Андраш Тотис - Убийство в четыре хода Страница 18

— Слышали наши новости? — Реньяр пришел в крайнее возбуждение. Похоже, Альбер и его коллега были единственными в гостинице, кто не знал о последнем скандале. — Фуле напился допьяна и хотел вышвырнуть Мартинэ из бара. Вдруг вскочил на стул и заорал, что предателю, вроде Мартинэ, не место среди нас.

— Чем же он предатель?

— Прежде он тоже участвовал в турнирах — сердито бросил Реньяр. Ну как можно перебивать интересный рассказ такими идиотскими вопросами? — Ну а Мартинэ уселся за соседний столик, напротив Фуле. Тот знай кричит свое, убирайся, мол, отсюда немедленно. На что Мартинэ ухмыльнулся и послал ему воздушный поцелуй.

— Что дальше? — Альбер без труда вообразил себе торжествующую физиономию Мартинэ.

— Фуле запустил в него бутылкой! Бросок был весьма удачным. Доктор говорит, еще немного и у Мартинэ был бы проломлен череп. И тут оказалось, что этого типа охраняет профессиональный горилла. Представьте себе, вдруг вскакивает какой-то головорез, ногой выбивает из-под Фуле стул и оглушает его ударом по голове — прямо как в приключенческом фильме. Я такого никогда не видал! — Реньяра нетрудно было сделать счастливым.

— Глаз вам тогда же подбили?

— Что? Ах глаз? Нет, это я дома случайно налетел на дверь.

Альбер бросил взгляд на Шарля. Шарль ухватил Реньяра за руку.

— Ладно, в таком случае пройдемте с нами? Не желаете говорить здесь, продолжим откровенный разговор, в полиции.

— Что это значит?

— То и значит, что мне надоело выслушивать ваше вранье. Пошли…

Бришо дернул Реньяра за руку, и тот, спотыкаясь, побрел за Шарлем, умоляюще протягивая другую руку к Альберу.

— Господин, инспектор, помогите! Куда он тащит меня, этот сумасшедший?

В наше время даже с малолетними бродяжками этот трюк не проходит. Нахально высмеют тебя в глаза и оставят с носом. Реньяр клюнул на удочку.

— Меня избили, — стыдливо признался он, поправляя съехавший галстук. Теперь он предусмотрительно встал так, чтобы Альбер находился между ним и Бришо.

— Кто?

— Не знаю. Мне понадобилось выйти, а в туалете было темно. Я попытался нащупать выключатель, как вдруг на меня набросились.

— Откуда вы знаете, что нападающий был не один?

— Нетрудно понять. Меня колотили всем скопом, били ногами, на теле живого места, нет. Хотите, покажу? — Он расстегнул пуговицу на рубашке и оттянул майку. — Вот здесь. Видите?

Полицейские ничего не увидели, но не стали признаваться, чтобы не вынуждать Реньяра в доказательство своей правоты раздеваться донага.

— Да-а, здорово вас отделали! Не знаете, кто это был? Вы не узнали никого из драчунов?

— Нет.

— У вас есть недоброжелатели? Вы ни с кем не ссорились в последнее время?

— Нет. — Реньяр был сама оскорбленная невинность. — Шахматисты меня любят. Знаете, как они меня называют? Дядюшка Лоло — маг и волшебник.

— Почему?

— Потому что мне известно обо всем, что происходит в шахматном мире. Говорят, у меня есть магический шар, и в нем я читаю судьбы. Если я говорю о ком-либо, что он талантлив, то любой тренер любой страны почтет за счастье работать с таким шахматистом. Знали бы вы, сколько шахматистов обязаны мне карьерой! И думаете, есть в них хоть капля благодарности?

— А между тем поколотили вас именно шахматисты, — безжалостно обрезал его Шарль.

— С чего вы взяли? — «Маг и волшебник», укрывшись за спиной Альбера, бросил на Бришо оскорбленный взгляд. — В гостинице полным-полно всяких подозрительных типов. Тут вам и «гориллы» вроде того, что свалил Фуле, тут и полицейские. Штаб-квартира шахмат стала штаб-квартирой насилия.

Видно было, что он примеривает эту фразу в качестве заголовка статьи и мысленно видит ее на первой странице «Ля ви дэшек», публикующей репортаж о драматических событиях в отеле.

— Профессионал, захоти он, одним ударом отправил бы вас на больничную койку. А эти били вдвоем, и вы остались целы и невредимы.

— Это я-то цел и невредим? — Лицо адвокатишки побагровело. — Да у меня в ребре трещина, если хотите знать! — Он снова начал было расстегивать пуговицы, но Альбер поспешил его остановить.

— Инспектор Бришо одним ударом мог бы сломать вам ребро.

Реньяр боязливо сжался.

— Да уж, что говорить, с этих шахматистов тоже станется.

