Марина Серова - Ловкая бестия Страница 21

Что основное мое предназначение — каким оно видится моим учителям — быть передвинутой на нужную клетку пухлым волосатым пальцем какого-нибудь министра или финансового деятеля.

В любом месте, куда меня забросят, будет раздаваться стрельба, литься кровь, будут гореть дома, взрываться автомобили.

И главная моя задача, которую мне прямо никто никогда не сформулирует, — сделать так, чтобы количество пролитой крови было прямо пропорционально полученной неизвестным мне деятелем прибыли, измеряемой в деньгах или «единицах власти» (еще неведомая науке, но хорошо знакомая в политике величина).

Я оглядывалась на прожитую жизнь и временами ловила себя на мысли о том, что все это происходило как бы не со мной — о той, прежней девочке из Владивостока и девушке из «ворошиловки», я подчас думала как о чужом человеке, честно сказать, сейчас мне малоинтересном, хотя и привлекательном своей наивностью.

Наверное, просто я лицом к лицу столкнулась с теми сторонами жизни, которые в обычном человеческом опыте присутствуют не столь часто и расцениваются скорее как досадные исключения, замутняющие в общем ясную и светлую картину мира.

Для меня же эти негативные эпизоды были ежедневной реальностью.

Крамольная мысль о том, что стоит оставить карьеру хотя бы ради самосохранения — духовного прежде всего, а не физического, — становилась с каждым днем все упорнее, и я уже всерьез обдумывала, как это получше провернуть без излишнего шума.

Мне не хотелось «хлопать дверью» и уходить со скандалом, ведь все мы жили в такой ситуации, когда покинуть учебное заведение разведведомства было все равно что дезертировать с поля боя во время сражения.

И внезапно все решилось.

События в одном из южных городов России, граничившем с фрондирующей автономией, переполнили чашу моего терпения. Выбирать теперь было не из чего.

Дело обстояло так: в один прекрасный день десять человек из нашей группы перебрасывают с подмосковного аэродрома в небольшой городок, где террористы захватили школу и держали в заложниках учителей и младшие классы. Перед нами была поставлена задача нейтрализовать террористов таким образом, чтобы обойтись без жертв.

Казалось бы, довольно обыденная задача для элитного подразделения, которую, немного поднапрягшись, можно выполнить на «отлично».

Но в дело не преминула снова вмешаться «высокая политика».

Вместо того чтобы вовлечь террористов в длительные переговоры, ослабить их бдительность и, улучив нужный момент — а такая секунда в подобных ситуациях есть всегда, ею нужно только суметь вовремя воспользоваться, — захватить здание, городские власти не рискнули проявить разумную самостоятельность.

Когда они связались с Москвой, то там быстро сообразили, что и кому можно поиметь из этой ситуации и кого можно опустить благодаря ей.

Инициатива была перехвачена недобросовестными столичными деятелями, и городские власти теперь зависели в своих решениях от прямых указаний из центра. И сразу все пошло наперекосяк.

Ситуация менялась несколько раз в течение дня. Сначала, как теперь видно задним числом, дело контролировали люди из одной группировки, которые были настроены вести мирные переговоры.

Но уже через два часа из центра пошли совсем другие приказы — на кнопке теперь лежал палец совсем другой «руки». Был отдан приказ начать штурм.

И вот когда наша группа через крышу проникла в здание и была готова атаковать бандитов, сосредоточенных на переговорах, приказ неожиданно был отменен — в Москве снова перетасовалась колода людей, принимающих решение. Но было уже поздно.

Террористы смекнули, что их обманывают, нас засекли, и началась перестрелка.

Теперь терять уже было нечего, и был снова отдан приказ продолжить штурм.

Легко сказать — продолжить… Наша группа, застрявшая между этажами, попала в окружение. Я прикрывала своих девчат, обеспечивая прорыв.

И вот когда почти вся группа уже захватила центральную лестницу и я была готова к ним присоединиться, автоматная очередь выбила у меня из рук оружие и по касательной прошлась по рукаву.

Секундная заминка, которую я себе позволила, замерев от неожиданности, едва не стоила мне жизни. Террорист уже подскочил ко мне, держа автомат наперевес, но я успела схватить оружие за дуло и повернуть его к стене. Следующая очередь прошлась по потолку, и, пока он давил на курок, я отсоединила магазин от «калашникова» и ударила им бандита по голове, целя в висок.

