Нина Васина - Черные розы для снайпера Страница 24

– Есть, – кивнул Фабер и загрустил, – есть несколько особых примет. Синяк под глазом, но это временная примета. Если начинает говорить, то не может остановиться. А если начинает говорить конкретно с тобой, то происходят всяческие несчастные случаи. Так что будь бдителен.

К четырем часам дня Далила подъехала к Центру. Она нервничала, долго не выходила из машины, осматриваясь. Илии нигде не было. В четыре десять Далила прилегла, прячась. Мимо нее прошла к дверям центра Полина. Она размашисто шагала, профессионально управляя бедрами. Походка манекенщицы на улице выглядела вульгарной. Далила подождала, пока за ней закроется дверь, и вышла из машины, захватив с собой рабочие папки.

В вестибюле за стойкой вахтера никого не было. Осторожно ступая, Далила прошла за стойку к открытой двери. Илия сидел на тахте, прикрыв глаза в утомительной дреме, вахтерша, раскрасневшись, рассказывала шепотом страшную историю и пила чай, громко прихлебывая и разгрызая кусочек сахара. Илия увидел Далилу, встал и вышел к ней потихоньку, женщина говорила как заведенная и не заметила его ухода.

– Вы с Евой испортите карьеру самого принципиального вахтера в городе! – шептала Далила, поднимаясь по лестнице.

– Она очень злая на мужчин. – Илия подбросил и поймал кусок сахара.

– Ну давайте, отнимите у женщины смысл ее существования!

– А твой объект пришел? Как ты меня ей представишь?

– Скажу, что побоялась оставить сыночка дома одного. Скажу, что у тебя невроз, клаустрофобия, эпилепсия и шизоидный синдром.

– У всех психологов дети такие получаются, или ты мне просто льстишь? – не остался в долгу Илия.

– Она наверняка ждет в холле у кабинета. Не выходи. Я открою кабинет, проведу ее, потом приглашу тебя.

– Она не одна в холле, – сказал Илия, подбрасывая сахар.

– Там всегда полно народа, конечно, не одна! Стой здесь и не высовывайся. – Далила повернула от лестницы в холл и увидела сидящих рядом Полину и Анну Павловну. Они о чем-то тихо говорили, сблизившись головами.

– Анна Павловна? У вас назначено на четыре сорок.

– Я знаю, мне так удобней, я с удовольствием подожду здесь. У меня рано закончилась конференция. Я как раз рассказывала Полине Сергеевне…

– Анна Павловна возбуждена. Она совершила открытие в своей области, – перебила Полина, незаметно подмигнув Далиле.

– Но это государственная тайна! – повысила голос Анна Павловна.

– Прошу вас, Полина, – Далила открыла дверь и пропустила женщину вперед, вдохнув тревожащий резкий запах ее духов. Она оглянулась и подождала немного, но Илии не было.

– Свечи будем зажигать? – Полина сбросила туфли и села на тахту, поджав под себя ноги.

– Не знаю. – Далила прищурилась в сумраке кабинета и вдруг вздрогнула, а чтобы не закричать, прикусила губу. В углу на корточках сидел Илия и смотрел на нее. Он медленно покачал головой из стороны в сторону. Далила посмотрела на Полину. Потянувшись длинным телом, Полина легла и глубоко, с удовольствием вздохнула.

– Не будем ничего зажигать. Если я засну, не обижайтесь, очень трудная ночь была. Вы, Далила Марковна, прелесть, просто прелесть.

– По-почему это… С какой стати я прелесть? – Далила шумно раскладывала папки на столике и покрутила пальцем у виска, покосившись на Илию. Илия пожал плечами.

– Прелесть, и все. – Полина повернулась на бок и теперь уже не могла не видеть Илию. Но она его не видела! – Какую музыку любите?

– Музыку? Музыку я слушаю в наушниках! Ночью, перед окном. – Далила села на свою тахту возле противоположной от Полины стены.

– Да, это приятно. – Теперь Далила не видела лица женщины, но улыбку в ее голосе почувствовала.

– У вас есть ко мне вопросы? – Далила тоже легла на бок, подперев голову рукой.

– Никаких вопросов!

– А мне можно спросить?

– Спрашивайте. Если засну, без обид, ладно?

– Без обид. Я хочу узнать, были у вас в детстве близкие друзья? Которые бы знали, что вы летаете?

– Друзья? – тихо спросила Полина. – А как же, у кого их в детстве не было. Мальчик и девочка. Мы были неразлучны. Маленький поселок, черно-белый телевизор, книги, деревья, все ночи – звездные, мальчик и девочка жили рядом…

– Вы были в семье одна, еще дети были?

– Одна. Я была на попечении бабушки, у моих друзей тоже была своя бабушка… Шура? Да, ее звали Шура. Мою бабушку называли Бабушкой, а их – просто Шурой. Шура, почему звезды такие маленькие? Шура… Они не маленькие… У вас в углу кабинета светится звезда.

