Антон Леонтьев - Трудно быть солнцем Страница 22

– Князь, оставьте это, – продолжала Анна, и я даже восхитилась ею. Мне было известно, что другие дамы нашего городка не с таким упорством говорили «нет» молодому князю, предпочитая маленькую интрижку и богатый подарок от него ссоре с Феликсом-младшим.

– Аня, прошу тебя, – заговорил резким тоном князь. В нем, насколько я поняла, проснулась фамильная гордость и упрямство Святогорских. Князья не привыкли к тому, чтобы кто-то противился их воле. – Вчера ты была такой милой, что произошло сегодня? Я не понимаю!

Зашелестели шелка платья Анны Радзивилл, она ответила:

– Вчера было вчера, дорогой князь. Не забывайте, у вас есть супруга, которая вот-вот разродится наследником.

– Ну и что! – с жаром возразил Святогорский. – Аделаида глупая гусыня, я ее не люблю. Свадьба состоялась по настоянию моего отца. Ему, видите ли, претит, чтобы моей женой была женщина без титула. А мне нужна та, которую я люблю. Анна, я тебя люблю!

Я так и не расслышала, что ответила ему Анна, потому что в самый неподходящий момент небольшая рыбина проплыла в теплой воде, где я стояла, и задела мои ноги плавниками. Поддавшись рефлексу, я тихо вскрикнула. Этот крик все-таки был достаточно силен, чтобы его услышали Святогорский и Анна. Он подозрительно оглянулся, затем всмотрелся в камыши, которые загораживали ему доступ к воде. Я побледнела от ужаса, а затем покраснела от стыда, только представив, что они разоблачат мое нежелательное для них присутствие.

– Вы слышали, князь? – произнесла Анна, щелкнув большим зонтиком, который, как белый гриб, распахнулся над ее головой. – Здесь кто-то есть. Пойдемте, я не хочу больше оставаться тут.

– Да, вы правы, сударыня, – намеренно громким тоном, вежливо-безупречным, со светским безразличием, ответствовал ей молодой Святогорский. Наверное, ему не доставляло никакого удовольствия думать, что кто-то являлся свидетелем его откровенных признаний петербургской диве. Святогорские, всегда склонные к распутству, на людях производили впечатление личностей замкнутых и едва ли не следующих всем заветам Библии.

– Сегодня такая прелестная погода, милостивая государыня, – послышалось мне. Голоса Анны и князя удалялись. Я, выждав для верности еще минут десять, осторожно вышла на берег. Вместо того чтобы заняться нужным для музея делом и пополнить коллекцию амфибий и насекомых, я уделила внимание личным взаимоотношениям князя и Анны. Зато мне повезло, я оказалась свидетельницей их небольшого разговора и стала обладательницей их крошечной тайны. Я не собиралась никоим образом раскрывать их секрет, но все же испытала гордость за себя – оказывается, в этой жизни требуется всего лишь в нужное время оказаться в нужном месте, чтобы получить доступ к информации.

Я вернулась домой, занялась тем, что пополнила-таки коллекцию некоторыми редкостными, пойманными мной экземплярами квакш, обитающих в реке Тишанке. Затем настало время заняться моим драгоценным отпрыском Карлушей. Мой дивный сынок удивляет меня, он растет не по дням, а по часам. Какая жалость, что его драгоценный отец, мой возлюбленный супруг, не смог стать свидетелем взросления собственного отпрыска. Но что поделаешь, судьба часто оказывается крайне несправедливой к людям.

Закончив занятия с сыном во второй половине дня, я уселась за свою монографию, посвященную Смутному времени. Незаметно настал вечер, теплый и полный комаров. Тем вечером я была приглашена в поместье к Святогорским. Мне удалось – и я считаю, по праву – сделать себе имя в нашем городке, я стала одним из столпов научного общества. Поэтому любое мало-мальски важное собрание не могло пройти без моего участия. Я не стремилась к этому, однако приятно было осознавать, что заслуги мои находят должное признание среди сограждан.

Старый князь уже много раз жертвовал крупные суммы на нужды моего музея и науки вообще, поэтому я с охотой приняла его приглашение. Меня все же охватил некоторый страх, так как я знала, что мне предстоит столкнуться лицом к лицу с молодым Святогорским и Анной Радзивилл, которая сделалась частым гостем в княжеском дворце. Однако, как я надеялась, они не разглядели меня в камышах и мое появление не подольет масла в огонь.

