Ксавье Монтепен - Кровавое дело Страница 18

— Тебе очень хорошо известно, что все мое богатство состоит из жалованья в триста франков в месяц.

— Однако к чему же ты заговорил со мной о каком-то предложении?

— Видишь ли, Грийский тебя знает…

— Да, я с ним встречался раза два-три.

— Он ценит тебя по достоинству и превозносил твои таланты до небес одному из моих товарищей, и прибавил, что считает тебя способным занять очень высокое положение в медицинском мире, если бы только ты согласился, или, лучше сказать, решился изменить некоторые свои привычки.

— Это необыкновенно лестно для меня. Но что же дальше?

— А вот что: ступай к Грийскому, расскажи ему откровенно о себе все, опиши свое положение, как оно есть, скажи, что ты положительно не знаешь, что предпринять. Сознайся, что ты заслуживаешь репутации игрока и пьяницы, но в то же время чувствуешь в себе силы окончательно порвать с прошлым, если только найдется человек, который протянет тебе руку помощи и даст возможность подняться с помощью честного труда. Напомни поляку те чудесные операции, которые тебе удавались, когда ты еще был в клинике у доктора Г. Одним словом, заключи свою речь таким образом: «Возьмите меня к себе в компаньоны. Если в течение трех лет я не утрою ваши доходы, мы расстанемся, и я согласен ничего не получить, кроме обычного содержания. Если же, напротив, мои намерения и желания осуществятся, вы уступите мне лечебницу, стоимость которой я оплачу в течение десяти лет». Что ты скажешь о моей идее, Анджело?

— Я нахожу ее великолепной, мой милый Аннибал, а доказательством этому служит то, что она уже и мне самому приходила в голову.

— Значит, ты последуешь моему совету?

— Я уже сделал это.

— Ты виделся с Грийским?

— Виделся.

— И сделал ему предложение?

— Чуть ли не в тех самых выражениях, в каких ты только что советовал мне.

— И что же он ответил?

— «Мне прежде всего нужны деньги. Я вполне признаю ваши достоинства, знания и таланты — они неоспоримы. Я убежден, что, взяв вас в компаньоны, я прославил бы свою лечебницу и удесятерил число своих клиентов. Но в силу особенных, чисто личных обстоятельств мне нужны теперь же чистые деньги. Я решился продать лечебницу именно ради того, чтобы иметь возможность разом получить большую сумму, совершенно отстраниться от дел и уехать».

Вот видишь ли, друг мой, он захотел денег, но деньги-то ведь все в нашей жизни. Без них ничего не достигнешь. Если желаешь счастья, надо много-много денег. Хотя это и кажется парадоксом, однако сущая правда. Когда я принимаюсь играть, я говорю про себя: как бы мне выиграть…

— И ты проигрываешь…

— Признаюсь, частенько. Чтобы выигрывать, нужны деньги, да и большие.

— Послушай, Анджело, ты ведешь скверную жизнь.

— Я того же мнения.

— Тебе не следует оставаться дольше в таком положении. Ты сам сейчас говорил, что нищета влечет за собой отчаяние, а за ним — и все дурное. Неужели мне придется когда-нибудь выручать тебя из префектуры или узнавать твое безжизненное тело в морге?

Анджело Пароли сделал беззаботный жест и выпил глоток абсента, оставшегося в стакане. Его собеседник с живостью продолжал:

— Ты падаешь духом, когда, наоборот, следует собраться со всеми силами. Ты заранее объявляешь себя побежденным, когда наступает минута главной битвы! Ты знаешь, как велика моя привязанность к тебе, моя чисто братская любовь. Мы оба итальянцы, родились во Флоренции в соседних домах и никогда не разлучались. У тебя способности лучше моих, знаний больше, и, несмотря на то, я счастлив, а ты — нет! С первого взгляда это кажется несправедливо, но ты сам — единственная причина такой несправедливости. Черт возьми! Не опускайся так! Поднимись, встряхнись! Стань человеком! Уезжай из Парижа, если надо!

Во второй раз Анджело пожал плечами.

— Уехать из Парижа, — повторил он. — К чему? Куда я поеду?

— В провинцию. Ты можешь найти место в Бордо, в Лионе или в Марселе, где не разнеслась о тебе слава как о пьянице, где ты составишь себе имя благодаря удачным операциям, на которые обращали внимание все медицинские газеты. Там ты можешь начать новую жизнь.

— Веришь ли ты в самом деле в то, что говоришь?

— Клянусь тебе!

— Может быть, ты и прав, — пробормотал Пароли.

— Да, я прав, не сомневайся. Поразмысли, любезный Анджело, и решись на что-нибудь.

— Ты забываешь, что существует непреодолимое препятствие! — сказал с горечью Пароли.

