Татьяна Устинова - Отель последней надежды Страница 20

— Все правильно, — сказала Надежда этому человеку. — Все совершенно правильно. Я ему не нужна. Он даже испугался, когда я позвонила, и совсем не хотел со мной разговаривать.

Идущий рядом молчал.

Они миновали угол Адмиралтейства и вышли на открытое пространство, откуда уже было видно Неву, и памятник Петру Первому, и всю праздничную ширину набережной, по которой гуляли нарядные люди.

— Почему вы не говорите — «я же вас предупреждал»? — спросила Надежда.

— Потому что… — тут он сказал какую-то непонятную фразу, которую она перевела как «лежачего не бьют».

— А мне все равно, что вы обо мне думаете, — продолжала она.

Ее горе искало выхода и, кажется, уже почти нашло. Выход — немедленно оскорбить, унизить, растоптать этого американца, такого целлулоидного, такого самоуверенного, такого здоровенного.

Через заборы он прыгает, ишь ты!.. А как колонны стоят, не понимает!.. Монферан — русский инженер, чудо русской мысли!.. Надо же!

Она остановилась, и он остановился тоже.

— Я просила вас убраться куда-нибудь, — начала Надежда дрожащим голосом. — Я не готова делить с вами свои проблемы! Вы кто?! Вы никто, американский боевой слон! Зачем вы пошли со мной?! Кто вас просил?! Я не желаю перед вами унижаться!

Должно быть, она кричала громко, потому что люди, сидящие на лавочках, оборачивались и вытягивали шеи, но ей было на это наплевать.

— Я не хочу вас видеть! Я никого не хочу видеть!! Вы можете это понять или нет?!

— Я все понимаю, — отвечал американец сдержанно, — но я прошу вас, говорите тише.

— Я не желаю говорить тише! Softly loud! Я хочу, чтобы вы немедленно убрались вон отсюда! Прямо сейчас!

Она кричала по-английски, и он отвечал так же, и, вероятно, их приняли за парочку чокнутых иностранцев, которые приехали в Питер, чтобы весело провести время, да вот неожиданно поругались посреди улицы!..

Она не успела сообразить, что произошло, но тут ее сильно толкнули. Так сильно, что она сделала судорожный шаг назад и повалилась на гравий. Кисть хрустнула, и боль, острая, как штык, прошла через руку и вонзилась в мозг. Она взвизгнула и правой рукой перехватила левую, которую проткнул штык.

— Держи! — закричали откуда-то. — Держи-и! Убегаю-у-ут!

— Ты смотри, что делается!..

Убегали какие-то двое с ее сумкой. Надежда видела, как она болтается на ремне, и тот, кто украл, на ходу деловито перехватил сумку поудобнее.

Господи, сумка! В ней все — ключи, паспорт, права, записная книжка, кошелек, все на свете!

Неуклюже, держа на весу руку, она перевалилась на колени и поднялась, чтобы мчаться за грабителями, которые, конечно же, были уже далеко, куда там мчаться!

Грязной рукой она вытерла нос, с которого капали то ли слезы, то ли сопли, то ли кровь.

Пусть бы деньги, пусть все, что угодно, но только не ключи и не документы! Ведь чтобы все это восстановить, нужно жизнь положить!..

Она не понимала, что происходит, но люди со всех сторон поднимались с лавочек и смотрели в ту сторону, куда большими прыжками уносились грабители, словно там какое-то представление начиналось.

Приставив руку козырьком к глазам. Надежда тоже уставилась туда и поняла, в чем дело!..

Представление шло полным ходом. В скверике перед Адмиралтейством давали боевик «Коммандос онлайн».

Каучуковый американский полковник, которого она только что поносила последними словами, никуда не спеша, с некоторой даже ленцой, с оттяжкой как будто, продвигался вовсе в другую сторону, чем двое с ее сумкой. Он перепрыгнул парапет и оказался на мостовой почему-то значительно раньше их, но они-то бежали от него, а не к нему!..

Карабкаясь, как обезьяны, они тоже перелезли через парапет, довольно далеко от Уолша, огляделись и вдруг, вместо того чтобы бежать в другую сторону, двинули прямо на него!..

Он просто стоял и ждал, когда они до него добегут.

И они добежали.

Весь сквер, все лавочки до одной дружно ахнули, когда они поравнялись с американцем, и какая-то бабуся сказала громко: «Господи Иисусе!», и какой-то мужик гаркнул во все горло: «Давай, действуй!», и…

И.., и.., и…

Надежда зажала руками уши и зажмурилась на всякий случай, но тут же открыла глаза.

И ничего.

Такое впечатление, что те двое со всего маху впечатались в скалу. Или увязли в болоте. Или провалились в незастывший цемент.

Несколько секунд они стояли возле американца, вытянувшись в струнку, и потом пошли за ним в сторону Надежды. Они не сопротивлялись, не вопили, и только странно вытягивали руки — один правую, другой левую, будто перед аналоем, а американец словно батюшка собирается их обвести вокруг иконы!..

