопку, по стенкам которой сбегали капли водки, на стол, строго оглядел собеседников и сказал:

– Н у, господа, как там сказано у этого, у Грибоедова: я собрал вас, чтобы рассказать пренеприятнейшую историю. Вроде так.

Дядя Паша нахмурился, но Хозяин выставил руку ладонью вперед и добавил: