Алексей Кленов - Зуб дракона Страница 21

К Ханыге я пришел пьяный и бесшабашный. Море мне было по колено, и ограбление почтамта казалось детской забавой. К тому же Ханыга достал еще литр и накачал нас с Сашкой до бесчувствия, то и дело повторяя, что мы орлы-ребята и с нами можно и не такие дела проворачивать. Я даже сквозь пьяный угар понимал, что это самая наглючая лесть, но все равно было приятно, и все казалось правдой.

Я плохо помнил, как мы провели ночь, и, проснувшись поутру, не сразу сообразил, где нахожусь. Голова зверски болела, изо рта несло, как из конюшни, и я почти готов был молиться на Ханыгу, когда он налил мне полстакана ледяной водки. Освежив мне память, Ханыга отправил меня домой, наказав быть готовым в три часа и ждать его машину около булочной, через дорогу от моего дома.

В три часа я торчал возле магазина, бормоча как заклинание: іВсе будет нормально, все будет нормально…і. В три пятнадцать напротив меня взвизгнула тормозами іскорая помощьі с Ханыгой за рулем.

Перебежав тротуар, я запрыгнул на переднее сиденье рядом с Ханыгой и захлопнул дверь. Скаля зубы, Ханыга покосился на меня, отъезжая от тротуара.

— Ну как, Вованчик, все путем?

Чтобы не выдать себя предательской дрожью в голосе, я молча кивнул.

— Ну, вот и ладушки. Сашок вон тоже… как пионер.

Полуобернувшись, он спросил через плечо:

— Верно, Сашок?

Сашка, сидящий в салоне на жесткой скамье, прохрюкал осевшим голосом:

— Ага… Все путем.

Ханыга коротко хохотнул:

— Хо-хо! С такими орлами да кассы не взять? Да мы ее, родимую, в шесть секунд оформим… Вованчик, не хочешь дернуть для храбрости?

От самого Ханыги несло перегаром на квартал впереди машины. Не переставая скалить зубы, он весело посвистывал, небрежно придерживая баранку кончиками пальцев, временами поглядывая в зеркало, словно и не на ограбление ехал, а по обычному вызову.

Представив себе, что меня ждет в ближайшие час-полтора, я решил сохранить голову свежей.

— Нет, не хочу.

— Ну, как знаешь. Нам больше достанется. Верно, Сашок?

Сашка пробурчал что-то невнятное, что, видимо, должно было означать согласие.

Обернувшись, я посмотрел на него. Вцепившись мертвой хваткой в поручень, Сашка уставился в какую-то невидимую точку на полу, плотно сжав побелевшие губы. Крупные веснушки на бледном лице казались сейчас особенно яркими. Несмотря на свою обычную антипатию к этому жеребцу, я даже пожалел его сейчас. Тоже ведь не от хорошей жизни кассу брать согласился. Да и, похоже, трясется он еще больше моего. Как ни странно, меня это успокоило. Так всегда бывает, когда видишь перед собой кого-то слабее и трусливее, сам себе начинаешь казаться особенно смелым и решительным. Не потому ли Ханыга так спокоен, что смотрит на нас, трясущихся от страха, как на щенков, и насмехается над нами?

Закрыв окно в салон, я спросил Ханыгу:

— А он не струхнет? Уж больно вид у него пришибленный.

Выворачивая баранку направо, Ханыга обнадежил меня:

— Будь спокоен, Вованчик. Поначалу всегда так, а как за дело возьмешься, и страх пропадает. Ты сам-то как? Очко играет, поди?

Закурив, я недовольно пробурчал:

— За своим очком следи, а мое ведет себя как положено.

Ханыга примирительно похлопал меня по руке:

— Ладно, Вованчик, без обид. Я в первый раз тоже трясся. Ох, и давно же это было…

Остановив машину недалеко от почтамта, в малолюдном переулке, Ханыга заглушил двигатель и откинулся на спинку сиденья.

— Вот здесь тачку и оставим, местечко — как по заказу… Значит, так, орелики: что делать, оба помните? Память от страха не отшибло? Как возьмете деньги, через служебный ход шмыгайте на улицу и через детский садик — сюда. А я подстрахую. Если потребуется, вмешаюсь. Сашок, на месте мешок? Хе-хе, я уже стихами заговорил… На месте? Ну, вот и ладушки.

Порывшись в кармане пиджака, Ханыга выудил пистолет и протянул его мне:

— Держи, Вованчик.

Взяв пушку, я хотел проверить обойму, но Ханыга положил свою волосатую лапу сверху и упрекнул:

— Что, не доверяешь? Брось, Вован, корешам верить надо. На общее дело идем. Я сам проверил, машинка — зверь. Действует безотказно и шумит, как… настоящая… Ты спрячь, спрячь. Нечего на виду-то держать. Не ровен час заметит кто…

На почтамт мы вошли порознь. Первыми в двери исчезли Сашка с Ханыгой. Я еще побродил минут пять по улице, сжимая в кармане ігазовикі, выкурил сигарету, стараясь унять лязгающие зубы, и только потом отправился вслед за Сашкой и Ханыгой.