Он успел увернуться и, сделав подсечку, опрокинул меня на пол и стал душить.

Чувствуя, как на моем горле сжимаются пальцы, я из последних сил выдернула из-под навалившегося тела правую ногу и, вывернув лодыжку, потерла краем подошвы об пол. Заточенное с двух краев лезвие спрятанного в подошве ножа медленно выползло наружу.

Взмахнув ногой, я обхватила ею спину бандита. Со стороны это, наверное, выглядело так, как будто я собираюсь заняться с ним любовью.

Кстати сказать, террорист был сексуально возбужден — я чувствовала это своим бедром даже сквозь плотную ткань защитной формы.

Уже теряя сознание, я резко подняла ногу и опустила ее в спину душившего меня человека — слева, там, где сердце. Он дернулся и сразу обмяк.

Из его рта хлынула тоненькая струйка крови и забрызгала мне лицо. С трудом разжав сведенные судорогой пальцы на своем горле, я выдернула лезвие из его спины и, откатив труп, перевернулась на спину. Встав на четвереньки, я дрожащими руками отвела на место пружину на ботинке и стала спускаться вниз.

Это был первый человек, которого я убила своими руками. Вернее, ногами…

Мы потеряли двоих убитыми: Регину и Наталью. Кроме бандитов, погибли еще двое учителей, несколько детей были ранены.

Таким образом, репутация элитного отряда из-за действий командования, граничащих между глупостью и преступлением, была испорчена при первой же публичной акции. И испорчена довольно основательно.

Все газеты — и бульварные листки, и толстые еженедельники — запестрели издевательскими заголовками и репортажами; самый невинный из них сравнивал наше подразделение с небезызвестным женским батальоном, охранявшим Зимний дворец в семнадцатом.

Но майор Смирницкий твердо решил, что начальство всегда право.

Он заявил нам, что операция провалена по нашей оплошности и что вместо занятий мы теперь будем подробно разбирать инцидент с тем, чтобы определить виновного. Я не пожелала принимать в этом участия и заявила о том, что подаю документы на отчисление.

На мое счастье, шума не возникло. Отец вовремя вмешался и сумел сделать так, чтобы меня отпустили — если не с миром, то хотя бы без санкций.

Отец звал меня вернуться домой, во Владивосток, обещал пристроить.

Но этот человек не понимал, что возвращение к нему для меня невозможно.

Тем более что такое простое слово — «дом» — после того, как он обошелся с памятью моей матери, утратило для меня всякое значение…

Симбирцева определили в маленькую одноместную палату на втором этаже лазарета.

Доступ к телу моего босса тщательно охранялся — у дверей палаты стояли двое рослых курсантов с автоматами за плечами, а на лестничной клетке перед входом на этаж был расположен особый пост.

Я успела обменяться с Симбирцевым буквально парой слов. Вернее, говорила только я, а бедный Леня лишь мычал мне в ответ.

Когда в очередной раз босс показал мне свою загадочную комбинацию из четырех пальцев, меня осенило, что он хотел этим сказать.

— Покушение организовал кто-то из четверых приглашенных? — прошептала я.

Симбирцев замычал так радостно, как будто он превратился в корову, которой принесли свежего сена. Босс начал безостановочно кивать, но больше из него нельзя было выжать ни словечка.

Прибывший на место Гольдштейн в моем присутствии запретил охране пускать к Симбирцеву кого бы то ни было под страхом трибунала.

— Вас это тоже касается, — строго посмотрел он на меня. — Ни-ко-го!

— Но…

— Мое решение не обсуждается, — отрезал Гольдштейн. — Я обещал обеспечить своему другу безопасность, и я это сделаю. Только врачи по спецпропускам, больше ни одной живой души в палате.

Мне оставалось сделать вид, что я покоряюсь этому распоряжению.

ГЛАВА 6

Я побродила немного в окрестности и уже хотела было идти домой, предварительно отзвонив Сидорчуку, как вдруг мое внимание привлек один человек.

Мужчина в наглухо застегнутом белом халате спешил по направлению к госпиталю через двор, неся в руке одноразовую капельницу.

«Неужели шефу стало так плохо? — встревожилась я. — И ведь не пройти к нему, не побыть рядом… А это еще что такое?»

И я с ужасом заметила, что во время шага из-под халата у человека с капельницей на пять миллиметров выглядывают джинсовые брюки.