Аркадий Карасик - Рулетка судьбы Страница 24

Босяк скучающе отвернулся. Костоломы не базарили про бабу, твердили о каком-то горбоносом, подсовывал фотку. Сидящие рядом приказчики-охранники не мешали. Пусть телка туманит мозги Тарасу, авось, хохол отмякнет, будет сговорчивей.

— Давай, — наконец, согласился калека. — Филки получишь у него, — насмешливо кивнул он в сторону Босяка.

— Бог с тобой, какие там филки? Ради Христа подам тебе, бедняга. Кушай на здоровье, поправляйся!

Торговка достала бутерброд, дополнительно обещанную сосиску — из отдельного полиэтиленнового пакетика. Протянула Бульбе. Еще раз пожелав выздоровления, затерялась в толпе. Пакет из-под сосиски выбросила в мусорный контейнер.

Тарас проводил ее подозрительным взглядом. Впервые видел, чтобы продавцы раздаривали свои товары. Крыша поехала у бабы, что ли?… А ему-то что — поехала или не поехала? Булочка, похоже, свежайшая, вчера только выпеченная, сосиски не успели остыть — теплые.

Калека ухватил перевязанной рукой бутерброд и откусил… раз, другой. Добрался до сосиски…

Вдруг перехватило дыхание, рот заполнила вязкая слюна, на глаза наплыл серый туман… Бульба выгнулся, попытался крикнуть, позвать на помощь, но вместо крика — бульканье. Дородный украинец сполз с табурета и замер…

Монах не терпел ни предательства, ни неудач. Они карались смертью. На этот раз в роли палача — рыночная торговка булочками. Собков нисколько не удивился бы, узнав, что этим же вечером она тоже отравилась… консервами. По части заметания следов командир «эскадрона смерти» — профессор.

Подоспевшие милиционеры опросили свидетелей, составили протоколы, осмотрели и зафиксировали место происшествия. Расторопного «приказчика» допросить не удалось — он благоразумно смылся, оставив без надзора свои парфюмерные изделия.

Приехавший по вызову сотрудник уголовного розыска старший лейтенант Дымов отправил на экспертизу недоеденный покойным бутерброд. Заключение — однозначно: в одной из сосисок — сильнодействующий яд.

Как водится, заведено уголовное дело, очередная тощая папка легла на стол измученного непосильной работой следователя…

Известие о гибели похищенного связника Ганс воспринял на удивление спокойно. Досадно, конечно, что не удалось выкачать из хохла имя «покупателя», но вряд ли хохол что-нибудь знал. Обыкновенный робот, заряженный парольными фразами.

И все же, кто виноват в проколе? Кого судить и карать?

Здесь тоже все ясно. Только полный идиот, вроде Ахмета, мог ограничиться двумя пехотинцами. Будь рядом пяток пастухов — не уйти мужику, повязали бы любого богатыря, даже — хваленного Илью Муромца.

Но карать помощника Ганс не решился — слишком самолюбив Ахмет. Настоящий джигит. Обид не прощает, вполне может расплатиться ударом ножа.

— Что делать собираешься, кунак? Какими планами порадуешь?

Ахмет спрятал презрительную улыбку. Придвинулся к боссу и принялся шопотом информировать о уже сделанных шагах и о шагах планируемых. Ганс заинтересованно слушал, щедро рассыпал благодарности. Естественно, словесные.

Спохватился в одинадцать часов…

— Прости, Ахмет, телка ожидает. Горячая телка, понимаешь? Обнимет — райское блаженство, прижмется грудками — в ангела превращаешься. Шестнадцать годков всего, самый смак…

Ахмет завистливо кивал. Про себя презрительно думал: старый мерин, тебе ли слюнявить пухленькое тело малолетки? Заберет Аллах старика к себе, Ахмет обязательно подкатится к Томке, покажет ей разницу между стариком и молодым резвым «скакуном» чистых кровей.

— Поезжай, босс, побалуйся, отдохни, — сладко улыбаясь, посоветовал он. — Завтра продолжим базар… Умно придумали глупые русаки: утро вечера мудреней.

Ганс последовал доброму совету…

Когда любовник вбежал в квартиру, Тамара повисла у него на шее. Прижалась, раскрыла губки.

— Наконец-то, мой джигит! Истосковалась, невесть какие ужасы лезут в голову…

Говорит, а сама работает детскими пальчиками. Ищет под рубашкой «эрогенные» точки, щекочет их, целует. Подруга сказала: ни один мужик не устоит. А уж Верка толк в сексе знает, не под одного одноклассника ныряла.

