Антон Леонтьев - Шпионка, пришедшая с севера Страница 21

— Потому что я так хочу, — произнес Клод-Ноэль.

В этом он походил на средневекового сюзерена, который, потворствуя собственной прихоти, совершал дикие выходки. — Вы приложите все усилия, чтобы Татьяна никогда больше не увидела солнце. Я говорю образно, господин посол, не примите это на свой счет, но ваши коллеги из спецслужб не внушают мне доверия. Мы с вами знаем, что ее подставили. Как свои, так и ваши.

Посол вздохнул. Бертран — важное стратегическое звено для Америки. Он немедленно сообщит в столицу о том, что Клод-Ноэль не собирается сотрудничать в этом вопросе. А Бертран требовался США. В конце концов, часть акватории военно-морской базы размещалась на территории княжества. Конечно же, князь не посмеет отказать могущественной державе, но ссориться с ним из-за глупой девчонки…

— Мы не можем ее отпустить, — сказал Килкейк. — Вы же сами знаете, ваше высочество, что маховик международного скандала уже запущен.

— Еще бы, — ответил Клод-Ноэль. — Во всех газетах, по всем каналам новостей только одна главная новость — арест Татьяны Полесской. Вы что, сошли с ума? А если русские применят силу? С вас недостаточно трагедии с южнокорейским «Боингом»? Его сбили русские ПВО, погибло почти три сотни людей. Или мистер президент решил устроить Третью мировую?

Клод-Ноэль почувствовал, что зашел слишком далеко. Увы, ему диктовали свою волю дельцы из Нью-Йорка и Хьюстона. Бертран, несмотря на шик и внешний лоск, на самом деле находится на грани разорения.

Американцы, если они этого захотят, могут ускорить этот процесс. Великий князь не собирался отказываться от прежнего образа жизни. Но и каприз хочется довести до конца. Татьяна ему нравится, он сделает так, чтобы ее судили в Бертране.

— Я понимаю, что отпустить госпожу Полесскую невозможно, — продолжил Клод-Ноэль.

Часы на старинной башне пробили десять утра.

Клод-Ноэль вспомнил, что через полчаса у него должен состояться торжественный выход, встреча с очередным политиком то ли из Нигерии, то ли из Замбии.

— И все же выход существует. Ваша страна жаждет правосудия. И она его получит. Но попади Татьяна к вам, кто может ручаться за справедливость приговора?

— Всем известно, что в США самая неподкупная, честная и максимально объективная судебная система, — насупился Килкейк. — Ваше высочество, у меня нет полномочий…

— Они есть у меня, — вновь перебил его великий князь. — Попробуйте пирожные, они изготовлены по старинным рецептам, их подавали к столу во времена Медичи и Борджиа.

Ноа Килкейк избегал сладостей, с его и без того повышенным уровнем холестерина в крови кондитерские изыски бертранских придворных поваров — это уж слишком.

— Я говорил кое с кем, — намекнул Клод-Ноэль. — Если процесс состоится в США, то это окончательно обозлит Россию. Не нужно дразнить медведя, а не то поплатимся все мы. Пусть суд состоится на нейтральной территории. Например, в Бертране. Поверьте, наша судебная система ничем не хуже хваленой американской.

Американский посол в мгновение ока просчитал возможные варианты. Если согласиться с тем, что предлагает Гримбург, то процесс можно начать совсем скоро.

А процедура экстрадиции обещает затянуться на долгие месяцы или, что совсем не исключено, годы. Мировая общественность увидит, что даже иностранный суд признает справедливость обвинений. В том, что Татьяна окажется за решеткой, Ноа не сомневался. По-другому не будет.

— Я сообщу о вашем предложении, ваше высочество, — сказал Килкейк. — Не более того.

— Прекрасно вас понимаю. — Клод-Ноэль поднялся с плетеного стула, показывая, что аудиенция завершена. — Господин посол, с вами исключительно приятно общаться. К сожалению, моя матушка, вдовствующая княгиня Беатрисса, сегодня неважно себя чувствует, по секрету скажу, она переживает из-за неудачно сделанной, по ее мнению, подтяжки. Принять вас она не сможет, но передает приветы вашей милой супруге.

Распрощавшись с американским послом, князь прошел с террасы в покои дворца. Его мать, облаченная в нежно-сиреневый шелковый халат, медитировала. Княгиня Беатрисса, услышав шаги, открыла глаза и недовольным тоном произнесла:

— Клод, милый мальчик, сколько раз просила не мешать мне, когда я общаюсь с космической энергией.

Клод-Ноэль давно привык к тому, что его мать каждые два месяца меняла хобби, поочередно увлекаясь то переселением душ, то аэробикой, то карате. Настал черед вселенского разума.

