Галина Романова - Лучший день в году Страница 21

– Не знаю, – дед вдруг глянул на Копылова безумными глазами. – Он не убивал, понял?! И не смей, слышишь! Не смей даже думать на него! Вот видишь это!

Он вырвал у Светланы послание от Кирилла. И помотал им у Копылова перед глазами, у того аж рябь в глазах пошла.

– Мне бы он никогда не соврал! А ты… А ты, господин полицейский, лучше бы подумал, с чего это папарацци убили сразу, как мы его нашли?! Главное, звоним Генке, приезжаем на адрес, потолклись там, даже не зашли, и тут же убийство! Странно, не находишь, полицейский?! Сначала моя дочка, теперь…

Он тяжело дышал, лицо его сильно покраснело, и сейчас, как никогда, проступил его истинный возраст, состарив, сгорбив, заставив хвататься за сердце. Светлана даже порывалась пару раз вызвать «Скорую». Иван Митрофанович не позволил.

– Я не сдохну, дочка, не волнуйся, – пообещал он ей, но валидол все же под язык положил, вывалив на стол сразу все таблетки из пластиковой тубы. – Мне надо убийцу дочки найти – раз. И Кирюшу – два! Некогда мне умирать. Он вон… – Его узловатый указательный палец ткнул в сторону Копылова. – Восемь лет назад дело закрыл. Посчитал, что самоубийство. А я так не считаю! До сих пор! А то, что этот фотограф убит, меня тем более теперь убеждает в моей правоте. Так-то, детки… А теперь ступайте, худо мне. Отлежаться надо. Если что надо, я тут. Бегать не стану. Кира – дурачок, побежал. Зачем? Почему?

А действительно! Зачем? Почему? Был уверен, что ему не поверят? Не поверят, что он не причастен? А почему? Значит, наткнулся на кого-то во дворе Ильи. Значит, кто-то видел его. Или все же версию с таксистом надо рассматривать как единственно верную?

– Этот лист, – Копылов взял в руки записку Кирилла, намереваясь вообще ее изъять. – Это ваша бумага?

– В смысле? – Дед удерживал записку за край, не позволяя гостю завладеть ею целиком.

– У вас такая бумага для принтера в доме есть? – Копылов удвоил усилия и потянул записку на себя.

– Нет, нету! – воскликнул дед.

И следом произошло неожиданное. Он резво разжал пальцы Копылова, скомкал лист одним движением и тут же, сунув его в рот, принялся интенсивно жевать, судорожно дергая кадыком.

– Что вы делаете?? – ахнула Светлана.

– Он уничтожает улики, – невесело ухмыльнулся Копылов. И покачал головой с осуждением: – Зря вы, Иван Митрофанович, все это… Зря.

Тот с трудом проглотил, долго дышал с открытым ртом. Потом прохрипел:

– Вот найдешь настоящего убийцу моей дочери и фотографа, тогда я тебе эту улику и отрыгну. А бумаги такой у меня в доме нет. Газеты и журналы – сколько хочешь. А такой нет! Все, уходите…

Сильно сгорбившись и без концы охая, дед ушел в дом. Через минуту изнутри на двери лязгнул замок, а еще через пару минут все окошки, выходившие на крыльцо, были плотно занавешены.

«Возьмет сейчас и повесится, – вдруг подумал Копылов. – Прямо как его дочка».

– А может, его дочь не вешалась, а? – дернула его за руку Света, снова заставив понервничать. Что, в самом деле читает мысли, а? – Что там было у твоего спившегося фотографа? Чем он тебе помог?

Он не ответил: почему-то был уверен, что дед теперь, прислонившись к какой-нибудь древней щели в ветхой оконной раме, внимательно слушает, о чем они станут говорить. Копылов жестом указал Свете на машину. Она кивнула и пошла к машине. И заговорила лишь, когда они выехали из деревни:

– Итак, Саша, что было у фотографа?

Копылов со вздохом вспомнил тот день, когда вдовец Геннадий привел буквально за шиворот Илью. Поставил его в центр кабинета и со вздохом проговорил:

– Вот оно – мое алиби! Стоит, Александр Иванович, перед вами. Я долго размышлял и решил, что хватит уже чистоплюйствовать.

Копылов тогда ничего не понял. Честно, был занят чем-то важным и вовсе не имеющим никакого отношения к самоубийству его супруги. Пришлось сосредотачиваться. Внимательно вслушиваться. А когда понял, тут же потребовал подтверждений. И Илья их ему выложил. В таком аккуратном конвертике, стопочкой уложенные подтверждения. На одном из них был запечатлен просто двор, занесенный снегом. На втором – голая женщина на тропинке, ведущей к сараям. На третьем – она же, но более крупно. Собственно, все снимки в конверте хранили ее изображение. Везде она – голая, с несчастным измученным лицом и всклокоченными волосами. Женщина шла к дворовым постройкам. На одном из снимков она туда заходила. Потом вышла уже со следами крови на теле и…

– И с веревкой в руках, – вспоминал Копылов. – Как сейчас вижу ее.

– Веревка в руках? – переспросила Света.

– Да. Стоит возле двери сарая с веревкой в руках и явно не понимает, что происходит. Лицо мученически искажено. Глаза пустые, как безумные. Следующий снимок – она снова входит в сарай. И все… Потом – смерть.

– Значит, она попыталась повеситься, веревка оборвалась. Она взяла ее в руки, вышла на улицу. Подумала, подумала, помотала веревкой и снова зашла, чтобы повторить попытку? – уточнила Света.

По ее тону Копылов понял, что ей мало верится во все это.

– Ахинея! – выдала она после паузы.

– На ахинею похоже, но так было.

Он не стал ей рассказывать, как долго мучился и сомневался во всем. Как проверял, как дотошно расспрашивал экспертов, мотаясь с вещдоком – веревкой – по кабинетам.

– Все в один голос сказали, что веревку завязывали дважды. И место обрыва мне указали точно. И ДНК ее на веревке. И больше ни единого следа. Все было именно так, хоть и выглядит ужасным и притянутым за уши.

– Кстати! – подпрыгнула она на пассажирском сиденье. – А как так получилось, что Илья все это дело снимал?! Почему не остановил ее? И вообще, что он там делал с фотокамерой?!

– Тут мы переходим ко второй части нашего повествования.

Копылов глянул на нее почти с нежностью. Она нравилась ему все больше. Интересно, хороша ли она с распущенными волосами? Неплохо было бы ощутить прикосновение ее прядей к своему лицу, груди.

«Размечтался! – фыркнул бы теперь Степка. – Попробуй для начала внимание ее удержать. Завоевать уважение, а потом уже…»

«Да ни фига бы так Степка не говорил», – понял вдруг с раздражением Копылов. Это он для себя ищет теперь подходящий фарватер, чтобы не торопиться. Боязно, ведь так?

– Итак, вторая часть! – нетерпеливо подергала его за короткий рукав Света, когда он погрузился в свои холостяцкие размышления.

– Оказывается, наш супруг давно уже ощущал себя рогоносцем. И приставил этого папарацци к своей жене. Тот и фоткал ее во всех ракурсах. Где, с кем, когда, все наш Гена знал. В то роковое Рождество он Илье такого задания не давал. Он сам застал жену голой в загородном доме. Ну, я рассказывал уже, что они поцапались. Так вот, Илья в тот день там был инкогнито.

– Но зачем?? – воскликнула Света.

И инстинктивно застегнула блузку на самую верхнюю пуговку под подбородком, будто ее сейчас снимали скрытой камерой.

– Ему начало нравиться наблюдать за Алиной. Она была очень красивой и сексуальной. Распущенной, как любил повторять Илья. Но в меру. Балансировала, говорит, на самой грани, но никогда ее не переступала, поэтому и не опускалась до разряда дешевой шлюхи.

– Да он был в нее влюблен! – ахнула Света.

– Может быть, и так, – не стал спорить Саша, у него у самого возникли тогда такие подозрения. – В общем, в тот день он по привычке следил за Алиной. Приехал за ней следом за город. Долго наблюдал за ее любовными игрищами…

– Снимал?

– Говорит, что в тот день сцены секса не снимал. Может, врет. Доказать обратное мы не смогли. А потом…

Копылов старательно объезжал старые узловатые корни, выползающие на колею. Первобытно тут было, здорово. Остановить бы теперь машину или заехать в глухую чащу и целовать эту умничку до изнеможения. Но разве он так сделает! Он порядочный, воспитанный и до смерти боится ее оскорбить своей смелостью.

– Что – потом?

– Потом он вдруг промерз, проголодался и решил сходить в местный магазинчик, купить что-нибудь поесть. Он пристроил камеру на маленьком штативе, так, чтобы угол обзора был максимально велик. И ушел в магазин. А там скучающая продавщица. Ну он с ней и… И того…

– Что – того?! – вытаращилась Света недоуменно. – Хочешь сказать, что он там с ней занялся сексом?!

– Ну да! Его возбуждали игрища Алины, тот день не стал исключением. Короче, пока он там занимался непотребством с продавщицей, пил с ней коньяк, закусывал, все и произошло. Когда он вернулся, в доме уже вопили.

– И он по-тихому смылся?

– Ну да! Забрал камеру и удрал до приезда полиции. И молчал потом почти год. И он, и его наниматель. Хотя последний и не знал о его рождественских художествах. Когда узнал, спустя почти год после смерти жены, то сначала рассвирепел, а потом кинулся благодарить. Все-таки Илья снял с него подозрения.

– И после этого дело было закрыто?

– Да, налицо самоубийство. Редко, когда такое сопровождается подобными материалами.