Неле Нойхаус - Злой волк Страница 2

– Где этот идиотский протокол? – бормотала она сердито. Было уже около пяти, а в семь она собиралась ехать в Кёнигштайн на встречу одноклассников. Работа в Биркенхофе лишь изредка позволяла ей общаться с друзьями, поэтому она очень радовалась предстоящей встрече с бывшими одноклассниками спустя двадцать пять лет.

Стук в открытую дверь заставил ее обернуться.

– Привет, Пия.

Пия не могла поверить собственным глазам. Перед ней стоял ее бывший коллега Франк Бенке. Он очень изменился. Вместо традиционных джинсов, футболки и стоптанных ковбойских сапог на нем был светло-серый костюм, рубашка и галстук. Волосы были чуть длиннее, чем раньше, а лицо не таким изнуренным, что делало его более привлекательным.

– Привет, Франк, – ответила она удивленно. – Давно не виделись.

– И, тем не менее, сразу узнали друг друга. – Он ухмыльнулся, сунул руки в карманы брюк и смерил ее взглядом с ног до головы. – Ты хорошо выглядишь. Я слышал, ты делаешь карьеру. Вскоре, наверно, займешь место старика?

Как и раньше, Франку Бенке и на сей раз удалось без особых усилий в одно мгновение разозлить ее. Вопрос о том, как идут его дела, который Пия хотела задать из вежливости, застрял у нее в горле.

– Ни о какой карьере речь не идет. Изменился мой ранг, больше ничего, – сказала она холодно. – А кого ты имеешь в виду, говоря о «старике»? Уж не Боденштайна ли?

Бенке ухмыльнулся и лишь пожал плечами, продолжая жевать резинку. Эта привычка у него сохранилась.

После бесславного увольнения из отдела К-2 два года назад он подал иск против своего отстранения от работы и выиграл его. Правда, он был переведен в Висбаден, в Управление уголовной полиции земли, о чем в Региональной уголовной полиции в Хофхайме никто не сожалел.

Он прошел мимо нее и уселся на стул Остерманна.

– Что, все разлетелись?

Пия что-то пробормотала и продолжила поиски отчета.

– Чему обязана твоим визитом? – спросила она вместо ответа на его вопрос.

Бенке скрестил руки за головой.

– Н-да, как жаль, что в данный момент я лишь тебе могу сообщить радостную новость, – сказал он. – Но другие это тоже достаточно быстро узнают.

– Ты о чем говоришь? – Пия недоверчиво посмотрела на него.

– Я сыт работой на улице. Я достаточно много наделал глупостей, – ответил он, не спуская с нее глаз. – Отряд специального назначения, К-2, я все это прошел. И всегда мою работу высоко ценили и прощали мне мои небольшие промахи.

Небольшие промахи! Как-то в припадке безудержного гнева Бенке ударил свою коллегу Фахингер и натворил еще разных дел, которые и стали причиной его увольнения.

– У меня сейчас личные проблемы, – продолжал он. – Это было принято во внимание. В Управлении уголовной полиции земли я получил дополнительную квалификацию и сейчас служу в К-134, в отделе внутренних расследований. Я направляю заявления в прокуратуру в случае каких-либо правонарушений или подозрений со стороны сотрудников полиции и отвечаю за предотвращение коррупции.

Пия сначала подумала, что она ослышалась. Франк Бенке занимается внутренними расследованиями? Это абсурд!

– Вместе с коллегами из уголовных ведомств других Федеральных земель мы в последние месяцы разработали новую стратегическую концепцию, которая с июля вступит в силу на территории всей страны. Служебный контроль, а также надзор за деятельностью административных органов в нижестоящих ведомствах, повышение информированности сотрудников и так далее… – Он положил ногу на ногу и стал ею покачивать. – Фрау доктор Энгель – компетентный руководитель, но из отдельных комиссариатов нам постоянно поступают сообщения о нарушениях. У меня самого еще свежи в памяти некоторые случаи здесь, в нашем отделе, которые вызывали серьезную тревогу. Уклонение от наказания должностных лиц, отсутствие преследования преступных деяний, неправомерные запросы данных, передача внутренних документов третьим лицам… это так, для примера.

Пия оторвалась от поиска протокола вскрытия.

– К чему ты клонишь?

На лице Бенке появилась коварная улыбка, и глаза засверкали неприятным блеском. Пия не ждала ничего хорошего. Он всегда использовал свое превосходство и власть над более слабым. Эту черту его характера Пия презирала. Как коллега Бенке с его недоброжелательностью и постоянно скверным настроением был чистой воды всеобщим бедствием, а проведение им внутренних расследований в качестве уполномоченного лица могло стать катастрофой.

– Тебе лучше знать. – Он встал, обошел стол и остановился возле нее. – Ты ведь официальная любимица старика.

– Я не имею понятия, о чем ты говоришь, – ответила Пия ледяным тоном.

