Андраш Тотис - Убийство в четыре хода Страница 17

— Я даже не подозревал, что такие газеты существуют, — Бришо уважительно поглядел на коллегу. — С кого начнем?

Логичнее всего было бы разделить работу. Но ни одному из сыщиков не хотелось упустить что-либо интересное. Не первый год они работали на пару. Бывали периоды, когда они не разговаривали друг с другом, лишь подсовывали один другому на стол короткие записки, а иной раз даже в туалет шли вместе.

— Давай поищем американца.

— А как быть с сестрой Фонтэна?

— Она подождет. Буасси подежурит в буфете и перехватит ее.

— И как же я ее вычислю? — Буасси был не в восторге от этого поручения.

— Очень просто.

— Она коротышка, — сказал Шарль.

— Миниатюрная, — поправил Альбер.

— Невзрачная, — сказал Шарль.

— Обворожительная, — сказал Альбер.

— Ниже средней упитанности.

— Стройная.

— Вялая.

— Мечтательная.

— Все ясно, — сказал Буасси.

Американец был высокий, худой, элегантный, в форменном костюме спортивного менеджера — в темно-синем блейзере с эмблемой шахматной федерации. Альбер его узнал сразу: Моррис Парк был одним из тех, кого он отнес к числу значительных персон еще вчера, не зная, кто есть кто. Сия персона мимоходом заглядывает в зал, тут же переходит в буфет, уединяется с кем-то для конфиденциального разговора в фойе, дружески пожимает руку знакомым и тотчас следует дальше, так как не располагает временем для общения с ними. На первый взгляд, этого человека интересует все на свете, кроме шахмат. Впрочем, Альберу еще не приходилось встречать спортивного руководителя, в лице которого читался бы интерес к соревнованиям, где он в данный момент представительствует. И заподозрить такого человека, будто бы он способен подстроить убийство Ростана из-за какого-то паршивого робота?! Предположение это казалось диким. Но если Парк все же причастен к убийству, то, безусловно, лучшая маскировка для него — это бурная деятельность здесь, на чемпионате.

Альбер покосился на Шарля. Бришо извлек из кармана пачку сигарет и протянул Парку. Высокий, худощавый американец наклонился в кресле, чтобы взять сигарету, но затем, улыбнувшись, отдернул руку.

— Благодарю вас, но, по-моему, для меня они будут слишком крепки. — Он достал американские сигареты, а из другого кармана — гостиничные рекламные спички. Альбер почувствовал легкое разочарование: он готов был поклясться, что Парк пользуется золотой зажигалкой — маленькой, плоской и по-мужски элегантной.

— Что с вашей зажигалкой? — спросил он.

— Ума не приложу, куда она задевалась, — Парк сокрушенно покачал головой. — Какая-то загадка, да и только. Я абсолютно уверен, что нигде не мог ее забыть.

— Под кроватью смотрели?

— Везде смотрел. Горничной обещал круглую сумму, если она найдет зажигалку. Для меня эта вещь дорога не своей ценностью…

— Память?

Прежде чем ответить, Парк выпустил дым и тщательно стряхнул пепел…

— Я получил ее в подарок от Президента, когда он был всего лишь губернатором штата. Однако, полагаю, визит полиции вызван не пропажей моей зажигалки.

Парк хорошо говорил по-французски, с едва уловимым американским акцентом. Чем-то он напоминал Альберу генерального секретаря ООН. Гораздо больше, чем подлинный генеральный секретарь.

— Мы расследуем обстоятельства гибели господина Ростана и господина Марсо, — сказал Шарль, также предварительно выпустив колечко дыма и стряхнув пепел. В своем изящном сером вельветовом костюме при темно-синей сорочке с вишневым галстуком, с длинными, зачесанными на косой пробор волосами он здорово смахивал на типичных сыщиков из французских приключенческих фильмов. Гораздо больше, чем на подлинного сыщика.

— Я ждал вашего визита.

Бришо выжидательно вздернул брови. Альбер, не привыкший прибегать к подобным трюкам, сидел с застывшим лицом и тупо ждал.

— Весьма сожалею, господа. — Парк развел руками: жестикулировал он почти как прирожденный француз. — Я понимаю, что должен был сам вступить с вами в контакт. Но ведь в конце концов комиссия была создана только сегодня утром.

— Что за комиссия?

— Разве вы не знаете? — По лицу генерального секретаря промелькнула тень смущения. — В таком случае чего вы хотите от меня?

— О какой комиссии вы упомянули, мосье?

— Федерация создала комиссию для выяснения происшедших в последнее время прискорбных событий. Мне поручено ее возглавлять.

— Поздравляем.

