Опасные тени прошлого - Елена Владиславовна Асатурова Страница 17

25 мая 2017 года

«…Все идет отлично, хотя не так быстро, как нам хотелось. Контакт с нужным лицом установлен, и я практически у цели. Чертовски приятно, что эта архитекторша весьма симпатичная особа, так что моя миссия даже доставляет мне некоторое удовольствие…

Надеюсь, что больше никакие досадные недоразумения не помешают…

Не знаю, стоит ли описывать вам, пан Влодек, местные пейзажи и на редкость теплую погоду. Может, это скрасит ваше ожидание?»

Рыбнинск, август 1924 года

Лето 1924 года выдалось жарким. С самого утра припекало. Дождей не было больше месяца, засуха стояла такая, что даже Волга, казалось, обмелела. Листва в парке, через который сейчас спешил Игнатий Левандовский, выгорела и пожухла.

Однако на пороге костела в этот ранний час его уже ждала группа людей в форме, по синим нашивкам на которой ксендз сразу узнал сотрудников ОГПУ.

«Ну вот, началось, – подумал он и перекрестился, подняв глаза к статуе Христа над входом в храм. – Но я готов. Главное – сохранять спокойствие».

Один из ожидавших, худой, с оспинами на изможденном желтоватом лице, сунул Игнатию под нос бумагу – предписание на изъятие церковного имущества, представляющего ценность для государства.

Смерть Ленина, денежные реформы, формирование золотовалютного резерва – обо всем этом Левандовский читал в газетах. Многие церкви уже были полностью разорены Советами, закрыты, а то и разрушены.

Он молча прочитал бумагу, отпер дверь и пропустил «товарищей» в костел. Принес из алтарника опись, составленную еще в 1918 году, передал ее этому, в оспинах, который явно был старшим и раздавал команды остальным.

– Нам нужен еще кто-то из служителей, чтобы подписать акт изъятия. – Огэпэушник говорил сиплым, неприятным голосом, покашливая. Видно было, что он не здоров. – Давай, зови кого-нибудь.

– Сейчас подойдет служка, Яцек, мы с ним и подпишем, товарищ начальник, – спокойно ответил Левандовский, наблюдая, как споро пришедшие снимают со стен иконы в дорогих окладах, засовывают в мешки подсвечники, чаши для святой воды, другую утварь. Один из сотрудников сверялся с описью и ставил в ней галочки. Другой, молодой, деревенского вида парень, схватил кадило и размахивал им, гримасничая и посмеиваясь.

Старший резко оборвал его забаву:

– Матвей, не паясничай, лучше осмотри все закоулки, не припрятал ли наш поп свое добро по углам.

Тот сразу сник, сунул кадило в мешок и кинулся шарить по углам, заглядывать под скамьи, собирая пыль.

Пришел Яцек, немолодой невысокий поляк в очочках на мелком лице, робко встал в сторонке, крестясь и причитая:

– Матка Боска, что ж такое творится…

– Успокойся, Яцек, на все воля Божья, – приободрил его Левандовский, с тревогой наблюдая, как двое огэпэушников пытаются раскачать одну из статуй, украшавших центральный проход.

– Товарищ начальник, – ксендз обратился к старшему, – вы же не будете бить статуи святых? Они не представляют никакой материальной ценности, только некоторую художественную. Но если ваши спутники уронят их, то и это будет утрачено навсегда.

Короткий приказ – и статуи были оставлены в покое. Игнатий облегченно вздохнул, незаметно перекрестился.

Неожиданно распахнулась входная дверь, и в здание твердым широким шагом вошел мужчина в штатском, за которым семенил фотограф с массивной немецкой камерой и штативом на плече. Среднего роста, ничем не примечательной внешности, лет тридцати с небольшим, но с уже наметившимися залысинами, вошедший тем не менее производил впечатление сильного и властного человека. Может, дело было в военной выправке, которую не скрыть ничем, волевом подбородке и колючем, цепком взгляде серо-зеленых глаз из-под густых бровей.

По тому, как подбежал к нему старший, с оспинками, было ясно, что это какой-то высокий чин. Он выслушал доклад огэпэушника, мельком взглянул на листы с описью, негромко о чем-то распорядился. Потом подозвал Игнатия и спросил, нет ли у него жалоб на действия «товарищей». Фотограф тем временем настроил свою камеру, мужчина в штатском придержал собравшегося отойти Игнатия за рукав сутаны, развернув его лицом к объективу.

– Для истории, в которую мы все с вами войдем, – усмехнулся он. Блеснула магниевая вспышка, мужчина одобрительно похлопал ксендза по плечу и решительно направился к выходу, ни с кем не прощаясь…

Через пару часов все было кончено. Опись изъятого составлена, незваные гости ушли, унося набитые мешки, а Левандовский и служка остались в разоренном храме. Добрый и чувствительный Яцек не мог сдержать слез. Игнатий же оставался внешне спокоен, сдержан, хотя глаза его от ярости из синих превратились в стальные.

– Ты сейчас иди домой, Яцек, отдохни, успокойся. Завтра приведи пару женщин, чтобы убрать тут и все расставить по местам. А я еще побуду здесь, помолюсь, подумаю, как придать нашему костелу подобающий вид. Позже позовем прихожан и объявим сбор пожертвований.

Служка ушел, шепча то ли молитвы, то ли проклятия, и Левандовский, закрыв за ним дверь, остался один. Если бы Яцек вдруг вернулся, то увидел бы странную картину и решил, что ксендз обнимает одну из статуй, которую так настойчиво хотели свалить с постамента сотрудники ОГПУ…

Из дневника следователя Савельева

25 мая 2017 года

Вчера опять до позднего вечера задержался на работе. Нельсон сердится, встречая меня в прихожей, и неотступно ходит за мной по квартире, требуя внимания. Полковник торопит с расследованием убийства Людмилы Романовой, а результата пока нет.

Серьезных зацепок, кроме ключей Мирошкина, практически нет, но и они пока никуда не ведут. Разговор Чудакова с родителями Люськи тоже не дал результата, о личной жизни дочери они ничего не знали, в последнее время вообще виделись с ней редко. Только отметили, что дочь стала одеваться и выглядеть «по-столичному», подражая соседке-художнице.

– Вот не к добру Люсенька с этой московской фифой сдружилась, не к добру, – причитала, вытирая слезы, мать девушки. – Говорила я ей, скромнее надо быть, учиться…

– Ну ты уж это, не говори ерунды-то, – успокаивал заплаканную женщину муж. – При чем тут архитекторша-то…

А мне вот с Кирой увидеться так и не удалось, она все эти дни была занята. По телефону рассказала, что наводит порядок в мастерской нечасто, так как там постоянный рабочий процесс. Раз в неделю приходит уборщица тетя Вера, которая подрабатывает и в салоне красоты, и в туристической конторе, моет полы, протирает пыль, иногда и в квартире помогает с уборкой. Последний раз она приходила за пару дней до Кириного отъезда в Москву.

Это было уже что-то. Значит, обнаруженные экспертом отпечатки мог оставить тот, кто побывал у Деминой перед ее отъездом или же после него. Что ж, у меня, похоже, появился повод навестить Киру и уточнить список