Андрей Воронин - Инструктор спецназа ГРУ Страница 22

Они оказались во дворе старого, сталинской постройки дома. Когда Губин выключил фары, во дворе стало темно, как у негра под мышкой.

- Пошли, Колян, - сказал Ковалев. - Познакомишься с одним интересным человечком.

Вслед за напарником Губин вышел из машины и, не сделав и двух шагов, оступился, угодив правым сапогом в глубокую, по самую щиколотку, выбоину в асфальте, до краев наполненную грязной водой.

- Блин, - сказал он в сердцах, - как они тут живут? Шею же можно свернуть.

Сказавши про шею, он немедленно вспомнил убитого букиниста. Ему стало не по себе в этой кромешной темноте, и он ускорил шаг, догоняя напарника.

Они вошли в тускло освещенный, насквозь провонявший кошками подъезд и поднялись на третий этаж. На площадке между вторым и третьим этажами из-под ног заполошно метнулся облезлый серый в полосочку кот, до этого грызший в углу селедочную голову.

- Пошел на хрен, срань вонючая, - Дружески напутствовал кота Ковалев и попытался поддеть его сапогом, но промахнулся. Добравшись до третьего этажа, они долго трезвонили в дверь. Наконец из недр квартиры донеслись шаркающие шаги, и дребезжащий старушечий голос спросил:

- Кто там?

- Открывай, Максимовна, -- сказал Ковалев. - Милиция.

Залязгали древние замки, и в приоткрытую щель выглянуло сморщенное личико в венчике растрепанных седых волос. Увидев форму, старуха откинула цепочку и посторонилась, пропуская сержантов в квартиру.

- Носит вас... - бормотала она, запирая дверь. - Чего он опять учудил, аспид этот?

- А может, это не он, - осклабился Ковалев. - Может, это ты учудила. А, Максимовна? Ты как, сразу колоться будешь или в отделение поедем? Самогоночку-то гонишь помаленьку, а, старая? Может, нацедишь по стопарику?

Продолжая недовольно бормотать и поминать разными словами и отделение, и Ковалева с Губиным, и какого-то незнакомого Губину аспида, из-за которого нормальным людям не дают спать по ночам, старуха, шаркая войлочными шлепанцами, исчезла в глубине квартиры, и оттуда вскоре донеслось приглушенное звяканье стекла о стекло и аппетитное бульканье. Потом старая карга возникла вновь, неся две щербатые чашки, распространявшие весьма недвусмысленный запах.

- Из чего гонишь-то, Максимовна? - подозрительно принюхиваясь к содержимому своей чашки, спросил Ковалев.

- Из чего, из чего, - передразнила его старуха. - Из кефира, вот из чего.

- Ну да? - поразился сержант. - Ну-ка, ну-ка...

Губин опасливо заглянул в свою чашку. Самогон, вопреки его ожиданиям, оказался прозрачным, как слеза, и пах вполне терпимо.

Ковалев между тем уже опрокинул свою порцию, крякнул, занюхал рукавом и с шумом выдохнул воздух.

- Спасибо, старая, не дала засохнуть. Вилька у себя?

- У себя, где ему быть, аспиду несытому. Нажрался с вечерами спит без задних ног с шалавой своей.

- Это с которой же?

- Да кто их, б...й, разберет, они у него все на одно лицо - синие, опухшие, как

покойники, прости ты меня, господи. Лизка вроде бы у него сегодня.

- Ладно, это нам без разницы. Ты, Максимовна, спать ложись, мы тут сами разберемся, что к чему.

Продолжая недовольно бормотать и шаркать, старуха удалилась в свою комнату и закрыла за собой дверь.

Ковалев направился к комнате напротив и толкнул дверь.

- Надо же, - удивился он, - заперто. Значит, не совсем пьяные были, когда ложились.

И он без тени смущения забарабанил в дверь кулаком. Стучать пришлось долго. Уставший Ковалев уступил место Губину, потом они сменились снова, и лишь минут через двадцать в замке повернулся ключ, и на пороге комнаты возник тщедушный, совершенно раскисший со сна мужичонка в мятых семейных трусах, надетых, видимо, впопыхах, шиворот-навыворот. Щуплое тело с дряблой обвисшей кожей покрывала корявая вязь татуировки, на бледных щеках с фиолетовыми прожилками топорщилась трехдневная щетина, а давно нуждавшиеся в стрижке волосы стояли дыбом вокруг желтоватой лысины.

- А, сержант, - промямлил Виля, с трудом двигая непослушными губами. Из темноты за его спиной доносилось чье-то тяжелое сонное дыхание, и волнами накатывала жуткая вонь, в которой легко различался водочный перегар, застоявшийея табачный дым, нечистые испарения давно не мытых тел и бог знает какая еще дрянь.

- Гуляешь, Виля? - спросил Ковалев, разглядывая мужичонку с любопытством энтомолога, изловившего неизвестное науке насекомое.

- Натурально, - буркнул Виля, разминая ладонью заспанную физиономию. Сделал дело - гуляй смело.

- Знаем мы твои дела, - сказал Ковалев. - Поговорить надо, Виля. Впустишь?

