Александр Бушков - Последняя Пасха Страница 21

– Ну, счастливо вам добраться…

И рысью припустил по улице. Беляк помчался за ним, обогнал, забежал далеко вперед, выписывая по улице широкие зигзаги от забора до забора.

Смолин задумчиво смотрел вслед удалявшемуся в лунном свете всаднику – и лениво гадал, какая такая надобность могла погнать хозяина в ночное странствие? Не станешь же спрашивать – но и так ясно, что тут что-то интересное. Чтобы примитивно поохотиться на рябчиков или глухарей каких-нибудь, вовсе необязательно отправляться ночью, загодя – да еще не с гладкостволкой, а с карабином. Точно, что-то интересное, и вариантов может быть масса. Может, Лихобаб втихомолку золотишко моет в таежной глухомани – в этих краях, зная места грибные и рыбные, можно до сих пор неплохо разжиться, в миллионеры не выбьешься, но денежку заработаешь увесистую. Может, втихаря собрался побраконьерничать по примеру подавляющего большинства здешнего народа: медведя взять или марала, не особенно и соблюдая писаные правила охоты. А может – почему бы и нет? – отправился к зазнобе в какую-нибудь близлежащую, гораздо более населенную деревушку, где женская часть народонаселения состоит из гораздо более приятных и перспективных экземпляров, нежели шизанутая баба Нюра. Да мало ли, как ни ломай голову, все равно не угадаешь…

Включив фонарик и положив его на полочку, Смолин довольно сноровисто зарядил ухоженный «Бекас» черными пластмассовыми патронами с картечью – всю пятерку, потом, подумав, загнал и шестой в ствол, поставил на предохранитель, вновь примостил ружьецо у бревенчатой стены и задернул занавеску.

Больше хозяйственных забот не предвиделось – и он направился во двор, где под навесом рдел огонек Ингиной сигареты. Присел рядом, вытащил пачку, усмехнулся:

– Ну что, свет не без добрых людей?

– Поразительно, – сказала Инга. – Вот так вот взял и уехал, на нас дом оставил…

– Ну, вряд ли у него по стенам висят Рубенсы, а под кроватью лежат червонцы, – сказал Смолин. – Умный мужик, битый жизнью должен прекрасно понимать, что страннички вроде нас не для того шлепали по тайге, чтобы злодейски расхитить его скудные пожитки…

– Интересно, куда он подался?

– А вот поди ж ты догадайся, – пожал плечами Смолин. – Дела какие-то у человека, что тут скажешь…

– Может, он клад ищет?

– Тот, золотой?

– Его. Или – вообще клад.

– Ну, кто ж его знает, – сказал Смолин. – Так, впрямую как-то и неудобно было спрашивать, нормальный мужик – накормил, приютил, мало ли какое у него хобби… Почему бы, в конце концов, ему клад и не искать? И вовсе не обязательно тот. По теории вероятности, кладов в этих местах должна быть если и не чертова уйма, то все же изрядно. Даже без исчезнувшего предивинского золота. Революция, гражданская, коллективизация… Много чего прикопано, надо полагать… Одно ясно: пока он никакого клада не нашел, даже если и ищет, по крайней мере, здесь, в доме, его нет. Иначе он прямо-таки инстинктивно держался бы по-другому. Нет в нем ни малейшей сторожкости, характерной для любого, у кого в подполье клад найденный захован… – он посмотрел на белую луну над тайгой, на залитые призрачно-серебристым светом живописные окрестности, потянулся, испытывая приятную сытость и блаженный покой: – Как тебе местечко?

– Благодать неописуемая, – откликнулась Инга умиротворенным голосом. – После такого ужина, да еще имея крышу над головой, начинаешь приходить к выводу, что обстановка весьма даже романтическая… – она со смешком отбросила руку Смолина: – Нет, не настолько… Вымоталась жутко, никаких посторонних желаний… Вася…

– Что?

– А эта бешеная бабка к нам ночью не припрется с топором? Коли уж у нее извилины узлом завязаны…

– Вряд ли, – подумав, сказал Смолин. – Лихобаб бы предупредил обязательно, будь у нее такие привычки. Она в глухой обороне, похоже, не предпринимает диверсионных вылазок…

Инга, придвинувшись поближе, спросила возбужденным шепотом:

– А что, если она что-то такое знает? Если ей восемьдесят, она в те времена была, конечно, не совсем взрослой, но в возрасте вполне сознательном…

– Поздравляю, – сказал Смолин, – начинаешь проникаться азами нашего веселого бизнеса. Вот именно. У меня такая мысль мелькнула давно – что твои догадки ничуть не обесценивает. Ей восемьдесят, значит, в те времена было лет шестнадцать… для тех времен, для деревни это вполне взрослый возраст. А если учесть, что деревня в те времена была сплошь староверская… Что тем, кто оформил караван, просто необходимо было иметь здесь сообщников… Знаешь, интересные выводы напрашиваются. С чего-то ж ее повернуло именно на энкаведешниках и золоте? Напугали в свое время? Ну да, не спорю, ребятки в синих фуражках наверняка дипломатией и изяществом манер не отличались. И все равно, неужели это ее самое тяжкое воспоминание в долгой жизни, большая часть которой пришлась на времена совершенно неласковые? А вообще…

– Что?

