Дональд Уэстлейк - Пижона – в расход Страница 22

– Я это знаю, – сказал я, озираясь по сторонам. – Где мы?

– Точно не скажу. Где-то на Лонг-Айленде.

– Это я и без тебя знаю.

– По-моему, мы едем на север. Если так, рано или поздно пересечем какую-нибудь магистраль. Можем по ней и в город вернуться.

– Превосходно.

– Чарли, есть еще кое-что, – сказала Хло.

– Еще кое-что?

– Не знаю, задумывался ли ты об этом... – начала она и умолкла.

– Я тоже не знаю. Но, возможно, буду знать, когда пойму, о чем ты говоришь.

– Если Гросс думает, что я – Алтея, и считает нас с тобой сообщниками, которые собираются угробить организацию, то где он, по-твоему, будет ждать нашего появления?

– Не знаю.

Хло покачала головой.

– Он сам рассказал тебе про легавого, который берет взятки, и назвал его своим связником в полицейском управлении. Чарли, Гросс убежден, что мы с тобой едем убивать Махоуни.

– О! – только и смог ответить я.

– И если мы найдем его, поблизости, вероятно, будут ошиваться и Траск со Слейдом.

– Не вездесущи же они, – возразил я, хотя уже не был в этом уверен.

– А им и не надо быть везде. Достаточно оказаться там, где будешь ты.

– Все равно больше делать нечего. Теперь мне надо повидаться с Махоуни, другого не дано.

– Ну что ж, прекрасно. Ты командир. Ага, вот и Большая Центральная.

Большая Центральная представляет собой бульвар и идет вдоль парка. Хло направила могучий «паккард» в объезд, сделала длинный крюк и вывела его через развязку на магистраль, где мы влились в ночной поток машин, едущих в город.

Хло забыла затронуть один вопрос, над которым я давно ломал голову: как нам отыскать Патрика Махоуни. Он был полицейским, вот и все, что я о нем знал. Махоуни мог оказаться патрульным в мундире или сыщиком в штатском платье, мог сидеть в любом районном участке или работать как представитель главного управления на Центральной улице в Манхэттене.

Хотя, если подумать, много шансов было за то, что он вовсе не мелкая полицейская сошка. Патрульный в мундире, топающий по участку, вряд ли потянет на роль «связника», как выразился Гросс, между мафией и управлением полиции. Мне представлялось вероятным, что Махоуни – какой-нибудь начальник, и искать его следует на Центральной улице.

Трудность заключалась в том, чтобы выяснить все наверняка.

Нас обогнала патрульная машина, значительно превысившая допустимую скорость, и я задумчиво посмотрел ей вслед, жалея, что мы не можем просто догнать ее, остановить и спросить полицейского за рулем, кто такой Патрик Махоуни и как его...

Ага!

– Ага! – сказал я вслух.

Хло вздрогнула, и «паккард» вынесло на соседнюю полосу.

– Не надо так! – попросила она.

– Канарси, – проговорил я. – К черту Манхэттен, рули в Канарси.

– Канарси? Ты шутишь?

– Нет, не шучу. Езжай в Канарси.

– Да не найду я этот твой Канарси, даже если мне будет помогать отряд бойскаутов.

– Я найду. Тормози, я сяду за руль.

– Ты уверен, что сумеешь вести такую машину?

В ее устах это прозвучало как оскорбление, но я не стал обижаться, а просто сказал:

– Да. Сворачивай на обочину.

Хло свернула, и мы поменялись местами; я обежал капот машины, а Хло просто передвинулась по сиденью. Сев за руль, я тотчас почувствовал себя солдатом третьей армии Паттона. Танковой, как вы знаете.

Вести эту машину было истинным блаженством. Как будто сидишь с рулем в руках на огромном старинном диване, обтянутом мохером и напичканном маленькими, щедро смазанными подшипниками. Я впервые в жизни пожалел, что не курю сигары. Понятное дело, почему все считают, что гангстеры и маленькие старушки имеют пристрастие к таким машинам. Гангстеру они придают уверенность и ощущение силы, которое не испытаешь в «кадиллаке», почти неотличимом от какого-нибудь ничтожного «шевроле» мелкого жулика. А старушка с умеренно усохшей попой надолго сохранит румянец цветущей юности при условии, что будет проводить побольше времени за рулем такой тачки.

– Не удивительно, что мы удрали от тех парней, – сказал я, когда мы бодро покатили вперед. – Эта машина слишком исполнена чувства собственного достоинства, чтобы позволить догнать себя какой-то четырехглазой жестянке с клеенчатыми сиденьями.

– Благодарю, – отозвалась Хло.

– Ну, и водитель, конечно, не подкачал, – заверил я ее. Правда, только из вежливости.

Я заметил патрульного Циккатту, когда он шагал по Восточной 101-й улице, жонглируя своей дубинкой. Сегодня это у него не очень получалось, поэтому я сначала услышал, а уж потом увидел его.