Народу на почтамте было порядочно, но Сашку с Ханыгой я заметил сразу. Сашка сидел за столом, как и было условлено, и старательно морщил лоб, пялясь на бланк телеграммы. Теперь он не выглядел таким испуганным. Прав был Ханыга, когда говорил, что дело нервы успокаивает. Сам Ханыга стоял у стенда с прейскурантом на почтовые услуги. Их спокойствие даже поразило меня, и я подумал, так ли же я выгляжу сам, или же у меня на лбу написано, зачем я пришел? Однако внимания на меня, как обычно, никто не обращал, и меня это успокоило почти окончательно.

Проходя мимо Сашки, я все же заметил, что глазки у него воровато бегают по сторонам, словно он боится, что на него сейчас накинутся и станут бить. Мысленно обругав его козлом, я посмотрел на Ханыгу. У этого волка можно было поучиться выдержке. Совершенно спокойно он хмурил лоб, словно подсчитывая, сколько с него сдерут за посылку, и, казалось, ни на что не обращал внимания. А ведь позицию, паразит, выбрал самую выгодную, это я только сейчас понял. Недооценил я его, думая, что он все это время только водку жрал. Готовился он тщательно, и за его внешней расхлябанностью чувствовалась хорошая подготовка дела. Одним боком он стоял к кассе, где выдавали пенсии, и мог в любое время вмешаться, если кассирша не отдаст мне деньги. С другой стороны от него находилась дверь, так что он мог видеть всех входящих.

От его спокойствия и я заразился твердой уверенностью, что все пройдет нормально. От пришедшего в голову нелепого сравнения я даже усмехнулся: ну прямо как командир с бойцами перед атакой.

Больше всего на почтамте было пенсионеров, и это уменьшало риск, что кто-то окажет сопротивление. Смущал меня только один мужик, долговязый брюнет в сером плаще. Он стоял у барьера, рядом с окошечком іПРИЕМ ПЛАТЕЖЕЙ ОТ НАСЕЛЕНИЯі и заполнял какой-то бланк. Лица его я разглядеть не мог, его загораживал от меня коричневый портфель, стоящий на стойке рядом с мужиком. Мужик, словно почувствовав на себе мой взгляд, поднял голову и обернулся. Увидев его лицо, я обомлел, словно меня неожиданно ошпарили кипятком, и почувствовал, как мурашки противно защекотали спину. Это был тот самый хмырь, что отделал меня здесь два дня назад.

На несколько секунд наши взгляды пересеклись, но я, кажется, сумел справиться с собой, чтобы не показать, что узнал его, и не переставая растягивать губы в идиотской ухмылке, отвернулся. Спина у меня моментально взмокла, и сердце заныло от нехороших предчувствий. Если бы я был здесь один, то рванул бы отсюда сразу, не задумываясь. Но уйти, не предупредив Ханыгу, я не рискнул, от этого волка всего можно ожидать.

Не переставая улыбаться, я подошел к нему и сдавленным голосом прошептал:

— Ханыга, здесь этот козел, что напал на меня тогда… Плохо дело, Ханыга, сердцем чувствую. Может уйдем?

Обернувшись, Ханыга коротко посмотрел на того мужика (я поразился, как он безошибочно выделил его среди других), погладил меня по голове и вдруг больно схватил за ухо, продолжая при этом добродушно улыбаться.

— Заткнись, сучара… Делай, что решено, и не вякай. Я ради твоих е… предчувствий дело бросать не собираюсь.

Заглянув ему в глаза, я невольно вздрогнул. Ничего прежнего от его вечно пьяных и добродушных глаза не осталось и в помине. Он сверлил меня сузившимися глазами, как буравчиками, и столько холода и жестокости в них было, что я понял, что от расправы меня спасает только неподходящая ситуация. В голове у меня моментально пронеслось: іУбьет не глядя… Разделает, как Бог черепаху…і.

Ханыга снова сдавленно прошипел:

— Если что, мужика на себя возьму, понял?

Прочитав в его взгляде смертный приговор этому долговязому лосю, я судорожно сглотнул слюну и молча кивнул. Будет кипиш или нет, это еще под вопросом, а вот то, что Ханыга не пощадит, это совершенно ясно.

Похлопав меня по щеке, Ханыга, почти ласково, добавил:

— Вот и ладушки. Иди…

Легонько подтолкнув меня в спину, он снова повернулся к стенду.

Решив, что теперь все по хрену, либо-либо, я проскользнул за барьер, добрался до кассирши, выдававшей деньги пенсионерам, встал у нее за спиной и, наклонившись, по привычке проскулил:

— Дай денюжку…

Меня снова как кипятком ошпарило. Мать-перемать! Я до того вошел в роль, что даже сейчас ваньку свалял. А эта дура коротко взглянула на меня, подняв голову, и, не переставая считать деньги, пробормотала: