Миюки Миябэ - Седьмой уровень Страница 21

— Вы спросили, как зовут подругу?

— Спросила. Дочь сказала — зачем тебе, все равно ты ее не знаешь.

— Ложь… — вырвалось у Эцуко.

Ёсико огрызнулась:

— С чего это Мисао будет мне лгать? Вы плохо ее знаете, она на такое не способна.

— Но я отчетливо слышала ее голос!

— Вот поэтому я и говорю — хулиганский розыгрыш. А вы купились, вообразили, что звонит Мисао. Я — ее мать, уж я-то знаю ее голос! Все, рассуждать больше не о чем!

И тотчас затараторила, брызгая слюной:

— Между прочим, я побеседовала и с матерью подруги. Она взяла трубку, мы очень мило поговорили. Приличная женщина. Очень приятная, не то что некоторые. Рада, что Мисао поживет у них. Я, говорит, за ней присмотрю, вы не беспокойтесь. Она не знала, что Мисао без спросу ушла из дома, и очень извинялась, что так поздно мне сообщили. Сказала, что девочки работают в ресторане на Басямити. Ресторан первоклассный, и наши дочери не разлей вода, прямо-таки как две сестренки. Мисао очень довольна.

Как-то все это сомнительно…

Нет, нет. Немыслимо! Заграничная поездка? Работа в ресторане? Сестренки? Будь у Мисао такие планы, она бы не стала скрывать от нее.

— Госпожа Каибара…

— Хватит, оставьте меня в покое! — закричала Ёсико.

Соседка, подметавшая перед своим домом, зыркнула в их сторону, точно ее ущипнули. Вылупила глаза.

Эцуко, заставив себя успокоиться, сбавила тон:

— Я уверена, что слышала по телефону голос Мисао.

Ёсико поджала губы и промолчала.

— Мисао позвонила вам около десяти?

— Сколько раз можно повторять! Вы что, глухая?

— Около десяти, да?

Ёсико фыркнула:

— Ну да.

Звонок к Эцуко был около полуночи. Невозможно представить, чтобы за какие-то два часа положение Мисао так круто изменилось.

«Госпожа Сингёдзи — спа…»

Безжизненный, опустошенный голос. Точно доносящийся из бездонного колодца.

— Госпожа Каибара…

Эцуко, вскинув голову, пристально посмотрела на Ёсико. И тотчас поняла, что говорить с ней уже бесполезно.

— Где ваш муж?

Ёсико нахмурилась:

— К чему вам?

— Ваш муж знает, что Мисао ушла из дома?

Щеки Ёсико побагровели от гнева, лицо передернуло. Выдержав паузу, она ответила ледяным тоном:

— Если вас так интересует, мой муж сейчас в заграничной командировке и вернется не скоро. Он очень занятой человек.

Эцуко почувствовала себя беспомощной. Потерпев поражение с матерю, она еще питала надежды на беседу с отцом…

— С ним можно как-то связаться?

— Уж не думаете ли вы, что я сообщу вам номер его телефона? — взвизгнула Ёсико. — Можете сколько влезет считать себя подругой Мисао, но это не дает вам право совать свой нос в мою жизнь! Пожалуйста, больше не надоедайте мне!

И в возбуждении, захлебываясь, выпалила:

— Слава богу, Мисао нашлась. Жива и здорова. Я — ее мать, и могу сама управиться с этой своевольной девчонкой. Мне помощники не нужны. Уходите. Если вы от меня не отстанете, я вызову полицию. А у меня, между прочим, есть родственники, работающие в полицейском управлении.

Дверь с шумом захлопнулась.

14

Делать нечего, оставалось не солоно хлебавши ехать на работу в «Неверленд». Она опоздала на пятнадцать минут.

Вошла. Услышала со всех сторон обычные приветствия. Не имея сил ответить, села за свой стол.

— Что случилось? — Иссики поднялся и подошел к ней. Эцуко никогда не опаздывала, к тому же он наверняка по лицу заметил, что она не в себе.

— Мне надо с вами посоветоваться, — сказала Эцуко.

— Хорошо, давайте пройдем в комнату совещаний.

Иссики первым вышел в коридор. Эцуко, сделав над собой усилие, встала, извинилась перед коллегами за опоздание и за то, что должна временно отлучиться, и последовала за начальником.

— Вы плохо выглядите. Что-нибудь случилось с отцом или с дочерью? — спросил Иссики.

Эцуко отрицательно покачала головой.

— Значит, проблемы с работой?

Одна молодая сотрудница прозвала Иссики «ходячей вежливостью». Со своими подчиненными он разговаривал с той же неизменной учтивостью, что и с клиентами страховой компании. После грубых тирад Ёсико его любезные манеры были как бальзам на раны.

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

Эцуко рассказала. Иссики выслушал, время от времени вставляя вопрос.

— Ну и ну, вот так история! — воскликнул он, когда она закончила, но ничто на его добродушном лице не выдало волнения.