— А что за человек этот Фуле?

— Кретин, — с убежденностью заявил великий «маг и волшебник». — Разыгрывает вариант Бирда в расчете на ловушку Фрома. Из него никогда не получится классный шахматист. «Ультимат» ему пришелся сейчас как нельзя кстати.

— Каким образом? — Полицейские не сумели уловить его мысль.

— Так или иначе, он выпал бы из первой шеренги, а теперь ему ничего не стоит свалить свою неудачу на автомат.

— А Мартинэ?

— О, это ловкий мошенник! Шахматист он был такой же бездарный, как и Фуле, но вовремя успел переметнуться в бизнесмены.

— Скажите, и много вчера было таких чрезвычайных происшествий, как с вами?

— Не знаю, — прозвучал поразительный ответ. — Вроде бы одну девушку изнасиловали у нее же в номере. У Парка украли зажигалку. У голландского шахматиста пропал талисман. — Увидев, что полицейские не принимают его слова всерьез, Реньяр предостерегающе поднял руку. — Если у него нет при себе талисмана, он играет настолько скверно, что его может побить кто угодно.

— Вам известно, что Ростан любил решать шахматные задачи?

— Конечно же известно! Ростан и сам был блестящим шахматным композитором и любил решать чужие этюды. Ежедневно после обеда он два часа отводил этому занятию.

— Откуда вы знаете?

Реньяр удивленно и растерянно воззрился на сыщиков.

— Все это знают. Даже газеты писали. В это время — от трех до пяти — он не принимал даже самых близких друзей.

— Но ведь не сидел он, как привязанный. Наверное, позволял себе выпить кофе, распечатать письмо или бандероль…

— Только не Ростан! Эти два часа в день, говаривал он, — умственная тренировка, совершенно необходимая для интенсивной работы мозга. А почему вы спрашиваете? — он подозрительно уставился на полицейских. — Уж не скрываете ли вы от меня чего?

Альбер сжалился над ним.

— Вероятно, вы читали в газетах, что взрыв произошел в четыре десять пополудни. Это значит, что Ростан в тот момент сидел за шахматной доской!

Реньяр переминался с ноги на ноту от нетерпения. Видно было, что, будь его воля, он тотчас же бросился бы прочь. «Что ни говори, а он журналист до мозга костей, — подумал Альбер. — Узнал интересный факт, и уже не терпится написать об этом. Не стоит мучить старика». Альбер кивнул на прощание и с рассеянной улыбкой посмотрел ему вслед. Но Реньяра влекло не к выходу. Несколько мгновений он кружил по вестибюлю, а затем спикировал на группу беседующих. Альбер и Шарль в один голос расхохотались.

Когда сыщики вошли в буфет, сестра Фонтэна сидела за одним из столиков и читала. Теперь она была в черных вельветовых брючках и белой блузке и выглядела еще очаровательнее, чем за шахматным столиком. Девушка не относилась к тому типу красоток, что идут в манекенщицы: росточку небольшого, маленькие руки, маленькие ноги, едва заметные груди — фигура, нечем не привлекающая к себе внимания. Но именно из-за этой своей миниатюрности она была совершенной и безукоризненно прекрасной. И это удивительное лицо, исполненное загадочной, щемящей прелести… Марианна Фонтэн напоминала статуэтку слоновой кости, созданную в очень давние века и где-то в очень далеких краях в честь богини давно забытой религии. Возможно, ее извлекли из морских глубин, возможно, она отыскалась в лавке какого-нибудь торговца древностями, и никто не знает, как она туда попала.

В то же время девушка была полна жизни. Каждый жест и каждое движение ее молодого упругого тела напоминало гуттаперчу — столь гибким и гармоничным оно было. Лицо ее менялось ежесекундно. Вот она увидела полицейских, и глаза ее испуганно расширились. Затем она чуть отодвинулась, давая им место, и вновь забавно втянула голову в плечи.

Альбер проникся к ней жалостью. Столпившиеся в буфете болельщики и шахматисты следили за каждым их жестом. Реньяр не терял времени даром. Вероятно, теперь уже каждому участнику чемпионата известно, что они из полиции. В данный момент зеваки гадают, с какой это стати сыщики решили встретиться с шахматисткой, но затем кто-нибудь да вспомнит, что она — сестра знаменитого террориста. Ну а дальше — вопрос нескольких минут, чтобы мимолетная догадка стала всеобщим достоянием.

Шарль был лишен сентиментальности. Или же девушка ему просто не нравилась. Впрочем, он всегда отличался известной толстокожестью.

— Мадемуазель, какие отношения связывали вас с Марсо?

— Меня? — Снова тот же испуганный взгляд, вызывающий желание посадить эту девочку на колени и приласкать, утешить, бормоча ей на ухо успокоительные слова.