Далила приподнялась и увидела слабое мерцание медальона, который раскачивал Илия, все так же сидя на корточках. Сильно закружилась голова. Она встала и подошла к Полине. Женщина лежала на спине, широко открыв глаза.

– Уберите звезду, звезда… когда падает, она будет лететь и вырастать? Нет, она сгорит еще по дороге, далеко от земли… Мальчик и девочка, двоюродные брат и сестра… Шура, почему звезды такие маленькие? Я летала. Сначала это было как выдумка, как сон. А потом…Я наперед знала, что с нами случится. Лето, жара, мне шесть лет, Ирке – семь, Жеке тоже шесть. Шура, почему звезды такие маленькие? Они не маленькие. Они огромные. Просто они далеко. Если я уйду далеко, я тоже буду маленькой. Мы с сомнением смотрим на Шуру. Тогда она кряхтит, с трудом встает со скамейки и откладывает нож. Пошли! Мы выходим на дорогу. Шура говорит: стойте здесь. Мы стоим. Шура уходит по дороге к центру поселка. Дорогу разрыли недавно, пыль на ней приятная. Шура идет вразвалочку, тяжело передвигая больные ноги. Наконец она остановилась. Жека подносит к лицу ладонь и смотрит на Шуру. Шура стоит у него на ладони. Жека прикрывает ее другой рукой. Ерунда, говорит Ирка и уходит. Мы с Жекой ждем Шуру. Нам скучно, словно нас обманули, а придраться нельзя. Шура на нас не смотрит, она вытирает пот с лица и садится чистить картошку дальше. Ирка предлагает убить кусачего петуха. Жека молчит, ему жалко петуха, и Шура не даст. Он молчит, а потом спрашивает: а звезда… это… когда падает, она будет лететь и вырастать? Она сгорит еще по дороге далеко от Земли. Жека и Ирка смотрят на меня с недоверием. Звезда – это планета? Планета. Как же она сгорит? Я не знаю, как именно, и злюсь, что они не верят. Потом обижаюсь и ухожу домой. Сумерки. Не люблю. У своей калитки я жду, вдруг они позовут. Не зовут. Я иду к Бабушке и наблюдаю за ней. Поля, поешь. Не хочу.

Далила смотрела на лежащую перед ней женщину и тяжело дышала. Ноги у нее подгибались, она с трудом добрела до своей тахты и свалилась. На нее накатили медленные удушливые сумерки с запахом старого дома. Полина говорила безостановочно, уставившись невидящими глазами в потолок.

Утром Жека говорит: идем, Ирка придумала, как убить петуха. Ирка хочет убить петуха бельевой веревкой. Она стоит за сараем и щелкает этой веревкой, как бичом. Веревка тяжелая. Ирке трудно, но она очень довольная. Она уже убила курицу! Я с ужасом смотрю на Жеку. Да не нашу, соседскую, она ее прогоняла, щелкнула веревкой, а та – брык, и все. Где эта курица? Я закопала. Дура потому что! – говорит Жека. Надо было зажарить и съесть. На костре. Как индейцы. Мы восхищенно смотрим на него. Вдруг выходит Шура и смотрит на нас. Соседка ругается, говорит, что я таскаю ее кур. Ирка прищуривается. Она и на меня орала, говорила, что укокошит нашего красивого петуха. Шура качает головой и уходит. Тактический ход. Жека ничего не понял. Скоро Шура уйдет в магазин. Теперь петуха надо срочно убить. Ирка ходит по двору с веревкой, но петух, как назло, совершенно не хочет драться. Он чувствует! Он же курица, а они все глупые, я читала. Нет, он чувствует. Мне жалко Жеку. Иди приготовь спички, чтобы как индейцы. И как только он ушел, Ирка ка-а-к щелкнет! Я не верила, что так можно убить. Поля, я его убила. Ну да, убила. Поля, я его раз – и все! Ну да. Мы подходим ближе и вглядываемся. Петух смотрит на нас одним глазом. Мы переглянулись. И за эту секунду глаз остыл. Жека молча берет петуха за лапы и тащит. Тяжелый. Где будем жечь костер? Конечно, в посадке. Это я его. С первого раза. Жека отдирает от своего грузовика кузов с колесами и обвязывает ось веревкой. В кузов он кладет петуха. Голова свешивается. Жека думает, а потом приносит Ирке нож. Нет! Зачем это? Давай ее согнем! Тогда Жека усмехается и начинает резать петуху шею. Получилось много крови. Это я его убила. А что он, гад, клевался! И даже когда мы тащим тележку, кровь капает в пыль. И тележка дребезжит. Я хочу уйти домой. Мы закрыли петуха травой, но лапы торчали. И вдруг Ирка говорит, – Жека не спит всю ночь, сидит в саду и не спит. Мы довезли петуха до рынка, а там увидели Шуру с Бабушкой. Мы продрались сквозь кусты и залегли. Петух вывалился, Жека его укладывает. Трогает разноцветные перья.

