Стенли Эллин - Свет мой, зеркальце, скажи Страница 17

Вивьен нежно ласкала мой обнаженный живот.

- Что за город, - прошептала она. - Не удивительно, что Гансу Христиану Андерсену понадобилось погружаться в страну мечты.

- Тем не менее, тут есть сады Тиволи.

- С царством сосисок и машин под ними. Задерни занавески.

- Никто не может нас увидеть, мы слишком высоко.

- Я знаю. Но все же закрой.

Я поискал и нашел шнур, потянул за него. Старые шторы сомкнулись.

- Какие пыльные, - заметила Вивьен. - За те деньги - которые ты платишь, дирекция должна бы предупреждать об этом.

- Платит издательство.

- В таком случае черт с ними.

Обнаженная, она уселась перед открытым ящиком комода, просмотрела ассортимент белья фрау Герды, которое разложила там Карен. Потеребила пальцами кисею и кружева.

- Очень даже"люкс" - заметила она, имитируя говор Карен. - У этой шлюхи Карен неплохой вкус, весьма своеобразный.

Она поднимается, встает перед огромным зеркалом, держа перед собой ночную сорочку. Она такая же рослая, как и Карен, но более массивная. И в то время как Карен использует лишь макияж, эта выделяет не только губы, но и соски. Различия бросаются в глаза. Карен холодна и разыгрывает страсть. На профессиональном жаргоне - она знает, как возбудиться и возбуждается ещё больше, если речь идет о деньгах. Вивьен не разыгрывает страсть, она сама достаточно страстна. Стоя перед зеркалом с полуприкрытыми ресницами и приоткрытыми губами при сжатых зубах, с раздувающимися ноздрями, она не восхищается своим телом, как это делает Карен, но оценивает возможности его использования. Тело - это профессиональный инструмент, и обожает она его функции, а не само тело.

Она надевает сорочку. Красные соски кажутся черными под дымчатой кисеей.

- Так любишь? - спрашивает она у моего отражения.

- Люблю.

Она с интересом изучает отражение. Как балерина поднимает и закладывает за голову руки.

- Волоски в подмышках, надеюсь, тебя не шокируют?

- Нет, но как американцу мне кажется это неудобным.

- Но я уже давно интернациональна, дорогой. И может быть, несколько упряма.

Она поворачивается к зеркалу, смотрит на меня, вначале на меня, а затем на кровать. Я киваю.

- Спешить некуда.

- Я вижу. Ожидание - половина удовольствия. Как когда идешь к дантисту.

Я смеюсь, это её удивляет, поэтому я объясняю.

- Теперь я знаю, кто ты. Впервые, когда я тебя увидел, я действительно шел к дантисту.

- В тот день в отеле? Маленький обалдевший разносчик?

- Нет, накануне. На тротуаре Фледжер стрит. Ты выходила из своей машины. Первое, что бросилось в глаза - твой зад и ноги. Ты наклонилась поправить застежку на туфле. Прямо посреди дороги.

- Я делала это мастерски. Чтобы возбудить мужчин.

- Ты странным образом возбудила и меня.

- Я знаю. Ну что же, выпьем стаканчик за приятные воспоминания?

- Аквавит со льдом?

- Отлично. Правда, если лед старика Грандаля не растаял.

Несмотря на звонок, никто не пришел убрать со стола и, зная теперь обслуживание в "Регале", я был почти уверен, что все останется до утреннего визита горничной.

Вивьен, гримасничая, оглядела стол, выудила белый кусочек курицы и принялась его жевать.

- Грандаль с компанией неплохо поработали.

- Безусловно.

- Это датская привычка.

- Как и все остальное.

- Я предпочитаю остальное, - заметила она. - Остался лед?

Горстка льда плавала на поверхности. Я выловил его, бросил в стакан и залил водкой. Все это протянул Вивьен.

- Ты не будешь?

- Выпьем вместе.

Поочередно мы пили до тех пор, пока стакан не опустел, затем она мне улыбнулась.

- Не правда ли, все было не зря? Грандаль теперь твоя собственность?

- Да.

- Ты знаешь, ваш издательский дом ведь может просто выбросить деньги на ветер.

- Не исключено.

- А тот французский гений, с которым ты недавно подписал контракт? Ведь он не сможет с успехом разойтись в Америке, не так ли? И даже в Англии?

- Я не думал об этом.

- А все эти бородачи, которых ты собрал под крылышко издательского дома в обмен на их нерожденные шедевры? Необоснованный риск, тебе не кажется?

- Крайне рискованно.

- И все лишь для того, чтобы не чувствовать духа Винса Кенны?

- Может быть отчасти.

- Отчасти? А остальное? Старый добрый культ устарелых героев?

- Мне кажется, это не так.

- Нет. Но тем не менее какой забавный пантеон! Добрый старый Том Хаббен спина к спине с Андерсом Грандалем.

- Послушай, дорогая, может быть, ты позволишь мне самому заняться маленькими парадоксами моей жизни?