— Какое?

— Разве я могу куда-нибудь явиться в этих изношенных сапогах, в рыжей и измятой шляпе, в ветхом платье, у которого даже швы побелели? Меня выгонят за дверь, не удостоив и выслушать…

— Это препятствие можно устранить. Ты знаешь, что я экономен. Я нашел возможным отложить из моего жалованья несколько грошей. Если ты твердо решаешься, я буду рад одолжить тебе в виде займа сумму, необходимую для покупки гардероба, дорожных расходов и пропитания, в ожидании результатов хлопот…

— Да, ты благоразумен! Ты сумел устроить свою жизнь, а я — только испортил.

Аннибал продолжал:

— Если тебе не нравится Франция, почему бы тебе не отправиться в Англию, Америку или Россию?

— Я подумаю.

— Ты даешь мне слово?

— Честное слово Пароли!

— И скоро?

— Да. Ты заставляешь меня краснеть за самого себя. Несмотря ни на что, я все-таки человек неглупый, а такую жизнь могут вести только бессловесные животные. Я переменюсь. Париж отказывает мне в куске хлеба, так я буду его искать в другом месте.

— И ты откажешься от этого? — спросил Аннибал, кладя руку на стакан с несколькими каплями абсента.

— Видит Бог, без сожаления! Абсент помогает забыться, но действует очень дурно.

— Распростишься с игрой?

— Навсегда!

Аннибал схватил Анджело за руку и воскликнул:

— Прекрасные обещания! К несчастью, ты давал их много раз!

— Сознаюсь, но теперь мое решение непоколебимо. Я сдержу слово.

— Да услышит тебя Господь! Разузнай, где больше шансов на удачу, и извести меня. — И прибавил, вынимая из портмоне билет в пятьдесят франков: — Возьми. Тебе он очень нужен. Не забывай, что в Париже я помогаю тебе в последний раз. Я совершу преступление, если стану поддерживать тебя на том дурном пути, по которому ты до сих пор следовал.

При виде билета в пятьдесят франков глаза Анджело засверкали. Он взял его дрожащей рукой и пробормотал:

— Благодарю, старый товарищ, благодарю! Может быть, наступит день, когда я буду в состоянии уплатить тебе, но никогда мы с тобой квиты не будем.

— Я ухожу, — сказал Аннибал, вставая, — и надеюсь, что ты скоро придешь ко мне, чтобы известить о своем серьезном решении.

— Будь спокоен, я последую твоим советам, — возразил Пароли, не спуская глаз с билета, который держал в левой руке, а правой пожимая руку другу.

Аннибал ушел из таверны и, проходя по бульвару, думал:

«Сдержит ли он свое слово? В его взгляде не отражалось твердого решения; не энергии у него не хватает для борьбы, а доброго желания, что еще хуже. Я сильно опасаюсь, что Анджело — безвозвратно потерянный человек».

Рожденные во Флоренции, в семействах, связанных узами дружбы, выросшие в соседних домах, Анджело Пароли и Аннибал Жервазони в шестнадцать лет были посланы в Париж для окончания курса наук.

Находясь на медицинских курсах, они оба почувствовали влечение к одной и той же специальности — изучению глазных болезней.

Анджело Пароли скоро обратил на себя внимание как один из лучших студентов. Когда Анджело окончил курс, он уже пользовался известностью: хвалили обширный круг его познаний, выставляли его как необыкновенно способного хирурга.

Он мог бы стать профессором и не имел бы недостатка в слушателях или открыть свою лечебницу, и, наверное, пациентов было бы много. Молодой человек серьезно размышлял, как лучше устроиться, но, к несчастью, в это время умерла его мать, не пережив почти полного своего разорения.

Пароли получил в наследство только несколько тысяч франков, что было недостаточно для приобретения лечебницы. Он был принят помощником знаменитого окулиста на улице Hautefeuille, где его друг Аннибал завершал свое специальное образование.

В ту пору Анджело Пароли вел образ жизни правильный, мирный, со всех точек зрения примерный.

Никто из знавших его не сомневался, что ему предстоит блестящая будущность: его энергия и обширные знания составят ему карьеру. Но случай решил иначе.

Пароли встретил однажды красивую молодую женщину, обольстительную, испорченную до мозга костей и чертовски кокетливую. Он почувствовал к ней легкое влечение, которое не замедлило превратиться в слепую страсть.

Эта особа была воплощением пороков и находила удовольствие знакомить с ними и своего возлюбленного. Семена упали на плодородную почву, так как Анджело обладал немалым количеством дурных инстинктов, но они до поры до времени находились в состоянии дремоты и, может быть, никогда и не проснулись бы, не употреби его любовница всевозможные старания для их пробуждения.