Ирка предложила бросить петуха в канаву. Жека молча выволок его и повез к посадке. Мы плетемся за ним. Костер разжигал он, но петуха не трогал. А петуха – на палку, да? Нет. Испечем в золе. Вечером будет печеный петух. Я есть хочу. Шура уже, наверное, пришла, а петуха нет. В этой посадке живет садист. Что это – садист? Он всех убивает. Я с сомнением смотрю на абрикосовые деревья. Жека трещит сучьями. Так не годится. Без хлеба. И соли нет. Я смотрю на петуха. Жека тоже не сводит с него глаз. Надо сходить за солью. Я схожу. И хлеба возьму у Бабушки. Я с тобой, а ты – дежурный у костра, да, Жека? А мы – в разведку, да? Мы несемся с Иркой что есть духу. Шура говорит… что у вас растут черные розы… Разве такие бывают? Растут. Только их Топсик все записал. Мы пробираемся в кладовку и берем хлеб из кастрюли. Если попадемся твоей матери – тогда все! Она на работе. Мы немного заблудились и не сразу нашли костер. Жеки не было. Ирка беспокойно прошлась у огня. Я все кричала: Жека! Жека! А он лежал у муравьиной кучи и сосал палочку. Мы сразу же улеглись рядом и засунули в кучу высохшие стебельки. Поля, у тебя дядя милиционер, скажи ему, пусть поймает садиста. Это Ирка из-за Жеки разволновалась. Шура тоже любит Жеку. Шура и Ирку любит, но Жеку больше. А их матерей, своих дочек, она не любит. Я смотрела на огонь и думала, что не смогу есть этого петуха. Мне надо сходить домой показаться. Мать придет с работы и ляжет спать. Если меня не будет – она к Шуре. А нас там нет. Она – искать. А так я скажу, что мы играем. Ирка смотрит обиженно, но бросить Жеку уже боится. Темнеет. Я бегу. Бабушка пугается, когда я врываюсь в кухню. Она прячет мешочки с засушенной травой под себя. Пойди погуляй у Шуры, мать сегодня осталась в ночную, а я пока сварю варево лечебное, его на первой звезде варить надо. Петух лежал в горке золы. Свет пробегал по уголькам – казалось, что петух дышит. Ирка уже давно рвалась к нему. Не лезь. Рано. А ты не командуй! Это что скрипит? Это вагонетка. Скрипит так грустно. А эта дорога испорчена? Мы долго смотрим на одинокую подвешенную вагонетку. В ней возили породу на террикон. В этой вагонетке лежит клад. Тыща рублей. Нет, сто тыщ рублей. Они бы разлетелись от ветра, там золото. Шахтер рубил уголь, вдруг – кусок золота, он его потихоньку засунул в вагонетку с породой, потом – наверх и бежать, а дорога сломалась, и вагонетка все так и висит. Мы очищаем петуха от сгоревших перьев, разламываем розовое мясо и замечаем, что Жека не ест. Ешь, вкусно. Нет. Я не буду. Он отходит, потом возвращается. Да ешь же! Жека не выдерживает, берет черными от золы руками, и я вижу сквозь свечение огня, как текут у него по лицу слезы, и в этом месте остаются чистые полоски. Ест он жадно, а слезы все текут. Мы тщательно маскируем место нашего пиршества. Ирка по-звериному зарывает место от костра. Идем домой медленно. Ночь, а не страшно. Это потому, что мы наелись. Я, когда наемся, ничего не боюсь. А я умею летать… Ври больше. Иногда, когда очень хочется. Это твоя бабка по ночам летает на помеле! Еще ни разу мы не расстались спокойно. Обязательно поссоримся. Бабушка сидит на крыльце. Я сажусь рядом. Чем это ты пахнешь? Мы жгли костер. Бабушка, а ты все можешь? Все. Учись, пока я жива. Бабушка, а ты можешь летать? Могу. Я цепенею и говорю с трудом. Бабушка, а Жека сегодня Шуру на ладони держал, а ты можешь сделать, чтобы я летала? Ты сама можешь. Бабушка, миленькая, не надо так говорить, я боюсь. Чего здесь бояться, вздохни – и летай. Тогда я встала на крыльце на цыпочки и сильно вздохнула, а потом оказалось, что я уже двигаю руками и ногами, как в воде – очень медленно. Потом поселок с горящими квадратиками окон лег набок, а я все еще не выдыхала. Я двигала ногами по-лягушачьи и летела к вагонетке. Я увидела ее перед собой, наклонила голову, перевернулась вверх ногами и уже хотела потрогать рукой краешек, как что-то огромное и черное выпорхнуло и залопотало по-птичьи, ругаясь. Хватит для первого раза. Я почти выдохнула, как вдруг увидела на крыше бани Жеку. Он сидел и смотрел на небо. Он ждал, когда упадет звезда.