Антон Леонтьев - Трудно быть солнцем Страница 21

Итак, вспоминая жаркое лето этого года, я могу сказать, что начало для меня «цветочным убийствам» было положено не в тот день, когда была обнаружена задушенная Евгения Ирупова с белой лилией на груди, а примерно за три недели до этого, 13 июля, когда я впервые почувствовала смутное беспокойство и ощутила атмосферу спрессованного ужаса. Городок наш, как можно понять, тишайшее и спокойнейшее место на земле. За последние двадцать лет самым громким преступлением была драка на улице. Но страсти, человеческие страсти кипят. Мы такие же, как и жители крупного города, например, столицы.

Прогресс обошел нас стороной, нас не затронули вихри революционного движения и нигилистических безумств. Война, длящаяся уже третий год, забирает свою дань, однако Староникольск остался практически таким же, каким он был и пятьдесят, и сто лет назад. С одной стороны, это отрадно, а с другой, внушает опасения.

Однако, не рискуя углубиться в пространные размышления спорного характера, что свойственно моей менторской натуре, воспитанной на свободомыслии германской классической философии, я перехожу к сути событий.

В мои обязанности как директора местного музея входит постоянное пополнение коллекций и забота о сохранности фонда. В моем распоряжении находятся добровольные помощники, однако большую часть работы приходится выполнять самой. Музей временно – и это временное состояние длится уже седьмой год – располагается в небольшом кирпичном здании с отвратительным сырым подвалом. Староникольские нувориши, обещая поддержку благородным начинаниям, не спешат, тем не менее, отворять для меня собственные кошельки.

13 июля выдалось чрезвычайно погожим днем. Я задолго наметила его для того, чтобы пополнить музейную коллекцию амфибий, членистоногих и насекомых, которая пропала из музея и, как я подозреваю, была за гроши продана одним из сторожей на рынке. Оставив своего обожаемого сына Карлушу на попечение няньки, особы, надо признать, безответственной, я отправилась на берег реки Тишанки. Всем известно, что около Староникольского монастыря, являющего собой шедевр архитектурного зодчества середины шестнадцатого столетия, в изобилии водятся различного рода представители фауны. Своими жертвами я выбрала бабочек и квакш. Увлеченная процессом охоты, я не сразу заметила, что на берегу реки, заросшем камышом, слышатся голоса. Когда же голоса стали приближаться, то, случайно уловив нить разговора, я поняла, что мое появление в грязном платье, с сачком в руке и кастрюлькой с квакшами не является своевременным.

Я бы никогда не унизилась до того, чтобы подслушивать чужой разговор или становиться хотя бы даже невольной свидетельницей интимного общения, однако этот раз стал исключением из правил. По голосам я поняла, что по берегу реки прогуливаются мужчина и женщина, причем их разговор носит весьма личный характер. Я затаилась, надеясь на то, что гуляющие, минуя меня, удалятся в противоположную сторону и избавят, таким образом, и себя и меня от конфузного положения и еще более стыдного разоблачения.

Однако они остановились как раз напротив того места, где я стояла по колено в теплой воде. Сквозь камыши до меня отчетливо долетал их разговор. Более того, я смогла даже кое-что видеть – в частности, лица мужчины и женщины. Впрочем, это мне не требовалось, чтобы распознать в гуляющих молодого князя Феликса Святогорского, или Феликса-младшего, и диву синематографа Анну Радзивилл.

Княжеский род Святогорских не нуждается в представлении, он ведет свое происхождение чуть ли не от самого Рюрика. Князья, чья резиденция находится в нашем городе, всегда благоволили к Староникольску, а старый князь, Феликс-старший, даже пожертвовал мне на музейные нужды как-то сто рублей золотом.

Молодая красавица Анна Радзивилл прибыла в наш городок два месяца назад для участия в работе над картиной. Эта картина и стала камнем преткновения между ней, режиссером и местными властями, в особенности духовной властью. Учитывая низменные потребности публики, режиссер остановил свой выбор на страшной и, на мой взгляд, ненужной тематике – кровожадных кровососах-вампирах. Причем в качестве антуража для подобного рода событий он выбрал наш город и, в частности, Староникольский монастырь. Разумеется, владыка Иннокентий восстал против этого, кинематографический процесс затянулся, съемки прервались на неопределенное время, и Анна Радзивилл получила возможность воссиять, подобно Полярной звезде на вечернем небосклоне, среди дам нашего скромного общества.