Дворец Святогорских представляет собой шедевр архитектурного зодчества. Один из предков старого князя истратил баснословные деньги, чтобы возвести это величественное и грандиозное здание. Строительство дворца имело место при Екатерине, Святогорские тогда были в фаворе. На внутреннюю отделку было истрачено целое состояние. Сколько раз, любуясь шедеврами старых фламандцев или итальянскими фресками, которые украшали потолки в зале для приемов, я думала, что князья могут послужить обществу и передать в дар музею Староникольска один или даже несколько шедевров. Увы, старый князь, жертвующий денежные суммы, придерживался иного мнения. Он считал, что несколько сот рублей вполне достаточный с его стороны взнос на процветание науки в нашем городке.

Подлинным шедевром был княжеский парк, оранжерея и фонтаны. Я всегда считала, что каскад фонтанов во многом напоминает версальский. Жаль, что такое великолепие находится в частной собственности и скрыто от глаз жителей Староникольска. Я вовсе не проповедую насильное отторжение прав собственности у князей Святогорских, мне просто жаль, что обычные люди не имеют доступа к этому великолепию.

Пожилой дворецкий провел меня в залу для посетителей, я опустилась в кресло. Мне было известно, что нужно немного подождать – и это несмотря на то, что я пришла минута в минуту, в шесть часов пополудни, ровно в назначенный мне срок. Я понимаю, что не представляю для князей никакого интереса, поэтому таким людям, как я, всегда приходится ждать.

Я увлеченно рассматривала мраморные бюсты князей Святогорских великолепной работы неизвестных мастеров из крепостных, когда услышала приглушенные рыдания. Я обернулась. Мне показалось или на самом деле кто-то тихо плакал?

Массивная дубовая дверь, которая вела в подсобные помещения, была приоткрыта. Я, всегда отличавшаяся неумеренным любопытством и, возможно, часто совавшая нос не в свои дела, сразу же решила выяснить, в чем же дело. Мне почему-то привиделась ужасная картина – молодой князь, не считаясь с чувствами своей находящейся в положении юной супруги, объявил ей о намерении немедленно расторгнуть брак и жениться на Анне Радзивилл.

Я приоткрыла дверь и проскользнула на территорию дворцовых комнат, где доселе не бывала ни разу. Плач становился все громче и громче. Пройдя метров десять, я увидела вход в небольшую каморку, комнатушку, обставленную столь же скудно, сколь и безвкусно. На кровати, застеленной темным покрывалом, лежала ничком молодая девушка и отчаянно рыдала, закрыв лицо руками. Я сразу ее узнала. Настенька, дочка того самого пожилого дворецкого, Никифора, работавшего у князей с незапамятных времен.

– Что произошло, моя хорошая? – ласковым голосом произнесла я, опускаясь рядом с рыдающей девушкой. Та встрепенулась и подняла на меня опухшие, покрасневшие глаза. Настеньке едва ли было восемнадцать лет, она была поздним ребенком Никифора, его возлюбленным чадом и солнечным лучиком в княжеском дворце. Я достаточно хорошо знала покойную матушку Настеньки.

– Елена Карловна, – прошептала она и снова зарыдала, обхватив меня горячими руками. – Помогите мне, прошу вас!

– Но что такое случилось, дитя мое? – спросила я. – Кто довел тебя до слез, дорогая моя девочка? Расскажи мне, прошу тебя!

Мне было безумно жаль глупышку. Кто и как обидел ее? Разумеется, я помогу ей во что бы то ни стало. К моему сожалению, я не смогла стать ей крестной матерью, однако после трагической скоропостижной смерти ее родительницы я чувствовала себя ответственной за судьбу девочки. Отец ее, Никифор, был предан князьям больше жизни. Чопорный и глуповатый, он считал, что Святогорские – самые важные в мире люди, а счастье для него и его дочери, работавшей во дворце горничной, заключается в том, чтобы прислуживать им. Много раз я слышала от него страшные слова о том, что хорошо бы вновь возродить крепостное право. Как мне кажется, сам Никифор был бы в диком восторге, если бы вновь, как и многие поколения его предков, стал фактически рабом князей Святогорских.

– В чем дело, моя милая крошка? – сказала я, гладя девушку по льняным волосам. – Расскажи мне, кто причинил тебе боль?

– Это все он, – ответила, захлебываясь горькими слезами, Настенька. – Это все он! Я не знаю, что мне теперь делать, Елена Карловна. Вся жизнь моя разрушена! Я опозорена!

– Деточка, – начала я, однако в этот момент услышала грозный окрик Никифора, который вошел в каморку дочери. Дворецкий, облаченный в смешную старинную ливрею эпохи царицы Елизаветы Петровны, в напудренном парике, злобно уставился на меня.

Никифор и так никогда не отличался красотой, а в этой карнавальной одежде вызвал у меня подлинный смех. Он же, гордящийся своим высоким, как он полагал, местом, не видел абсолютно ничего смешного.