Наталья Перфилова - Любимая маска смерти Страница 22

Олеся пожала плечами, но промолчала. Да и что она могла сказать, не зная ни Васьки, ни Мани, ни их образа жизни.

— Тебя как звать-то? — подсаживаясь к ней на кровать, спросила Земфира.

— Меня Олеся.

— Красивое имя. Хочешь, я тебе погадаю на будущее?

— Отстань ты от человека, Земфирка, — лениво посоветовала Маня. — Что ты со своим гаданием пристаешь? Обман ведь один.

— А вот неправда твоя, — без особой обиды возразила цыганка. — Кто тебе сказал, что гадание — это вранье? Плюнь тому в глаза, нечестному человеку… У нас, у цыган, с самого рождения этот дар заложен — видеть будущее.

— Интересно, и как же это ты его видишь, будущее-то? Как в кино, что ли?

— Почему как в кино? — пожала плечами Земфира. — При чем тут кино? Я просто знаю, как все будет у человека дальше, вот и все. Смотрю на его руку и знаю, что нужно говорить.

— То есть ты ничего не видишь и просто так болтаешь, что в голову взбредет?

— Да думай как хочешь, говори что хочешь, но ведь сбывается почти все.

— Еще бы, — усмехнулась Маня. — Если ты молоденькой девочке обещаешь, что она замуж выйдет, то она и выходит… ПОЧТИ всегда, — передразнила женщина цыганку. — Или про любовь так же…

— А я никого не заставляю верить, — усмехнулась Земфира. — Меня сами люди просят рассказать, что их ждет. И деньги сами суют, если хорошо нагадаю.

— А ты и рада стараться.

— Ну так что, хочешь свою судьбу узнать? — Земфира с улыбкой посмотрела на Олесю, похоже, она в ее ответе не сомневалась.

— Нет, не хочу, — покачала головой девушка.

— Почему? — изумилась цыганка. — Неужели неинтересно? Или боишься?

— Боюсь, — призналась Олеся.

— Зря, — хмыкнула Маня. — Земфира плохое предсказывать не будет. Кто же денежки свои кровные за всякую гадость будет отстегивать?

— Не в этом дело, — сказала Олеся. — Я читала, что у людей цыганской национальности очень сильное биологическое поле. Они не предсказывают будущее, а, наоборот, внушают его.

— Это как так? — искренне заинтересовалась Земфира. — Еще и в колдовстве, что ли, нас обвинить решили?

— Ну при чем тут колдовство? — пожала плечами Олеся. — Просто сила внушения. Когда цыганка предсказывает будущее, она как бы программирует нас, как дальше жить, как поступать в той или иной ситуации. У кого свое поле слабое, подпадает под влияние… Вот я и не хочу рисковать. Зачем знать свое будущее? Пусть все идет так, как идет…

В этот момент за массивной железной дверью послышался шум, потом дверь распахнулась, и женщины увидели не очень опрятного мужчину в синем сатиновом халате, который толкал перед собой двухъярусную тележку, заставленную алюминиевыми кастрюлями.

— О, хаванинка приехала! — оживилась Маня. — Что у нас там сегодня, Петрович?

— Суп, макароны, кисель, — бодро отрапортовал Петрович, ловко раскладывая «деликатесы» по мятым металлическим тарелкам.

— Макароны с чем? — поинтересовалась Земфира.

— С макаронами, — любезно сообщил мужчина, не прерывая своего занятия.

— Неужели даже маргарина не бросили, жлобы?

— Будешь оскорблять при исполнении — в следующий раз вообще ничего не получишь… Так, все свою порцию получили? — Он окинул взглядом тумбочку, на которой Маня аккуратно поставила три глубокие тарелки с супом, на каждой из которых стояла мелкая — с макаронами, три толстых куска черного хлеба и три металлические кружки с вязким бледным киселем.

— А Светке что, опять ничего не принес, жлобяра? — Маня, уперев руки в боки, начала наступать на разносчика. — Тебе что, макарон пустых жалко?

— Не положено, — трусливо отступая за тележку, ответил Петрович. — Светку на довольствие никто не ставил. Хочется ей тут сидеть — пусть сидит, а кормить ее никто не обязан.

— Ну ты и гад, Петрович! Ей что теперь, от голода помирать? — поддержала Маню Земфира.

— А вы поделитесь, раз такие добрые, — посоветовал Петрович, побыстрее, от греха подальше, запирая железную дверь перед носом разъяренной Мани.

Олеся посмотрела в угол, где тихонечко, как мышка, сидела худенькая, маленькая девочка лет пятнадцати, не больше. За все время Олесиного пребывания в камере она не произнесла ни одного слова, девушка даже забыла, что в помещении их не трое, а четверо…

— А почему ей не положено еды? — спросила Олеся у Мани, которая уже вплотную занялась своей тарелкой с супом. — Разве не всех арестованных обязаны кормить?