— Наша задача — путем… как бы сказать… домашнего расследования, что ли, навести порядок в собственном хозяйстве.

Шарль вздохнул.

— Мне кажется, расследование убийств — это дело полиции, мосье.

— Разумеется. В этих делах мы намерены всячески способствовать вашей работе. Это одна из задач нашей комиссии. Ну а остальное, полагаю, мы уладим сами, в своем кругу.

— Будьте любезны пояснить, что вы имеете в виду под «остальным».

Парк лишь на мгновение показался удивленным, а затем опытный дипломат, глава комиссии и оратор подавил в нем эмоции допрашиваемого человека. С серьезным видом, печальным, проникнутым чувством ответственности тоном он заговорил:

— Понять не могу, что происходит в шахматном мире. Все словно с ума посходили. — Он покачал головой и, как и подобает опытному оратору, сделал выразительную паузу, чтобы слушатели успели одобрительно хмыкнуть, согласно кивнуть. — Даже не знаю, что больше взбудоражило страсти: убийства или «Ультимат», но у всех такое настроение, как перед концом света.

— А что, собственно, случилось?

— Драки, кражи, сплетни… Видите ли, я ведь знаю, что зажигалку мою украли. Кто-то хотел таким способом досадить мне.

— О каких драках вы говорите?

— Мы и сами толком не знаем. Для того и создана комиссия, чтобы выяснить целый ряд подозрительных дел.

— Но все-таки что вам известно?

— Прошлой ночью в гостинице случилась драка. Кроме того, якобы есть пострадавший, которого избили, а кто на него напал в темноте, он не знает.

— Хм… А я-то считал, что шахматы — мирный вид спорта.

— Выходит, вы заблуждались. Даже среди боксеров-профессионалов не встретишь такой взаимонеприязни, как среди шахматистов. И так было во все времена. Но чтобы прибегать к насилию!…

Полицейские не стали наседать на него. Бришо и сам состоял в нескольких комиссиях и по опыту знал, что из профессионала вроде Парка им не вытянуть ничего конкретного. Даже под пыткой. Человек такого типа попросту разучился рассуждать коротко и ясно. Ну а Лелак и без него знал, кто в шахматных кругах распространяет злостные слухи. Парку тоже хотелось переменить тему.

— Мне по-прежнему не ясно, господа, чему я обязан вашим визитом, коль скоро вы даже не подозревали о существовании комиссии…

— Ларчик открывается просто. Мы решили побеседовать со всеми конкурентами фирмы «Компьютой».

— Ах, вот вы о чем!…

— Каким образом вас лично затрагивают успехи «Ультимата»?

— Я выхожу из игры. И до сих-то пор я занимался шахматами не ради денег.

— С какими же потерями вы устраняетесь?

— Пока не знаю, — Парк улыбнулся. — Но если бы и знал, все равно не сказал бы. Выхваченная из общего оборота моего бизнеса сумма убытков могла бы быть неверно истолкована.

— Следует понимать так, что мы сочли бы эту сумму достаточно крупной и могли бы сделать из этого ошибочные выводы.

— Можно понимать и так.

— А что будет с шахматными автоматами вашей фирмы? «Ультимат» лишил вас любимого увлечения.

— Полно, ведь вы и сами не принимаете свои слова всерьез. Не бойтесь, я не обижусь. Понимаю, что вы выполняете свой долг, но для мотива это слабовато. Мое увлечение — это шахматы как таковые. У меня есть завод по производству электронно-вычислительных машин, и я поручил сконструировать там шахматный компьютер. Это хороший бизнес, я с удовольствием занимался им. Но существуют и другие отрасли, и другие игровые автоматы. Деловой человек должен уметь списывать потери.

— А какова, по-вашему, судьба шахматного спорта? «Ультимат» уничтожит живые шахматы?

— Мне уже приходилось выслушивать подобную нелепицу. С какой стати ему подрывать шахматный спорт? Следует раздельно проводить турниры профессионалов и турниры шахматных компьютеров, только и всего. До сих пор полагали, будто хорошему шахматисту автомат не соперник, и не без удовольствия играли смешанные партии. Теперь мы знаем, что хорошему автомату человек не соперник, и с не меньшим удовольствием будем устраивать турниры шахматных автоматов. — Парк взглянул на часы. Прошу простить, я занятой человек.

Под левым глазом у Реньяра сиял огромный фонарь. Старый журналист выглядел потрепанным и несчастным. Теперь он вызывал ассоциации не с подпольным адвокатом из итальянских фильмов, а с безработным мелким служащим, впутавшимся в некое темное дельце. Он разговаривая с какими-то двумя мужчинами, но при виде Альбера оставил собеседников и поспешил к нему.