Она покачала головой.

- Время волнений уже давно прошло. А судя по этим мелочам на прикроватном столике, настал час расслабления и сна. Время принимать пилюли.

- Скорее время сладкой лени, ясно тебе? Ты в самом деле знаешь обо мне очень многое.

- Все самое важное, дорогой.

- Тогда как я практически ничего не знаю о тебе, за исключением имени.

Смех её напоминает смех Карен.

- А Вивьен даже не мое имя.

- Что же это тогда?

- Неважно. Это часть меня самой. Скрылась и забылась.

- Почему ты выбрала имя Вивьен?

- Ты помнишь "Унесенные ветром"?

- Вивьен Ли?

- Верно. Моя кормилица, если можно так выразиться. Я находила её просто фантастической. Полное перевоплощение.

- Бедная малышка. Брошенная Кларком Гэйблом до наступления половой зрелости!

- Не так все было у Скарлетт. Я точно знаю, что когда он её в конце бросает, это не настоящее прощание. Он вернется на следующее утро, привязанный своею страстью, как осел, и овладеет ею прямо у входа. На ковре.

- Жаль, что из фильма эту сцену вырезали.

- Я тоже так подумала. Но дело в том, милый, что тебе лучше не задаваться вопросом, кто я... Дверь закрыта на замок?

- Не уходи от разговора, Вивьен.

- Сожалею, солнышко, но я очень замкнутая натура. Даже слишком.

Я пошел закрыть дверь и повернул ключ. Несколько скованные, мы вернулись в комнату. Вивьен тотчас же упала в кресло. Стараясь не смотреть на меня, она подняла ноги и положила их на край кресла. Низ ночной рубашки вначале натянулся на коленях, затем соскользнул на бедра, ничего больше не скрывая.

- Еще один способ сменить тему разговора?

- Дорогой, это и есть предмет разговора.

Она медленно развела ноги, вжимаясь коленями в подлокотники кресла. Улыбаясь, она следила за моей очевидной реакцией.

- Тебе хорошо видно?

Внезапно я ей дал пощечину тыльной стороной руки. У неё перехватило дыхание, она воздела для защиты руки, скрестив их.

- Нет! Я прошу тебя! Нет!

- Ужасно, голубушка, но я должен тебе по меньшей мере дюжину. Ты помнишь Майами? Будучи папиной подружкой, ты поставила мальчишку на место! Как ты осмелилась задать ему взбучку, зная, что он не станет защищаться и никогда ничего не скажет?

- Пит, это было так давно!

- Но такое не забывается. Можешь представить, какое у меня осталось впечатление.

- Пит, дорогой, прошу тебя...

Она так жалко извивалась, у неё был столь испуганный вид, что я опустил руку. Но её раздвинутые ноги выглядели столь многообещающе, что я должен был побороть себя, чтобы не подойти и тотчас там не пристроиться.

Я грубо скинул её ноги и опустил рубашку, чтобы скрыть соблазн.

- Дорогуша, ты приглашена сюда заменить Карен. И ты устраиваешь тут рекламу, чтобы поторговаться. Это превратило сцену в рынок, не так ли?

- Господи! Пит! Я здесь не для торговли чем бы то ни было! Я люблю тебя!

- Ты меня любишь? У меня создалось впечатление, что ты путаешь меня с отцом, девочка. Разве не ты кричала однажды, что мне не достичь и половины того, что есть в нем?

- Да, но я...

- И разве не ты заставила меня сказать, что моя мать - дерьмо? Крикнуть тебе это вслух?

- Да, да, да, Боже! - подтвердила она, гнев заставил её забыть страх. - И я была девчонкой на содержании у твоего отца. Девчонкой, уже пристрастившейся к бутылке. Той, которой он обещал жениться, как только разведется!

- И ты поверила?

- Я хотела верить. До того дня , как ты вошел ко мне в номер.

- И что?

- А то, что это стало концом между мной и ним.

- Надо же. Жаль, что ты тотчас не поставила меня в известность, Скарлетт.

Она бешено затрясла головой.

- Нет. Я не хотела, чтобы ты получил меня такой, какой я была. Девчонкой ни с чем. Девицей легкого поведения. Были и другие причины. Я должна была стать кем-то другим. Кем-то, кого ты смог бы полюбить.

- Вот что называется благородным порывом, - сказал я, прижимая руку к сердцу. - Ты знаешь, меня прошибла слеза.

- Пит, - застонала она, - не говори так.

Она поднялась, приблизилась, тотчас прижалась ко мне, и я увидел в её глазах слезы.

- Ты хотел знать обо мне все, не так ли? Хотел правды. А теперь, когда ты её знаешь, ты находишь её слишком тяжелой, чтобы верить? Верно?

Доктор Эрнст сочувственно смотрит на меня. Он вновь стал венской нянькой, псевдогангстерский облик исчез.

- Аch, so, - шепчет он. - Трогательная сцена. Очень волнующая.