Сперва: «тр-рах!» А после этого: «Тьфу, черт!»

Вот так.

Мы уже четверть часа колесили по округе, продвигаясь очень медленно, с опущенными стеклами. Время близилось к полуночи, и весь Канарси по обыкновению будто вымер. Мои конкуренты – два других окрестных бара – еще не закрылись, но если в них не спали, то уж, во всяком случае, позевывали. Мой собственный бар «Я НЕ...», разумеется, являл собой сонное царство. Странное чувство охватило меня, когда я проехал мимо и увидел его покинутым и запертым на замок. Как же мне хотелось вылезти из машины, открыть двери, включить яркий свет и телевизор, надеть передник и, даст бог, перемолвиться словечком с одним-двумя посетителями. Если, конечно, они заглянут ко мне.

Сегодня ночью, мигом вспомнил я, должны показывать «Смертельный поцелуй», где Виктор Мэтчер хочет жить честно, но Ричард Уиндмарк ему не дает и сталкивает с лестницы старуху в инвалидном кресле. А совсем поздно пойдет «Примите подарочек» – старая комедия с Филдзом, в которой Филдз покупает апельсиновую рощу в Калифорнии. Сколько же прекрасных передач я пропущу, а все потому, что где-то кто-то совершил дурацкую ошибку.

Ну, ладно. Короче, мы колесили по округе минут пятнадцать, прежде чем «тр-рах!» и «Тьфу, черт!» помогли мне обнаружить патрульного Циккатту. Я высунул в окно голову и как мог тихо позвал:

– Эй!

– А?

Я увидел, как Циккатта стоит на тротуаре, в темноте на полпути между двумя фонарями, и, согнувшись, поднимает свою дубинку. Оставаясь в согнутом состоянии, он принялся озираться по сторонам, будто вершил обряд какой-то неведомой веры. На самом деле Циккатта просто хотел узнать, кто его окликнул.

– Я здесь, – сказал я. – Чарли Пул.

Я уже успел остановить «паккард» у левого тротуара, рядом с Циккаттой.

Патрульный посмотрел в мою сторону, в конце концов увидел меня, узнал и воскликнул:

– О! Это ты, Чарли.

Он поднял дубинку, разогнулся и подошел к машине.

– Купил, что ли?

– Что? Ах, вы о машине. Нет, просто одолжил.

– Я заметил, твое заведение закрыто. Думал, ты захворал или еще что.

– У меня были дела, – ответил я. – Сейчас не могу об этом говорить. Не обижайтесь.

– Какие обиды! Почему я должен совать нос в твои личные дела? – С этими словами он опять наклонился и одарил улыбкой Хло, чуть приподняв форменную фуражку. – Добрый вечер.

Хло улыбнулась в ответ, кивнула и сказала:

– Добрый вечер.

– Патрульный Циккатта, – проговорил я, хотя мне было вовсе не до церемоний. – А это... Хло... Э-э-э...

– Шапиро, – сказала она.

– Шапиро, – повторил я. – Хло Шапиро. Хло, это патрульный Циккатта.

– Как поживаете? – одновременно осведомились они.

Я уже начинал терять терпение. Дело грозило дойти до чаепития с шоколадным печеньем.

– Патрульный Циккатта, я хочу вас кое о чем спросить, – сказал я.

– Разумеется, Чарли. Что такое?

– По секрету. И я не могу сказать вам, почему спрашиваю.

Он взялся левой рукой за пряжку ремня, хотя мне показалось, что на самом деле Циккатта хотел приложить ладонь к сердцу.

– Я не любопытный, Чарли, и вынюхивать не стану. С чего мне нос совать куда не надо?

– Замечательно, – сказал я – Вот что я хочу знать. Где-то в полиции служит человек по имени Патрик Махоуни, и я...

– Я бы удивился, не будь там такого человека, – ответил патрульный Циккатта и захохотал. Он снова подался вперед и подмигнул Хло. – А вы, мисс?

Удивились бы?

Рад сообщить, что на сей раз Хло удостоила его лишь мимо летной улыбки.

– Дело серьезное, патрульный Циккатта, – сказал я.

Он мигом протрезвел и выпрямился. Теперь он стоял чуть ли не как на параде.

– Извини, Чарли, мне просто стало смешно, понимаешь?

– Конечно Так вот, я хочу разыскать этого Махоуни. Кажется, он сидит на Центральной улице, но я не уверен.

– Он что, крупная шишка?

– Я так думаю. А может, и не шишка.

– Так чего ты от меня хочешь?

– Вы не могли бы как-нибудь узнать, есть ли на Центральной улице Патрик Махоуни? Или, может, в каком другом участке есть большой чин, которого так зовут? И узнать по-тихому, чтобы Махоуни ничего не пронюхал?

Циккатта нахмурился.

– Чарли, ты занялся не тем, чем надо. Я хочу говорить с тобой как друг, а не как легавый. Если ты влез куда не следует, лучше вылезай обратно, пока не поздно.