Шли они долго и все тянули руки. Американец повел их в обход, через парапет не полез, и процессия, по мере приближения к Надежде, обрастала любопытствующими, сочувствующими и праздношатающимися. Все вышепоименованные приблизиться не решались, а двигались в некотором отдалении от троицы и громко обсуждали друг с другом чрезвычайное происшествие.

— А че он сделал? Шкаф-то?

— Да откуда я!..

— Не, а ты видел, как они сначала туда рванули, а потом прямо на него! Умора!..

— Он-то откуда взялся?!

— Первый раз вижу, чтобы уличных воришек с поличным поймали!

— Да надо еще разобраться, может, они никакие и не воришки! Ишь, этот, морду разъел! Небось сам народные деньги прожирает! А эти ху-у-уденькие! Че-е-ерненькие!

— Да чего разбираться, когда весь сквер видал!

— Они вон у той девки сумку вырвали, она упала, ну, они и понеслись!

— А этот?

— А этот как знал! Он за ними не побег, а прямо на асфальт вылез, а они и тут как тут!..

— На ловца и зверь бежит!..

Процессия приблизилась и остановилась.

— Возьмите вашу сумку, — приказал американец Надежде.

— А.., где она?

— Вот, тетенька, — заскулил один из двоих. — Вот же она у меня! Да возьмите вы ее, сдалась она мне, и вообще это не я, это он хватал!..

И швырнул сумку на гравий.

— Подними, — по-русски четко и тихо выговорил американец. Надежда чуть не упала в обморок. — Подними немедленно.

Пацаненок опасливо взглянул на него, нагнулся — второй почему-то нагнулся вместе с ним — и нехотя поднял сумку.

И тут Надежда поняла, почему они шли, как к алтарю, и почему вместе нагибались. Они оказались прикованными друг к другу. Все как в боевике — одними наручниками.

— Это не я! Это все он!! Он мне сказал, что вон лохушка толчется, и мы ща у нее сумку подрежем. Он ее еще рядом с собором приметил! Только он думал, лохушка иностранная, а не наша!

— Заткнись, падла!

— Сам падла! Это ты мне сказал про сумку! Отпустите, дяденька, отпустите, я ведь больной, психический, и мне четырнадцати нету, все равно не посадят меня! А его заберите, он сумку резал!

— О чем они говорят? — осведомился Дэн Уолш у Надежды.

— Вы же понимаете по-русски!

— Не все.

Она вздохнула.

— Они говорят, что давно меня заметили и собирались отобрать сумку. Вот этот, — и она кивнула на правого, — говорит, что все придумал вон тот, — и она кивнула на левого.

— Да он че? Иностранец, что ли?! А лохушка? То есть вы, тетенька? Вы русская, да? Вы тута в скверике работаете, да?

— Она под Фазилем, что ль, ходит? — спросил приободрившийся второй и сплюнул в гравий. — Тогда пусть ему звонит, он нас хорошо знает!.. И слышь, ты, скажи этому, чтобы нас того.., расцепил! Фазиль очень недоволен будет!..

— Не мучил бы детей, боров откормленный, — сказали из толпы сочувственно. — Па-а-адумаешь, сумка!.. У ней таких сумок небось не считано! На деньги, которые одним местом заработала!..

— Теперь они думают, что я проститутка, работающая в сквере, — деловито сообщила Надежда Уолшу, и тот вытаращил глаза. — Раз я гуляю с иностранцем, значит, так оно и есть. Публика утверждает, что вы мучаете детей. Дальше переводить?..

Историю с Робин Гудом, спасшим прекрасную Джейн от разбойников, как будто перекосило в некую непонятную сторону.

Вроде Родин Губ — вот он. Вроде и Джейн имеется. И толпа сочувствующих пейзан тоже присутствует. А красоты картины — никакой.

— Слышь, мочалка! А мочалка!..

Надежда не поняла, что обращаются к ней.

— Ты че, оглохла?

— А?!

— Ты скажи ему, чтобы нас.., того… А мы тебя другой раз не тронем. Тебя и хахаля твоего. И остальным.., того.., скажем. Ты ему передай, мочалка, а?

— Мочалка? — переспросил по-английски Дэн Уолш.

Надежда вдруг захохотала и сморщилась от боли в руке.

Ситуация зашла в тупик.

— Отпустите их, Дэн, — сказала она. — Все равно нам некуда их девать. Если им нет четырнадцати, мы ничего не сможем поделать. У нас такие законы, и судебная система работает еще недостаточно хорошо.

— Совсем отпустить? — осведомился Дэн Уолш.

— Совсем.

— О'кей. Как хотите.

Странным движением, вывернув кисть, он открыл наручники, но убежать злоумышленникам не дал, хотя они было порскнули в разные стороны.