– В самом деле? – Бенке подошел к ней так близко, что ей это было неприятно, но она подавила в себе желание сделать шаг назад. – С понедельника я буду проводить здесь у вас внутреннюю проверку, и мне не придется слишком глубоко копать, чтобы вытащить на свет божий пару скелетов.

Пию пробил озноб, несмотря на тропическую жару в офисе, но она справилась со своим состоянием, оставаясь внешне совершенно невозмутимой, хотя внутри у нее все кипело. Ей даже удалось выдавить из себя подобие улыбки. Франк Бенке был злопамятным и мелочным человеком, который ничего не забывал. В нем все еще сидела прежняя озлобленность, которая в последние годы, вероятно, увеличилась раз в десять. Он жаждал мести, как он считал, за ошибочную несправедливость и унижение. Было глупо делать его своим врагом, но досада Пии была сильнее разума.

– Ах, вот оно что! – сказала она язвительно и опять продолжила свои поиски. – Желаю успехов в твоей новой должности в качестве ищейки скелетов.

Бенке повернулся к двери.

– Твоего имени пока нет в моем списке. Но все может быстро измениться. Приятных выходных!

Пия не отреагировала на недвусмысленную угрозу, которая прозвучала в его словах. Она подождала, пока он исчезнет, затем взяла мобильник и набрала номер Боденштайна. Звонок прошел, но никто не отвечал. Проклятье! Наверняка ее шеф не имел ни малейшего понятия, какой злой сюрприз ждет его здесь. Она знала совершенно определенно, на что намекал Бенке. Оливера фон Боденштайна ждали неприятности.

Три сданные бутылки – упаковка макарон. Пять сданных бутылок – овощи к ней. Это была валюта, в которой он производил расчеты.

Раньше, в его прежней жизни, он никогда не занимался сдачей бутылок и каждый раз небрежно выбрасывал пустую тару в мусорный контейнер. Именно такие люди, к числу которых тогда относился и он, сегодня оказывали ему основную помощь. Недавно он получил двенадцать евро пятьдесят центов у торговца напитками за два пакета с пустыми бутылками. Шесть евро в час ему нелегально платил алчный головорез за то, чтобы он одиннадцать часов в день стоял в этой жестяной банке на окраине промышленной зоны в Фехенхайме и жарил колбаски, картофель и гамбургеры. Если вечером касса не сходилась хотя бы на один цент, эти деньги вычитались из его зарплаты. Сегодня все сошлось, и ему не нужно было клянчить заработанное, как обычно. Толстяк был в хорошем настроении и заплатил ему деньги, которые задолжал за пять дней. После визита к Алди у него еще оставалось достаточно средств, чтобы оплатить аренду вагончика за два месяца вперед.

Он поставил дряхлый мотороллер рядом с вагончиком, снял с головы шлем и взял с багажника пакет с покупками.

Жара его доконала. Даже ночью не наступала прохлада. Утром он просыпался, обливаясь потом. В убогой хибаре из тонкой гофрированной стали температура доходила до шестидесяти градусов, неприятный влажный воздух вбивал запах пота и прогорклого масла во все поры и волосы.

Захудалый жилой вагончик на постоянной кемпинговой площадке в Шванхайме был тогда вынужденной мерой. В то время он еще твердо верил в то, что одолеет это и вновь справится со своей финансовой ситуацией. Но ничего в жизни не является более постоянным, чем временное, – он обитал здесь уже седьмой год.

Он открыл молнию палатки перед своим вагончиком. Несколько десятилетий назад, должно быть, она была темно-зеленого цвета, пока погодные условия не выбелили ее до неопределенного светло-серого оттенка. Волна горячего воздуха ударила ему в лицо. Внутри вагончика температура была градуса на два выше, чем на улице. В помещении стоял спертый воздух. Он напрасно все тщательно мыл и проветривал, запахи прочно въелись в обивку мебели, во все пазы и швы. И даже по прошествии семи лет он не мог к этому привыкнуть. Но у него не было выбора.

После его падения в бездну он даже здесь, в трущобах на окраине мегаполиса, где обитают неудачники, как осужденный преступник относился к нижним слоям. Вряд ли найдется кто-то, кто пожелал бы провести в этих местах свой отпуск и восхититься ослепительными сверкающими очертаниями Франкфурта, стеклобетонными символами больших денег на другой стороне реки. Его соседями были по большей части обедневшие пенсионеры или такие же обанкротившиеся личности, как он сам, которые когда-то скатились вниз по жизненной лестнице. Зачастую алкоголь играл главную роль в их биографиях, которые были удивительно схожи своим мрачным сюжетом. Сам он позволял себе максимум одну бутылку пива вечером, не курил, следил за своей фигурой и внешностью. И о «Хартце IV»[1] он не хотел ничего знать: одна лишь мысль о том, чтобы клянчить подаяние, надеясь на милость равнодушных чиновников, была ему невыносима.