Кирилл Шелестов - Побег Страница 23

— Я думаю, что не выберут, — ответил я честно.

— Это почему же? — строптиво осведомился он. — Из-за моего мясницкого прошлого?

— Из-за твоего мясницкого прошлого, из-за твоего гарема, — принялся перечислять я. — А твой образ жизни, твои загулы — ты о них не забыл? Ты взгляни на себя со стороны. Да пресса только и мечтает о таком персонаже. На тебя все газеты набросятся! Моргнуть не успеешь, как на обложках окажешься.

— А мы денег журналистам дадим, они и заткнутся, — легко отозвался он. — А кого не купим, тех запугаем. Я по этому поводу вообще не парюсь. Главная проблема в другом. В том, что я богатый. Не любят у нас богатых да успешных. Завидуют. Но я и тут припас один фокус, — он хитро погрозил мне пальцем. — Секретное оружие номер один.

— Можно узнать, что за оружие?

— Запросто! Тебя поставлю начальником штаба! — он хмыкнул. — Это же по твоей части. Вот и давай, выбирай меня губернатором! Тебе самому, я думаю, интересно будет такую колоссальную херню провернуть. Ты же любишь в безнадежные ситуации впутываться.

Те, кто пытались меня нанять, почему-то всегда соблазняли меня невыполнимостью поставленной задачи. Им казалось, что это меня раззадорит. Подобная оценка своих перспектив свидетельствовала о том, что разум в них угас не окончательно, но с другой стороны означала, что совершенно нормальные люди в моих услугах не нуждаются.

Я вглядывался в Виктора изо всех сил, но так и не мог понять, шутит он или нет.

— Признайся, ведь ты не серьезно?

— А чего же тут несерьезного? Деньги есть. Люди есть. Средства массовой информации имеются. Сейчас Лисецкий на президентских выборах мелко обгадится, наживет себе врага в лице кремлевской администрации. Они возьмут да в пику ему поддержат нас. Само собой, за скромное вознаграждение. Дадут распоряжение по федеральным структурам и — вперед с песнями! Эх, одно плохо, — он с досадой щелкнул языком. — Храповицкого не вовремя закрыли. И здесь он мне подсуропил! Не смог даже в тюрьму сесть по-человечески.

Несколько минут я молча размышлял.

— Я, наверное, не стану тебя выбирать, — проговорил я наконец.

— Вот это номер! — удивился он. — Чем же я тебе не угодил? Я не Храповицкий, жадничать не стану. Это он требует, чтобы люди за совесть работали, а у меня все за деньги.

— Ты отлично понимаешь, что дело тут не в деньгах.

— А в чем же? В моральных соображениях, что ли? — это словосочетание было не из его лексикона, он произнес его издевательски.

— В общем, да, — подтвердил я. — В моральных соображениях.

— Херня! — отрезал Виктор. — Храповицкого ты бы стал выбирать?

— Храповицкого, пожалуй, стал бы.

— А какая разница между ним и мной?

Я как-то не сразу нашелся, что ответить. Храповицкого и Виктора я считал почти что антиподами, но никогда не пытался сформулировать их отличие.

— Вот видишь! — торжествовал Виктор. — Нету никакой разницы! Одна херня, как я и говорил. Мы с Храповицким считай что сиамские близнецы. А вот между тобой и нами разница есть, и очень даже огромная. И знаешь что? Она не в твою пользу. Не-а! — насмешливо протянул он. — Совсем не в твою.

Я видел, что он меня дразнит, но все-таки не удержался.

— Почему? — спросил я как можно равнодушнее.

— А потому, что мы с Храповицким только исполнители, — ответил Виктор. — А изобретаешь всякие подлости именно ты! Значит, и вина твоя сильнее. Зачинщикам даже по уголовному кодексу больше дают.

— Подлости? — переспросил я уязвленный.

— А что же еще?! Вот эту туфту с сельхозтехникой ты придумал? Ну, чтобы за границей ее закупать?

— Ну, допустим, — неохотно признал я.

— Не «допустим», а именно ты! А ведь это же натуральная подлость. Подлее не бывает. Сплошное воровство. Народные деньги из областного бюджета мы в свой карман перекачиваем. И живем себе припеваючи. А народ как был нищим, так и остался. Но самое плохое даже не это, — с удовольствием нагнетал Виктор. — Самая низость в другом. — он замолчал, выразительно глядя на меня.

— В чем же? — опять не утерпел я.

— В том, что мы не продаем своих убеждений, — радостно объявил Виктор. — А ты продаешь!

Я поперхнулся.

— Это как же?!

— А так же! Мы с Храповицким, например, убеждены, что присваивать деньги из госбюджета — это хорошо. Мы всю жизнь этим занимаемся, ничего плохого в этом не видим, нам так нравится. Это наш бизнес. А ты уверен, что это воровство, и орешь об этом на каждом углу. Но ты же нам помогаешь! То есть получается, что мы живем по своим раскладам, а ты — нет! Ты поперек своих принципов идешь! Короче, дуришь народ и от нас за это бабки получаешь. Да, Андрюха! — развязно хлопнул он меня по плечу. — Моралист из тебя никудышный.