- Отчего не впустить, - пожал плечами тот. - Правда, Светка у меня. Спит она вроде, да кто ее, корову, разберет. Я ж так понимаю, что ты по делу?

- По делу, по делу. Так и будем здесь торчать, как три тополя на Плющихе?

- Аида на кухню, - сказал хозяин, в еще с трудом ворочая языком, и, не сдержавшись, широко зевнул, показав гнилые зубы.

Следуя за Вилей, которого заметно качало, сержанты попали на замусоренную кухню и уселись на скрипучих, норовящих рассыпаться табуретах у заставленного грязной посудой стола. В незанавешенное окно заглядывала ночь.

Виля бесцельно подвигал на столе пустые стаканы, заглядывая в них со слабой надеждой, погремел стеклотарой в углу за ободранным холодильником и, буркнув: "Я щас", удалился из кухни, для верности придерживаясь :за стену. Вскоре стало

слышно, как он ломится к старухе, требуя выпивку. Старуха что-то невнятно и не слишком ласково скрипела в ответ сквозь запертую дверь.

- Он что, ее сын? - негромко спросил Губин, кивая в сторону прихожей, откуда доносились глухие удары кулаком по двери и матерная перебранка.

- Какой, на хрен, сын, - отмахнулся Ковалев. - Сосед он ей, коммуналка здесь, понял? Компания блатных и нищих.

- Повезло старухе, - сочувственно вздохнул Губин. - Как же она с ним живет, с алконавтом этим?

- Это еще вопрос, кому больше повезло, - ухмыльнулся Ковалев. - Максимовна, чтоб ты знал, три срока отмотала от звонка до звонка. И не маленьких, заметь. Первейшая в свое время б...ь-наводчица была, по всей Москве о ней слава ходила. Она и сейчас еще - ого-го!.. Сама, конечно, уже не работает, стара стала, вывеска не та. Думаешь, зря наш Виля двери на ночь запирает? Ведь пьяный же, как зонтик, а граница на замке. Ты бы слышал, как они тут отношения выясняют - кто у кого чего попятил. Чистый цирк, никакого телевизора не надо.

- Да я слышу, - кивнул Губин в сторону прихожей.

- Это? Это у них самая что ни на есть мирная беседа, все равно как мы с тобой о погоде разговариваем.

- Ну да? - поразился Губин. - Во дают, блин. А Виля - это что, кличка такая?

- Не, - покрутил головой Ковалев. - Это ему мама с папой так удружили. Он у нас Вильгельм Афанасьевич, не хрен собачий. С таким имечком любая кликуха за счастье покажется.

Впечатленный обилием новой информации Губин хотел еще о чем-то спросить, но тут в кухне, по-прежнему качаясь, возник Вильгельм Афанасьевич. В трясущейся руке он судорожно сжимал полулитровую банку, закрытую пожелтевшей полиэтиленовой крышкой, в чертах его помятого лица сквозила целеустремленность.

- Отвоевал, - сообщил он, плюхаясь на свободный табурет. - Сейчас голову поправлю, тогда поговорим. А то я никак понять не могу - не то ты с напарником, не то у меня в глазах двоится.

Он пошарил глазами по столу, ища, во что бы налить, не нашел и, сорвав крышку зубами, сделал богатырский глоток прямо из банки. Его перекосило, он содрогнулся всем телом и зашелся в надсадном кашле, щедро расплескивая самогон из открытой банки.

- Ну и отрава, - просипел он, перестав кашлять и утирая заслезившиеся глаза тыльной стороной ладони.

- А по мне, так и ничего, - заметил Ковалев. - А, Колян?

- Нормально, - искренне подтвердил Губин, давно уже скучавший по продукту домашней выделки.

- Так вам-то она, небось, первача поднесла, а мне того, который на продажу, - пожаловался Виля. - Отравит она меня когда-нибудь, подстилка трухлявая. Не веришь, попробуй, - протянул он банку Ковалеву.

- Я, пожалуй, воздержусь, - отказался тот, - да и тебе советую. Ты уже прояснился?

- Мне, чтобы до конца проясниться, считай, неделю в проруби просидеть надо, - проинформировал Виля. - А может, и месяц.

- Да где ж ты летом прорубь-то найдешь?

- Так а я ж тебе про что... Первую помощь получил - и ладно. Говори, зачем пришел.

- Дело есть, Виля.

- Это понятно, что дело есть. Не на свидание же вы сюда приперлись. А то, может, Светку разбудить?

- Нет уж, Светку ты как-нибудь сам... Вообще, не пойму я, как тебя еще на баб хватает? Я бы помер давно.

- А это, начальник, секрет фирмы. Я, может, эликсир изобрел.

- Ложку ты, небось, куда надо, привязываешь, вот и весь твой эликсир, хохотнул Ковалев и внезапно сделался серьезным. -Ладно, Виля, шутки в сторону. Привет тебе от папаши.

- Это от Рябцева, что ли? Чего ему опять?

- Привет он тебе передает. И еще кое-что.

Ковалев, изогнувшись, глубоко запустил руку в бездонный карман галифе, достал Оттуда что-то и положил перед Вилей, для пущей убедительности подтолкнув это пальцем поближе к Вилиной руке. Губин разглядел, что это было обыкновенное колечко с двумя ключами - от квартиры, наверное.