— Вы тоже думаете, что я зря паникую? — спросила Эцуко.

Иссики опустил голову и, немного подумав, сказал:

— Нет, я так не думаю. Вы правы, в разговоре мы всегда улавливаем то, что наш собеседник не хочет или не может сказать. Речь значит больше, чем составляющие ее слова. Есть общее настроение. Малейшие оттенки интонации меняют смысл сказанного. Если вы расслышали: «Спасите!», значит так оно и есть.

Рассудительный тон Иссики подействовал на Эцуко благотворно. Спало внутреннее напряжение. Вернулось понимание того, что необходимо сохранять спокойствие и выдержку.

— Что вы теперь намерены предпринять?

— В каком смысле?

— Сразу уточню, меня интересует, что вы будете делать в качестве сотрудницы «Неверленда», а не как частное лицо.

Эцуко удивленно посмотрела на Иссики.

— То есть, вы хотите сказать, что отныне это дело не имеет никакого отношения к «Неверленду»?

Иссики кивнул. Положив по-женски изящные руки на стол, слегка подался вперед:

— Вы же понимаете… Мы, сотрудники «Неверленда», до самого конца остаемся псевдодрузьями. Звонящие нам люди с одной стороны — чрезвычайно одинокие, а с другой — очень осторожные. Несмотря на свое одиночество, они опасаются всех тех хлопот, которые неизбежно возникают, когда заводишь настоящих друзей. Потому-то и обращаются к нам, существующим для них лишь как голос в телефонной трубке, хотят избежать неприятностей, сопутствующих непосредственному общению. Другими словами, дружба по телефону их вполне устраивает. Ясно я излагаю?

Эцуко кивнула.

— Это же так удобно — знать друга только по голосу. Есть желание, набираешь номер, и, пожалуйста, тебя готовы выслушать. Как волшебная лампа Аладдина. Нет необходимости — можно со спокойной душой не звонить. Никто не выскажет упрека. У нас здесь главный тот, кто звонит. Мы не более чем пассивные слушатели. Но для того, чтобы телефонная исповедальня наподобие «Неверленда» существовала, есть одно непременное условие — мы ни при каких обстоятельствах не должны переступать черту.

Иссики улыбнулся.

— Повторюсь, постоянный клиент «Неверленда» — это одинокий, замкнутый, нерешительный, но в то же время чрезвычайно своенравный человек. Конечно, не все такие. Например, одинокие старики — особая статья. Но во всех остальных случаях, особенно что касается молодежи, таких большинство. А теперь к делу.

— Господин начальник…

— Когда вы мне сказали, что с вами хочет встретиться девушка по имени Мисао, я дал свое согласие, исходя из того, что рано или поздно все через это проходят, но главное, раз не обжегшись, вы не сможете до конца понять суть нашей работы. Помните, что я вам тогда сказал? «С момента личной встречи вы переходите в область частных отношений». Как только вы встречаетесь с кем-либо из своих телефонных собеседников, «Неверленд» утрачивает всякий смысл. Соглашаясь на встречу, вы переступаете черту.

Эцуко молчала, не поднимая глаз.

— Повторюсь, звонящие нам от скуки или от одиночества не любят, чтобы мы вторгались на их территорию. И это понятно. Как только мы переступаем черту, в тот же момент наше существование, с точки зрения такого человека, теряет всякий смысл. В конце концов, он неизбежно начнет испытывать к нам неприязнь. Разве не так? Тому, кто нуждается в живом общении, нет нужды обращаться к нам, он всегда найдет сколько угодно собеседников вокруг себя. Но наши клиенты не желают связывать себя отношениями, основанными на взаимности, они хотят получать, ничего не давая взамен, поэтому и выбирают нас — псевдодрузей.

— Я хорошо понимаю, что вы хотите сказать…

— Прекрасно. Значит вы должны понимать, что нельзя идти на поводу у клиентов «Неверленда» и вступать с ними в личный контакт. Прежде всего, это вредно для вашей собственной психики. Это безжалостные и эгоистичные люди. Как только нужда в вас отпадет, как только им надоест ваше вмешательство, как только их интерес переместиться на что-то другое, они, не раздумывая, от вас избавятся. В сущности, что такое телефонный аппарат? Символ эгоизма. Техническое средство, позволяющее по своему капризу вторгаться в чужую жизнь…

— Я так не думаю.

— Разумеется, я не стану утверждать, что это справедливо во всех случаях. Не поймите меня превратно. Для хороших друзей или для влюбленных — телефон означает совсем другое. Я не имею в виду телефонный звонок человеку, с которым всегда можешь запросто встретиться и пообщаться непосредственно. В таком случае, телефон помогает преодолеть вынужденную разлуку, подольше побыть вместе. Я убежден, что именно в этом его подлинное назначение. Говоря об «эгоизме», я подразумеваю людей, которые довольствуются односторонней связью, людей, названивающих в нашу контору просто потому, что им приспичило.