— Ты говорил с Килкейком? — спросила она. — Что он ответил?

Клод-Ноэль опустился в роскошное золоченое кресло, обитое малиновым бархатом.

— Ничего конкретного, мама, — произнес он. — Но я думаю, что процесс над Татьяной состоится в Бертране. Это выгодно и Америке, и Советам. И те и другие имеют на нас рычаги влияния. Америка — через банки, которым фактически принадлежит мое милое княжество. Россия поставляет нам газ. Обе страны нам нужны, с ними опасно ссориться. Поэтому нужно сделать так, чтобы они обе были заинтересованы в нашем мнении.

— Клод-Ноэль, — томно произнесла Беатрисса. — Я не думаю, что тебе стоит ломать копья ради этой девушки. Хорошо подумай, это может обернуться для нас серьезной бедой.

— Мама, не волнуйся, — сказал великий князь. — Я знаю, что делаю.

— Ну хорошо, — смягчилась Беатрисса. — тебе пора на встречу с президентом Нигерии. Оставь меня, пожалуйста. Я разговариваю с космосом.

— Госпожа Полесская, прошу вас следовать за мной, — произнес по-английски человек в непонятной форме, похожей на военную, зайдя в камеру к Татьяне.

Таня провела в тюрьме два дня. Эти два дня были самыми страшными в ее жизни. По крайней мере, она так считала.

Отец так и не появился, от него не было никаких известий. Таня ждала, что дверь откроется и на пороге возникнет Виктор Викторович. Но его все не было и не было. Вначале она думала, что его задержали неотложные дела. Он все же посол, должен подчиняться особым правилам. Потом ее охватил страх — может быть, никто и не знает, что она в тюрьме. Таня успокоила себя тем, ч то вспомнила про газеты — наверняка весь мир только об этом и говорит. А вдруг газеты изготовлены в единственном экземпляре, специально для того, чтобы сбить ее с толку? Она была готова поверить во все, что угодно.

Она все время лежала на кровати и смотрела в потолок. Решимость улетучилась, страх постепенно затуманивал разум. О ней забыли, от нее отказались, она никому не нужна. Отец — это единственный человек, который ей требуется сейчас. Почему его нет? Он ведь знает, что она в беде. Знает, не может не знать.

В камере ее не беспокоили, Таня чувствовала, что в эти часы, которые текли ужасно медленно, решается ее судьба. Неизвестность хуже всего. Она не имеет доступа к информации. Ее любезный адвокат, Роджер Ли, тоже запропастился. Хотя бы с ним поговорить, он ведь имеет возможность выйти на волю. Он обещал, что передаст ее просьбу отцу. Ей все обещали: и директор тюрьмы синьор Пачелли, и Маргарет Доусон, и даже похожий на разомлевшего под солнцем варана Тим. Неужели они все обманывают ее?

Такого не может быть! Таня не могла себе представить, что вокруг нее собрались исключительно предатели и лицемеры. Кто она такая — советская студентка, которой выпала участь быть дочерью посла в Бертране.

Ведь она не совершила преступления. Таня не чувствовала за собой вины. Почему это все произошло именно с ней? Она не знала. Другой вопрос, который ее интересовал, касался того, кто подложил в ее расческу микрочип. Она кое о чем догадывалась. Ее выбрали на роль курьера, чтобы она переправила в Москву похищенные материалы. Это сделал тот, кто ее хорошо знает.

Страшная догадка, ужасное озарение пронзило Таню, словно стрела. Отец! Вот почему он не появляется у нее.

Он сам положил ей микрочип. Завертелись воспоминания… Вот она разговаривает с Игорем. Он смеется и говорит, что любое посольство за границей занимается разведывательной деятельностью. Наверняка Бертран не является исключением. Значит, ее отец обо всем в курсе. Он все-таки самое влиятельное лицо в советском представительстве в крошечном княжестве. Без него такие дела не происходят.

Таня не хотела верить в то, что это правда. Как такое может быть? Ее предал родной отец? Она не могла себе представить, что у него неотложные дела, которые мешают ему приехать в Геную. Может, его вызвали в Москву, старалась успокоить себя Таня. В конце концов, все возможно, она находится за решеткой и не имеет ни малейшего представления о том, что происходит на воле.

Отец никогда бы не предал ее. Или она ошибалась в нем?

— Госпожа Полесская, — повторил вошедший военный (или это был полицейский). — Прошу вас следовать за мной.

— В чем дело? — спросила Татьяна, совсем не ожидая, что получит ответ. Она успела смириться с тем, что превратилась в безымянную заключенную. Измайлов, друг отца, посол в Италии, обещал, что она проведет в тюрьме всего одну ночь. Он говорил неправду. Ее все обманывают, неужели можно верить только себе. Или себе тоже нельзя?