Я понимал, что он ерничает и провоцирует. Это была его обычная манера: ему нравилось доводить людей, а меня — в особенности. И все же в его насмешках была правда, и она меня задевала. Он словно подслушал мои ночные мысли, то, в чем я беспрерывно упрекал себя, на что не находил ответа.

— Я поэтому и ушел от вас, — пробормотал я, шаря по карманам в поисках сигарет, — что не хочу больше в этом участвовать.

Он взглянул на меня и увидел, что я не шучу.

— Ты расстроился, что ли? — засмеялся он. — Да перестань! Я ведь на самом деле так не думаю. Вернее, я вообще никогда на эту тему не думаю: кто там прав, а кто правей. Мне плевать на это. Каждый живет, как хочет. И все правы. Я просто болтал от нечего делать.

Мы подъехали к аэропорту, и вышли из машины.

— Ковригин, хорек вонючий, хотел Лариске Храповицкой в VIP-зале отказать, прикинь? — Виктор переключился на другую тему. — Якобы мы поздно заявку подали. Ну, я ему позвонил, объяснил, что борзеть не надо, что земля круглая, что мы тоже могем кое-что устроить, если нас сильно разозлить. Он очухался маленько. Сказал, что его не так поняли.

Я все еще переживал про себя его насмешки и молчал.

— Пойдем в бар поднимемся, — предложил Виктор. — Ты кофе выпьешь, а я тяпну что-нибудь за компанию, раз уж ты так настаиваешь.

— Ты иди, я тебя догоню, — пообещал я. Мне хотелось хотя бы минутку побыть одному.

Когда он в сопровождении охраны начал подниматься по лестнице, я набрал Настю.

— Здравствуйте, — быстро сказал я, услышав ее хрипловатый голос. — Я вернулся. И я хочу пригласить вас в оперу!

— В оперу? — озадаченно переспросила она. — Как-то неожиданно.

— Я здесь меньше суток, и меня уже мутит от разговоров о деньгах. Пусть уж лучше поют. Про любовь. На итальянском языке.

— А вы давно в нашей опере были? — поинтересовалась она осторожно.

— Вообще не был, — признался я. — Во всяком случае с тех пор, как нас в школе туда водили.

— Боюсь, что у нас поют только на русском, да и то неважно, — предостерегающе заметила Настя.

— Ну, не о деньгах же они поют! — упрямился я.

— Иногда о деньгах. Но о любви, конечно, тоже.

— Тогда сегодня вечером. Я перезвоню вам через пару часов. Только не пропадайте.

— Я постараюсь, — пообещала она.

Когда я поднялся в бар, Виктор сидел в углу мрачнее тучи, сжимая в руке пузатую рюмку с нетронутым коньяком.

— Час от часу не легче, — хмуро проговорил он. — У нас добыча взбунтовалась. Бастовать собрались. Требуют срочно погасить задолженность по зарплате.

— Вся добыча? — ужаснулся я.

— Слава богу, пока еще только Лысый Овраг. Сволочи обнаглевшие. Они-то лучше других живут, с них всегда платежи начинаем, так нет, все им мало! Только что Карпов оттуда звонил, в полном шоке, — Карпов был там главным человеком. — Говорит, они его чуть не избили. Грозят заглушку поставить, скважину заморозить. Почуяли момент! Таились до последнего, а только нас прижали, сразу головы подняли! Если мы им сейчас рот не заткнем, за ними остальные полезут.

— Много мы задолжали?

— Когда я приступал к обязанностям, в среднем по добыче уже за два месяца накопилось. Я начал потихоньку расплачиваться, выборочно, конечно, но тут эта карусель закрутилась с назначением Храповицкого. Всюду бабки нужны, и везде срочно. В Москву возили, Лисец-кому таскали — короче, выгребали до донышка. А теперь еще и счета арестованы, спасибо Лихачеву. Общую картину сейчас нереально изменить. Но с Лысым Оврагом все равно надо что-то срочно решать, хоть кредитуйся. Как только Ларису отвезем, сразу туда рванем. Я Карпову велел на вечер стачком собирать, заводил этих чертовых. Посмотрим, до чего с ними можно договориться.

Странно, что когда-то фамилия Ларисы была Картошина. Она была больше Храповицкой, чем ее муж: в ее решительных, запоминающихся чертах лица с первого взгляда была видна порода. В отличие от мужа, обожавшего феерические цвета в одежде, она избегала лишнего. В светло-сером пальто, в серых замшевых сапогах, с темной шалью на плечах, стройная и светловолосая, Лариса не очень выбивалась из толпы. Впрочем, и слиться с ней она, конечно же, не могла, особенно если принять во внимание, что ее неброский наряд тянул тысяч на пятнадцать долларов, а то и больше. Ее гордое лицо сейчас горело, словно Лариса ощущала на себе пристальное внимание посторонних. Опустив глаза, держа под руку долговязого сына, она шла нам навстречу подрагивающей походкой, выдававшей ее нервное напряжение.