Олег Агранянц - Валютный извозчик Страница 21

Позвонил Кузякину.

— Он в загранкомандировке, будет через неделю.

А еще через день, снова опоздав на час, явился к Вере с букетом цветов и, пока она расставляла цветы по двум вазам, уселся на мягкий, то ли антикварный, то ли от тетки доставшийся диван и принялся рассматривать фотографии, валявшиеся на соседнем стуле. Я уже собирался высказаться по поводу внешнего вида хозяйки, весьма привлекательного, на пляже, как та вернула меня к теме моего визита.

— Значит, говоришь, немец из Намибии?

— Да.

— Ты не догадываешься, что это за рукопись?

— Нет.

— Послушай.

Она взяла бумажку, где был написан перевод, и начала читать:

— «То было не какое-нибудь благородное дерево, а самое обыкновенное полено, из тех, которыми в зимнюю пору топят печи и камины, чтобы обогреть комнату».

Она остановилась, посмотрела на мое изумленное лицо, многозначительно вздохнула и продолжала:

— «Не знаю уж, какими путями, но в один прекрасный день этот кусок дерева оказался в мастерской старого столяра. Старика звали мастер Антонио, но весь свет именовал его “мастер Вишня”, так как кончик его носа был подобен спелой вишне — вечно блестящий и сизо-красный».

Я обалдел:

— Что это?

— Карло Коллоди. «Приключения Пиноккио». Перевод на немецкий. Перевод хороший, профессиональный. Ты читал «Приключения Пиноккио»?

«Приключения Пиноккио» я не читал.

— Там больше ничего нет?

— Если только симпатическими чернилами… Читать дальше?

— Нет. Я все понял. Кто-то сделал из меня Буратино.

— Выходит, что так. Кофе хочешь?

Я не отказался, и Вера начала колдовать с туркой и через несколько минут налила две маленьких чашки кофе.

— Статьи мои читаешь?

— Читаю.

— И как?

— Не любят тебя в моей конторе.

— Не боишься знакомства со мной? Дурные связи.

— Ты — знакомство полезное. Власть переменится, буду у тебя скрываться. Пустишь?

— Пущу. И на твоем месте я бы уже вещички потихоньку перекидывала.

— Не торопишься?

— Сколько веревочке ни виться. Гром великий определенно скоро грянет. А дальше по тексту… Кто был ничем, тот станет всем. И наоборот.

— Вот как раз последнее меня и не радует.

«Ну, Червонная двойка, — думал я по дороге домой.

— Придумала про записки на немецком языке, и я украл первые попавшиеся со стола у Типографа. Никакой я не Буратино, я просто необработанная деревяшка».

31. Приключения Буратино

— Весь твой отчет прочел. Вопросов нет. Садись, — приветствовал меня мой начальник. — А теперь расскажи, что написано в записках.

Я вынул из портфеля рукопись.

— Копия?

— Да. В одном экземпляре.

— Где перевод?

— Он не нужен.

— Почему?

— Его можно найти в любой библиотеке. Это «Золотой ключик».

— В каком плане?

— В прямом. Эти записки — немецкий текст «Приключения Пиноккио» Карло Коллоди.

Давно я не видел у своего начальника столь идиотской физиономии.

— Кто над кем пошутил?

— Не знаю.

Колосов встал, подошел к шкафу, вынул бутылку «Реми Мартен», разлил по рюмкам. А я вспомнил Кики. Что сделал бы американец на моем месте? Наверное, все доложил так, как было. Немец никогда бы не допустил ничего подобного. Итальянец бросил бы службу и женился на Кики. А француз? Француз вернулся бы в Онфлер и оттрахал Высокую табуретку. От этой веселой мысли я улыбнулся.

— Чего смеешься?

— Я чувствую себя Буратино, которого провели. И знаю, кто провел.

— Кто?

— Карабас Барабас. Кузякин.

— Буратино, Карабас Барабас, — проворчал шеф, опрокидывая рюмку.

Он закрыл бутылку, поставил ее в шкаф. Сел за стол.

— Ладно. Начнем с начала. Тебя просили перевезти статуэтку из Браззы в Женеву. Статуэтка оказалась полой.

Что в ней должно было быть: наркотики, Буратино или ничего? Твое мнение.

— Ничего. Зачем ЦК перевозить наркотики аж из Намибии? И для чего тащить из Намибии никому не нужную рукопись?

— Убедил, но не совсем. Дальше.

— Пичугин решил слинять. Ему нужны были деньги на билет, и он договорился с леваками, которых знал раньше, чтобы они оплатили ему билет, а он взамен провезет их наркотики по дипломатическому паспорту.

— Похоже. Откуда взялась рукопись?

— Возможно, в ней какой-то шифр, который мы не понимаем. Либо это просто балласт, что маловероятно. Или записки засунули в статуэтку леваки. Случайно или нарочно, чтобы нас подурачить. От них всего можно ожидать, при нынешней их любви к нам.