Анна, тщательно скрывающая свой возраст, который, как я думаю, скорее тридцать, чем двадцать пять, откровенно развлекается и напропалую флиртует со всеми мужчинами. Это ее забавляет, а наши матроны, не понимая этого, воспринимают все всерьез и намереваются объявить Анне войну.

Услышав, тем не менее, фразы, которыми обменивались молодой князь и Анна, а в особенности тон, в каком протекало их общение, я поняла, что в этом случае дело серьезное. Князь несколько лет назад взял в жены тихую и набожную Аделаиду Шереметеву, которая находится сейчас на сносях.

– Аня, – слышала я голос князя, доносившийся до меня через камыши, – я тебя люблю, прошу тебя, ответь мне согласием!

Если верить модным журналам, которые только тем и занимаются, что печатают великосветские сплетни и пространные рассказы о последних новинках синематографа, Анна Радзивилл была три или четыре раза замужем, в том числе и на самом деле за представителем древнего литовского княжеского рода Радзивиллов, и имеет маленькую дочь. Впрочем, ее последним супругом был ее восторженный почитатель – железнодорожный инженер, с которым она прожила всего полгода. Теперь же, как я понимаю, очаровав молодого князя, она снова нацелилась на крупную добычу. Святогорские, помимо того, что являются подлинными аристократами, обладают огромным состоянием и по праву считаются самым богатым семейством в нашей губернии.

Слова, которые произнес князь, не стали для меня шокирующим открытием. Уже давно каждый из жителей славного нашего городка знал, что Святогорские вовсе не отличаются примерным поведением и не являются образцом нравственных норм. Старый князь, Феликс-старший, в молодости был настоящим повесой, именно его многочисленные измены и вогнали раньше времени в гроб его очаровательную жену. От отца своего Феликс-младший и унаследовал весьма скверную привычку не быть верным законной супруге. Он женился всего несколько лет назад, и его молодая жена, урожденная княгиня Аделаида Шереметьева, прелестное юное дитя, пленяла всех своей непосредственностью и красотой. Однако, как мы уже давно знали, Феликс-младший не удовольствовался этим и принялся искать подруг буквально через месяц после венчания.

Поэтому, услышав слова, которые молодой отпрыск княжеского рода обращает к Анне Радзивилл, я не удивилась, а скорее огорчилась. Я достаточно хорошо знала молодую княгиню, поэтому мне не хотелось, чтобы ее муж причинял ей боль своими многочисленными похождениями. Анна Радзивилл, безусловно, была дамой, которая заслуживала внимания со стороны мужского пола – красивая, надменная, недоступная, богатая, овеянная легендами синематографа. Святогорский, проводивший много времени в Староникольске, конечно же, сразу увлекся ею.

– Нет, князь, вы мне не нравитесь, – услышала я ответ дивы. Мне удалось подсмотреть, как капризным жестом она вырвала у него свою ручку, затянутую в белую перчатку.

Князь не выглядел смущенным. Скорее всего, отрицательный ответ только раззадорил его.

– Анна, не будь такой недоступной, я же тебя люблю по-настоящему. Я готов весь мир бросить к твоим ногам. Подумай, я разведусь с Аделаидой, и ты станешь моей новой женой!

Я даже представить себе не могла, что князь намерен осуществить то, о чем ведет речь. Конечно же, он говорит это только для того, чтобы уговорить Анну Радзивилл совершить грехопадение. Я же знала, что Феликс находится в полной зависимости от отца своего, старого князя. Именно тот является владельцем огромного состояния, и юный Святогорский, если он возжелает пойти против воли родителя, окажется без средств к существованию. Старый князь не станет одобрять его похождения и не раздумывая лишит сына прав на наследство.

Так что я испытывала некоторое сочувствие по отношению к Анне Радзивилл. Однако, как я понимала, Анна давно не являлась наивной простушкой, роли которых ей приходилось играть. Она была цепкой и расчетливой особой, не лишенной, впрочем, шарма и обаяния. Не мне осуждать ее, однако подобные женщины, чересчур красивые и удачливые, чем-то не нравятся мне. Они готовы добиваться успеха любой ценой, иногда забывая о морали. Но не мне судить Анну.

– Князь, оставьте это, – продолжала Анна, и я даже восхитилась ею. Мне было известно, что другие дамы нашего городка не с таким упорством говорили «нет» молодому князю, предпочитая маленькую интрижку и богатый подарок от него ссоре с Феликсом-младшим.