— Арестованных обязаны, — тщательно моя руки под тоненькой струйкой, бегущей из проржавевшего крана в углу камеры, отозвалась Земфира. — Только Светка никакая не арестованная. Она по собственному желанию тут сидит.

— А разве так бывает? — Олеся посмотрела на девочку с изумлением.

— Бывает, — проворчала Земфира. — Все в нашей жизни бывает. — Слышь, Свет, бери мой суп, я все равно не буду, а ты еще неизвестно когда еду получишь. И хлеб бери тоже. Я домой уйду к вечеру, а Маня вряд ли поделится с ближним, — покосившись на активно жующую Маню, сказала она.

— А у меня макароны возьми, — Олеся протянула Светлане тарелку с макаронами, — и кисель тоже, я его с детства терпеть не могу.

— Спасибо, — чуть слышно поблагодарила девочка, принимая тарелку.

Суп оказался рисовым, практически без единой жиринки в бульоне, но зато теплым, хлеб мягким. Не сказать что с большим удовольствием, но суп Олеся съела быстро.

Минут через пятнадцать Петрович забрал у всех пустые тарелки и кружки.

— Ну, вот теперь и жизнь веселее стала, — удовлетворенно сообщила Маня. — Что ты, Светка, все куксишься и куксишься? Ни словечка от тебя не услышишь, ни полсловечка. Как рыба Дохлая, ей-богу.

— Отстань от нее. Поела, ложись, поспи теперь, а от Светки отстань, — властным голосом скомандовала Земфира. — Тебе бы с таким папашей пожить пару недель… Ты бы тоже особо не веселилась.

— Мне? — хохотнула Маня. — Да я бы этого урода быстренько в линейку построила, можешь не сомневаться. Он бы у меня живо забыл, как руки распускать. Я и то уж подумала, как выпустят из этого клоповника, надо бы потолковать с ним по душам.

— Потолкуй, Мань, — поддержала Земфира. — Исправить этого идиота вряд ли удастся, но хоть душу отведешь, почистишь ему морду наглую… — Она повернулась к Олесе. — Ты спрашивала, почему Светка тут по собственной воле сидит, так я объясню. Мать умерла у нее года два назад, а от такого придурка, как ее папаша, и на край света босиком убежишь, не задумаешься. На него как накатит, просто звереет мужик. Ему по уму-то вообще пить не надо бы, а он хлещет, как насос, а потом в белой горячке беснуется. Вот Светка и прячется тут. Из дома выскочила в одном халате и тапочках, а на улице мороз. Из знакомых Светку у себя прятать никто не рискует. Ее папашка буйный и окна побить может… А в милицию он пока не суется, а уж если сунется, тут двери железные и решетки крепкие на окнах. Ребята из дежурки идут ей навстречу. Когда девчонке совсем некуда деваться, разрешают здесь, в камере, перекантоваться. А потом, когда у ее отца кукушка на место становится, выпускают…

— А почему нельзя его арестовать и в вытрезвитель, например, сдать? — спросила Олеся. — Сами же говорите, он ведет себя неадекватно, его все боятся.

— У нас нет вытрезвителя, — подала голос Света. — А в камере с ним никто не хочет сидеть. Здесь только одна мужская камера и одна женская. Вот и некуда его сажать… Но это ничего, я тут переночую, а утром папа проспится и будет почти нормальным… Ему завтра на работу в ночную…

— О господи, грехи наши тяжкие, — вздохнула Маня, растягиваясь на кровати. — Лишний раз убедилась, все мужики козлы.

Железная дверь снова неожиданно распахнулась. На пороге появился Паша Кульков.

— Павлик, солнышко, — лучезарно заулыбалась Земфира. — Неужто пришел сообщить, что твое начальство дало приказ меня освободить и отпустить на все четыре стороны?

— Ваше дело, гражданка Красавина, еще не рассматривали и решения не приняли, — солидно сообщил Кульков.

— Что значит «не рассматривали»? — возмутилась Земфира. — У меня дома дети малые плачут, титьку просят, я тут с самого утра парюсь, а они, видишь ли, не торопятся…

— Очень много сегодня дел, — почти оправдываясь под напором цыганки, сказал Павел. — Но ваш вопрос очень скоро решат, потерпите. А сейчас мне велено гражданку Колоскову к следователю привести.

— Ну и где справедливость, скажите на милость? — продолжала возмущаться Земфира. — Она только что пришла, и уже ее делом следователь занимается, а я тут сижу, как дура последняя, и никому до меня дела нет…

— Я передам начальству ваши претензии, — запирая дверь, пообещал Кульков.

— Да уж ты будь любезен! — донеслось из-за двери.

— Я вообще не понимаю, зачем эту Земфиру каждый раз, как задерживают, сюда тащат, если все равно придется отпускать к вечеру. Дел, что ли, у нас мало? — проворчал он. — Сейчас штраф назначат — и гуляй. А ей этот штраф, тьфу…