— Похоже на правду. Но зачем им пустая шкатулка?

— Не знаю.

— Ты написал, что на тыльной части статуэтки выцарапаны цифры. — Он покопался в бумагах. — 261000 240491. Что они обозначают?

— Ни малейшего представления.

— А я еще вчера догадался. Двенадцать цифр, это номерной счет. Номер, который ты получил в банке, тоже имел двенадцать цифр. И тоже между шестой и седьмой цифрой промежуток. Ты перевез пустую статуэтку и номер банковского счета. Кто-то откроет этот счет. Заберет что-то и положит в статуэтку. Что будет дальше, мы не знаем.

Это было похоже на правду.

Колосов прошелся по кабинету. Потом сел за стол, взял «Правду», посмотрел последнюю страницу и расхохотался.

— Знаешь, чего я смеюсь?

— Не утаи.

— Не утаю. Завтра по телевизору «Золотой ключик». Посмотри. Может, поймешь, кто мы с тобой. А этому Карабасу, придет время, вы вставим золотой ключик в одно место.

Судя по всему, на золотой ключик он обиделся. Я тоже.

Прошло два месяца. В августе я решил взять две недели отпуска. Вера устроила мне путевку в дом отдыха Академии наук в Звенигороде.

Однажды, возвращаясь из леса, я увидел прогуливавшегося вдоль аллеи Пискунова.

— Меня отзывают, — сказал я Вере.

И не ошибся.

На следующий день я явился в кабинет к Колосову и ожидал приказа отбыть в Браззавиль.

Однако услышал я нечто нереальное. Я должен был лететь в Европу, где, кроме всего прочего, мне следовало найти господина Дижона (который не существует) и посетить господина Топалова (который скончался)!

Часть вторая. Пропавший кейс

Торопиться надо медленно, а волноваться спокойно

Глава седьмая. Приказ начальника — закон для подчиненного

32. Наказ начальства

Было теплое московское утро, то летнее утро в центре города, когда предметы одежды на женщинах можно пересчитать при помощи всего лишь трех пальцев, а одетые в пиджаки чиновники утешают себя тем, что, несмотря ни на какие козни начальства, после пятницы непременно наступит суббота.

Все, но не я.

Еще позавчера, прогуливаясь по парку санатория в Звенигороде, я удивлялся, что начальство впервые за пять лет дало мне возможность отгулять весь отпуск. Я знал, что мне предстоят две командировки, которые совместить трудно. Во-первых, мне надо выполнить то, что я не сделал в мае, а именно перевезти деньги за Габонский рудник из Браззавиля в Женеву. А во-вторых, в конце месяца придется лететь в Монреаль. Причем командировку в Монреаль ни отодвинуть, ни придвинуть нельзя, вот уже четвертый год я направляюсь туда на Международный кинофестиваль, где исправно исполняю роль члена советской делегации.

А потом, возвращаясь из парка, я увидел сотрудника моего отдела, прогуливающегося по аллее, и понял, что отпуск закончился.

Мой непосредственный начальник Владимир Гаврилович Колосов внимательно осмотрел меня и сказал:

— Если бы у десяти прохожих спросили, кто ты и где работаешь, все десять непременно признали бы в тебе дипломата. И не из-за заграничного костюма непонятно какого цвета и галстука с вензелем «Шанель» а из-за твоей физиономии, на которой написано, что ты привык подолгу жить за границей и знаешь с десяток иностранных языков. А еще потому, что в такую жару в костюмах ходят лишь дипломаты и официанты. А на официанта ты не похож.

— Только не говори, что мне надо лететь завтра. Завтра тринадцатое. — Суеверным я не был, но к тринадцатому числу относился с предубеждением. — И не говори, что габонские деньги надо так срочно перевезти в Женеву.

— А я и не говорю. Хочешь лететь четырнадцатого, я не против. Но не в Браззавиль, а в Рим.

— Что я должен делать в Риме?

— Понимаешь, Евгений Николаевич, какая проблема, — начал он нараспев. Так он обычно начинал, когда готовился сказать что-нибудь неприятное.

Однако задание, которое я получил, особо неприятным назвать было нельзя. По сути оно оказалось рутинным. Военная помощь «национально-освободительным» движениям шла через Главное инженерное управление Комитета по экономическому сотрудничеству, за которым стояло Министерство обороны. ЦК партии оказывал этим движениям гуманитарную помощь. Фактически безвозмездную, однако какое-то чисто формальное возмещение предусматривалось. Военные получали эту компенсацию через свои каналы. Компенсацией для ЦК партии занимались мы. Наши люди получали ее иногда в самой различной форме, обращали в валюту и переводили в лондонские банки, которые мы контролировали через Министерство внешней торговли.