Луис Ламур - Галлоуэй, мой брат Страница 2

Скала, под которой встретил свою смерть лось, была тридцатифутовым обрывом, которым заканчивался длинный, крутой горный склон, и по склону этому с горы за много лет чего только не нападало - так и получилась эта самая осыпь у подножья. Было там полно сухого дерева, а уж выбор всяких разных камней - самый богатый. Мне нужен был железный колчедан, чтобы добывать огонь; рылся я, рылся, наконец нашел несколько обломков и отбил два удобных камня.

Рядом с лосиной тушей я сложил разодранную на волокна кору; растертые сухие листья, щепки, а потом начал колотить одним куском колчедана о другой. Искры сыпались вовсю, но мне пришлось потратить добрый час, чтобы заронить одну из них в растертые листья и кору. Тут уж я принялся ее холить и лелеять и осторожно раздувать, чтобы занялся огонь.

Когда появился маленький язычок пламени, я стал полегоньку подбрасывать в него сперва коры, а после подложил несколько смолистых сосновых щепок, и огонь наконец ярко запылал. Когда же запрыгали языки пламени и костер начал потрескивать, настроение у меня стало как утром в первый день творения. Время вообще замерло и стояло на месте до тех пор, пока я не съел кусок мяса, поджаренный на палочке над огнем. А потом я взялся доделывать нож.

Волки, как видно, и не думали уходить, и укорять их за это мне совесть не позволяла, так что я отрезал несколько кусков мяса, которых мне самому есть не хотелось, и бросил им. Они их осторожно обнюхали, потом поспешно сожрали, но вид у них был слегка озадаченный. Казалось, что никогда раньше их никто не кормил.

Занимался я всеми этими делами, но мне не давала покоя мысль об этих самых хикариллах. Апачи не хуже волков, уж они-то никак не бросят погоню, а мой окровавленные ноги оставили им такой заметный след...

Поддерживая костер, я освежевал лося до конца, соскоблил часть жира со шкуры и вырезал лучшие куски мяса. Отломил несколько кусков рога, потому что из них получаются удобные инструменты для обкалывания камня, а после завернул отрезанное мясо в лосиную шкуру. Возился я, а сам время от времени бросал то кость, то еще что-нибудь волкам, у которых отобрал добычу. Я их понимал, им ведь тоже есть хотелось.

Я непрерывно обшаривал глазами местность в южной стороне, но не замечал пока никакого движения. Неприятно. Первый взгляд на апачей часто оказывается и последним.

Наконец я погасил костер, завернул два куска колчедана в шкуру вместе с мясом, вскинул сверток на плечо, взял свой посох и двинулся в путь. Пробираясь вдоль обрыва, я направился на север. Позади меня волки рычали и грызлись над тем, что осталось от лося. "Флэган Сакетт, - сказал я себе. Ты в долгу перед этими волками, определенно в долгу".

Небыстро я шагал. Мясо и шкура - это была изрядная ноша, а ноги, несмотря на обернутую вокруг них лосиную кожу, при каждом шаге страшно болели. Надо бы мне найти укрытие, место, где можно отдохнуть, отлежаться, пока заживут ноги... если они заживут.

Пустыня осталась позади. Передо мной и вокруг меня раскинулись невысокие зеленые холмы, изрезанные серыми зазубренными скалами, покрытые небольшими осиновыми рощицами и разбросанными то здесь, то там соснами. Дважды мой путь шел вдоль гребня холмистой гряды, и тогда я, скрываясь за редкими деревьями, осматривал на ходу местность позади.

Дикая это была страна, безлюдная; кое-где в тени, куда не доставало солнце, лежали снежные островки. С гор тянуло холодным ветром; а я брел тут, голый и босый, позади меня были враги, а впереди - ничего, кроме надежды.

Один раз я сбросил на землю свой тюк, чтобы собрать змеиной травы, на которую наткнулся в ложбине, и с благодарностью вспомнил свое детство, проведенное в горах, когда я научился всему, без чего в диком краю не выживешь.

Наконец я почувствовал, что дальше идти не могу, и вернулся немного назад, к кучке ив - костер лучше разводить среди деревьев, тут листья и ветки будут рассеивать поднимающийся дым. Да и костерок я разложил маленький, из сухого хвороста, который почти не дает дыма. А после смастерил из коры посудинку вроде ковшика. Зачерпнул воды из ручья и вскипятил, подвесив ковшик на палке над огнем. Бросил в воду змеиную траву. Прокипятил еще немного, дал чуть остыть и промыл ноги, отваром, использовав вместо тряпки несколько горстей мягкого шалфея. Одновременно нажарил побольше мяса.

За день ходьбы мои грубые мокасины развалились, тик что я расстелил шкуру, еще немного поскоблил ее и выкроил другую пару - эта получилась чуть получше.

После передвинул я костер на несколько футов, поел и снова принялся за свой обсидиановый нож, отбивая камень так, чтобы получилась хорошая режущая кромка. До чего ж я был неуклюжий и косорукий! Мне приходилось видеть, как индейцы делали такую же работу втрое быстрее. Потом я еще раз передвинул костер, настелил сосновой хвои по теплой земле, где раньше был огонь, и свернулся на ней, накрывшись лосиной шкурой.

Конечно, мне сейчас было не до мечтаний, но мысли сами все возвращались к горной хижине, где я родился, стоявшей почти под самым перевалом Дэннис-Гэп, в Теннесси. Эта старая хижина, при всей своей убогости, была такая уютная; а сейчас она, наверно, заброшенная и пустая, если только в нее не перебрался какой-нибудь скваттер[3].

В рассветном холоде птицы в кустах рассказывали свои байки - значит, вокруг все спокойно. Так они радостно звенели, что вряд ли поблизости творилось что-то недоброе.

Ступни у меня были воспалены, а икры страшно ныли от неуклюжей походки я на ходу все выворачивал ноги, чтобы хоть чуток поберечь подошвы. Я поднялся на ноги, но при первом же шаге меня резанула такая боль, что слезы выступили на глазах. В общем, я снова сел. Господи, подумать страшно, в какую я неприятную историю попал...

Это место не годилось для долгой стоянки. Нужно было двигаться дальше, во что бы то ни стало... Внезапно боковым зрением я уловил какое-то движение на склоне. Повернул туда голову - и увидел волка.

Это был волк с разорванным ухом, и он следил за мной.

Глава 2

Не знаю, что случилось с остальными волками, но этот был здесь, и я его хорошо помнил.

- Привет, парень! - сказал я, собрал объедки, оставшиеся около костра, и бросил ему.

Он поднялся на ноги, двинулся вперед, потом остановился. Я повернулся к нему спиной, взвалил на плечо свой тюк и, взяв дубинку, пошел поперек склона.

Выйдя на открытое место, я посмотрел с горы назад. Далеко внизу, еще на равнине, я заметил какое-то движение - там ехало несколько человек.

У меня перехватило горло. Все-таки они явились, и это означало, что у меня нет ни одного шанса спастись. Ни единого...

Если они продолжают идти по моему следу, то, несомненно, меня поймают.

Волк подошел к тому месту, куда я бросил мясные объедки, и обнюхал их.

...Мои неприятности начались, когда мы с Галлоуэем решили заняться скотоводством. Мы хотели найти для себя какие-нибудь новые края, не слишком набитые людьми. Мы хотели поселиться где-нибудь в горах или поблизости от гор, и нам нужна была земля, где была бы трава и вода.

Потолковали мы с Теллом Сакеттом и со старым Кэпом Раунтри, его приятелем, и они рассказали нам про местность, прилегающую к рекам Анимас, Флорида и Ла-Плата. Нам показалось, что было бы неплохо прогуляться в те края и своими глазами поглядеть, как там и что. Галлоуэй был занят, он помогал Пармали Сакетту управляться со стадом, которое тот недавно купил в Аризоне, так что я решил отправиться вперед и разведать те места. Приятней прогулки мне в жизни совершать не доводилось - пока я не наткнулся на этих апачей.

Они меня приметили и ринулись ко мне, а я решил держаться от них подальше, тут же развернул коня обратно и пустил его вскачь. Примерно на четвертом скачке конь угодил копытом в нору суслика. Когда я поднялся, в глазах и ушах было полно песка, винтовка оказалась под конем, который валялся со сломанной ногой, а индейцы неслись на меня галопом.

Их было слишком много, чтобы драться, ну, я и решил попытаться изобразить из себя смельчака и встретить их лицом к лицу. Индейцы - народ чувствительный ко всякому такому, и если я не буду стрелять и сострою смелую мину, так они может, отнесутся ко мне по-другому.

Ну, пошел я им навстречу, а когда они появились, обругал их на апачском наречии, как умел, и говорю, мол, так с друзьями не обращаются.

Только фокус не вышел. Они меня связали по рукам и ногам и отвезли к себе в лагерь. Все собрались - интересно им было поглядеть, стойкий ли я мужчина; начали они с того, что содрали всю одежду и выложили меня на солнце, привязав к вбитым в землю колышкам. Подвесили мех с водой возле самой головы, вода из него сочилась капля за каплей в нескольких дюймах от моих губ, но мне они воды не давали.

Детвора со всего лагеря и кое-кто из скво меня не оставляли в покое швыряли в лицо песок, колотили палками, иной раз по полчаса кряду. Но добились они только одного - я проклинал их на чем свет стоит. Тогда они решили попробовать что-нибудь более действенное.