– Крутятся в голове какие-то смутные идеи, – сказал Смолин. – Но не даются пока. Ладно, пора бы и проверить, как там обстоит с внешним миром. А то мы здесь последними узнаем, если мировая война начнется…

Он достал телефон, проверил звонки и почту. Шварц ему звонил дважды во второй половине дня, четырежды – ближе к вечеру и, наконец, час назад прислал сообщение, запрашивая, куда, к такой-то матери, шеф подевался? Примерно та же картина наблюдалась и касаемо Фельдмаршала. Кот Ученый ограничился сообщением, что свободен, и больше не доставал. Все было в норме: ребятки, не получая от него сигналов о помощи либо отчетов о происходящем, решили не пороть горячку и не бомбардировать беспрестанно требованиями отозваться. Всё правильно: существовала в таких вот поездочках теоретическая возможность, что родной и любимый шеф сейчас вынужден, сидя перед индивидом в погонах, оправдываться и растолковывать, что на самом-то деле он ничего такого не имел в виду и его неправильно поняли…

Он подумал и набрал номер Шварца. Шварц откликнулся уже после двух гудков.

– Как дела, шеф? – спросил он с несомненной тревогой. – Что-то ты запропал, как в Бермудском треугольнике…

– Была такая вероятность, – сказал Смолин. – Типчик наш… ты меня понял?.. хотел срубить дурных денег на фуфле. И начались непонятки…

– Ты где сейчас?

– В совершенно спокойном, надежном и безопасном месте, – сказал Смолин. – Практически на курорте, можно и так выразиться.

– Точно?

– Абсолютно, – сказал Смолин. – Вот что. Завтра рано утречком бери Фельдмаршала, садитесь в тачку и дуйте в Куруман.

– А нафига?

– Тьфу ты, – Смолин досадливо сморщился, – неужели не въехал? Завтра, максимум к обеду, мы там будем. Без машины, пешком пришлось потопать… Потом все объясню.

– Шеф, у тебя, точно, все путем?

– Совершенно, – сказал Смолин. – Завтра встретимся в Курумане. Только поглядывайте там… и всё, что легальненько… Усек?

– Ага.

– Ну, тогда до завтра, до связи. Расскажи там нашим, что к чему…

Он нажал «отбой», повернулся к Инге. Последовав его примеру, она мирно беседовала, сразу удалось сообразить, с мамой – преспокойно втюхивая ей, что все в порядке, что она давным-давно вернулась из Предивинска, просто раньше не было случая позвонить и сейчас беспокоиться о ней нет никаких поводов. Завтра утром позвонит. Разговор протекал спокойно, поскольку (Смолин уже бывал свидетелем) мама, надо полагать, с дочкиными ночными отсутствиями смирилась…

И тут до него дошло. Точнее, его пробило. Если еще точнее, он наконец сложил в уме несколько нюансов, деталей и частностей. И то, что получилось… То, что получилось, господа мои, могло и успехом закончиться! Если только здесь и в самом деле есть потаенные обстоятельства…

Он вскочил.

– Что случилось? – встрепенулась Инга.

– У тебя пудра есть? – спросил Смолин, улыбаясь во весь рот.

– Ну да…

– Отлично. Сейчас понадобится…

Не тратя времени, он кинулся в сени, где оставил сумку. Минутным делом было, проковыряв в гимнастерке дырочки с помощью острого шильца из перочинного ножа, привинтить Красную Звезду и знак почетного чекиста – как и положено, с правой стороны. Совсем просто было прицепить медаль – как положено, слева. Торопливо сбросив одежду, он нырнул в гимнастерку, натянул галифе, сапоги. Сапоги оказались великоваты, но лишь самую чуточку – сойдет, не на парад же в них шлепать… Ремня, соответствовавшего бы форме, в наличии не имелось, но так даже лучше получится, эффектнее… Ремни-то у покойничков старательно, хозяйственно поснимали…

В первый миг Инга даже шарахнулась – когда он вышел на середину залитого лунным светом двора.

– Это я, – Смолин ухмыльнулся. – Ну, давай пудру…