Пуговицы - Ида Мартин Страница 19

– Я не знаю.

– Как не знаешь? Я же твоя мама.

– Нет, конечно, я хочу с тобой, но с папой тоже хочу.

– Так не может быть. Все уже решено.

– Хватит настраивать дочь против меня! – крикнул из комнаты папа. – Она никуда не поедет. Микки, зайди ко мне.

Вырвав у мамы руку и все еще ничего не понимая, я побежала к папе в спальню. Он сидел на кровати.

– Иди сюда.

Папа взял меня к себе на колени:

– Ты же со мной, мышонок, правда? Уж ты-то меня не бросишь?

– Я не знаю.

– Она тебя уже подговорила? – Он печально вздохнул.

– Я хочу с тобой, но с мамой тоже хочу.

– Так, к сожалению, не получится. Нужно выбрать.

Но как? Как я могла выбрать кого-то из них, если любила родителей одинаково? И они меня тоже любили. Так, по крайней мере, мне казалось. Любили, заботились, постоянно баловали и никогда не наказывали. Да и между собой до этого дня при мне не ругались.

– Ты сейчас поступаешь некрасиво. – Мама нарисовалась в дверях. – Мы с тобой уже все решили и договорились.

– Ничего не договорились, – отозвался папа, – пусть Микки сама решит.

– Конечно сама! – Мама ласково улыбнулась мне. – Но со мной ей будет лучше.

– А как насчет твоего престарелого хрена? С ним ей тоже будет лучше?

– Люк тут ни при чем. Не вмешивай его.

– О чем ты думаешь? Неужели я отпущу своего маленького мышонка черт знает куда?

– Твой эгоизм зашкаливает. Я даже не за себя сейчас прошу. Подумай о ее будущем!

– Я думаю о том, что у каждого ребенка должна быть нормальная семья. И Машина семья вся здесь. Все бабушки и дедушки, я, в конце концов. А там у нее не будет никого. Совсем никого. Только старый обрюзгший макаронник и его свежеиспеченная макаронина.

– Ты нарочно пытаешься оскорбить меня при дочери?

– Про тебя я не сказал ни слова.

Они долго ругались. Но я мало что слышала и уж тем более запомнила, кроме того, что близится нечто ужасное и какой выбор ни сделай, все будет плохо. Единственное, что я смогла придумать, – это не выбирать никого. Тогда, по моему мнению, родители должны были оба остаться со мной, ведь каждый из них меня сильно любил. А я любила их. Вот только сказка закончилась, а я об этом еще не знала.

Из-за того, что я продолжала упорно отвечать, что хочу быть и с мамой, и с папой, начались долгие суды, где папа говорил, что отдавать маме ребенка нельзя, поскольку у нее нет работы и последние пять лет не было, что в другой стране она не сможет обеспечить мне нормальные условия проживания, ведь нет никаких гарантий, что ее новый брак продлится долго. А мама убеждала судью, что оставлять меня папе нельзя, потому что он безответственный и слишком много времени проводит на работе. Папа привел в суд своих родителей, они ругали маму, а мама притащила Кощея с Ягой, которые до этого момента в моей жизни почти не появлялись, но благодаря особому дару красноречия Яге удалось выставить папу в таком ужасном свете, что его мать набросилась на нее с кулаками прямо в зале суда и их еле разняли.

Вскоре маминому новому итальянскому мужу вся эта тягомотина надоела, и мама, пообещав скоро меня забрать, улетела в Турин. Как только она уехала, папа перевез меня к своим родителям. Поначалу они со мной возились и выполняли любые прихоти, но потом оказалось, что меня нужно водить в школу, помогать с уроками и кормить. Это было сложно, ведь дед тоже работал, а бабушка вечно страдала от мигрени и плохо себя чувствовала. Мое присутствие их сильно тяготило. И пусть в лицо они мне улыбались, за спиной постоянно слышалось перешептывание: «Я больше так не могу» и «Как же я устала».

Когда папа нашел себе женщину и стал с ней жить, меня с облегчением вернули ему. У той тетки тоже была дочка, моя ровесница. Они надеялись, что мы подружимся и станем сестрами, но мы только ссорились и регулярно дрались из-за всего подряд, начиная от игрушек и вещей и заканчивая едой. Я нарочно задиралась и вела себя мерзко, но та девка была еще хуже, и я ее ненавидела. Впрочем, к тому времени я ненавидела уже всех, включая маму, которая постоянно писала, но ничего не делала. Наверное, она ждала, что я признаю свою вину и буду умолять ее меня забрать, но виноватой я себя не чувствовала. Да, я не выбрала ее. Но и не отказалась, как это она сделала со мной. То были совершенно жуткие нескончаемые два года. Сначала я ушла из своей старой школы и перевелась в бабушкину, потом снова вернулась в старую, но уже совсем другим человеком.

Домашние скандалы с папиной женой и ее дочкой сделали меня равнодушной и непробиваемой. Упреки, придирки, истерики… При первой же возможности я стерла из памяти их лица и имена. А потом в один прекрасный день приехал Кощей и увез меня к себе. Больше меня никто не делил и не хотел.

На самом деле Кощей по паспорту был Георгием Николаевичем, а Яга – Ольгой Владимировной. Но они называли друг друга только прозвищами, которыми обменялись еще в молодости, когда Кощей женился на бабушке Люсе. Яга была ее родной сестрой и всю жизнь жила вместе с ними. Приятными людьми бабка с дедом не были, но они единственные никогда не притворялись и не врали мне о своей любви. Я им была нужна из-за квартиры: пятиэтажку обещали вот-вот снести, и Яга очень рассчитывала взамен старой квартиры получить «трешку», чтобы потом разменять ее на две квартиры: самим жить в «двушке», а однокомнатную сдавать.

На следующий день после школы я нагнала Томаша по дороге домой и, чтобы лишний раз не попадаться никому на глаза, дошла за ним до автобусной остановки, откуда он ездил. Уроков было семь, еще и допы, уже темнело, и видеть меня он не мог. Подошла, когда он, сложив зонт, спрятался под навес остановки. Кроме нас там была всего одна бабушка. Увидев меня, Томаш удивился, но сказать ничего не успел, потому что я сразу же сунула ему свой телефон.

– Ты хотел доказательств? Смотри.

Он с опаской взял телефон и включил десятисекундную запись.

– Откуда у тебя это?

– Неважно. – Я забрала трубку обратно.

– И что же ты хочешь?

Мы стояли на остановке очень близко, а разговаривали тихо. Шум проезжающих машин и дождь