— Дела, пичужка, дела. Мужские проблемы, не стоит тебе мусорить ими мозги, — возбужденно сюсюкал любовник, задирая короткий халатик и жадно ощупывая упругую попку. — До самого утра не уснем, да? Будь моя воля, вообще бы с тебя не слазил, периночка… Сейчас поужинаем и — в кроватку, да?

— Только и знаешь — в кроватку да в кроватку, — закапризничала девчонка. — Надоело.

— Ты права, да, права, крошка. Жарко, душно. Мозги размягчаются,

мышцы слабеют. Лучше посидим на балконе, подышим воздухом, поласкаемся…

Вах, как хорошо, да? Умница ты моя! Но сначала подзакусим. Заработался я, понимаешь, забыл о шашлыке.

Обычная тема, повторяемая каждый вечер. Тамара разочарованно завздыхала — ничего интересного. К тому же, щекотка эрогенных точек не помогла — Витенька все еще не готов к «употреблению». А Клавка твердит: нераскочегаренный мужик сродни недожаренному мясу — нес"едобный и безвкусный.

Ганс, не убирая дрожащей руки из-под подола телки, прошел в комнату. Увидел накрытый стол, цветы в вазах, вкусную закуску, бутылки коньяка и водки, расчувстввался.

— Ай, какая у меня хозяюшка, ай, какая умная, заботливая… Дай поцелую, красавица… Нет, не в губы, пичужка, они уже испробованы — грудку давай, правую потом левую.

Изобразив смущение, девчонка расстегнула халат.

После апробации аппетитных холмиков Ганс принялся за еду.

— Все, насытился, спасибо тебе, теленочек, — отодвинулся он от едва потревоженного стола. — Посидим на балконе, подышим свежим воздухом и — на боковую, да?

— Как скажешь, бычок, — рассмеялась школьница. — Давай подышим…

Ганс взял девицу на руки, вынес на балкончик, уселся в специально поставленное кресло. Тамара привычно устроилась на мужских коленях, снова занялась поисками эрогенных зон. Настроение улучшилось. Возбудит она Витеньку, побалуется с ним и — на тебе, дорогая ягодка, колечко с бриллиантиком.

Собков с интересом наблюдал редкую картину потешного секса. Сколько лет «папаше»? Не меньше пятидесяти. А «дочке» — пятнадцать-шестнадцать. Солидная разница. О страстной любви телки можно не говорить — смешно. А вот для партнера — последний «взлет». И в прямом и в переносном смысле.

Киллеру надоело любоваться влюбленнорй парочкой. Он вскинул карабин, по привычке приподнял верхнюю губу. Все, хватит заниматься онанизмом. Прощай, любовничек.

Хлопнул выстрел. Из пробитого горла кавказца на Тамару хлынула кровь. Она отшатнулась, свалилась с колен убитого, пронзительно закричала.

Дело сделано! Собков побежал к торцу дома. Сидящий за рулем Валера включил двигатель. Через несколько минут «фиат» мчался по Шелковскому шоссе…

Два дня Собков отдыхал. Валялся на неубранной постели, смотрел по телевидению примитивные детектиы. Любка не появлялась. Будто отправила любовника в отпуск. Пусть нагуляет аппетит, подготовится к очередному раунду любовной схватки.

На третий вечер она рано возватилась из офиса. Необычно серьезная. Солдатской походкой протопала по холлу, поднялась по лестнице и вошла в комнату любовника.

— Как дела, блин? Так… Чем занимался, что кушал?

Внешне — забота о любимом человеке, на самом деле — бутафория заботы.

— Балдел, — односложно ответил Александр. — А ты как?

— Переоденусь — расскажу.

Сейчас сбросит одежду, освободится от нижнего белья, накинет прозрачный халатик. И набросится на купленного мужика, будто оголодавший пес на брошенную кость.

Переодевшись, женщина вернулась в комнату любовника. Но не прыгнула к нему на колени любовника. Села в кресло.

— Помнишь, рассказывала тебе, так, о Викторе Ганошвили? Ну, унитазном, блин, предпринимателе, который оттягал у меня почти арендованную часть торгового зала продмага?

— Помню, — напрягся киллер. Уж не заподозрила ли бизнесменша своего «мужа». Вдруг расколола Валеру? — Завалил тебя на мешки с крупой, что ли?

— грубо пошутил он.

— Счаз-з! Я сама кого угодно завалю… Его убили!

— Как это убили? — «не понял» киллер. — За что?

Похоже, у телки — ни намека на подозрение. Просто принесла очередную бабью сплетню. Дай-то Бог. А если Любка соотнесла выкачанную у нее информацию об адресе офиса Ганса, практически выпрошенный пистолет, возвращение заполночь с убийством кавказца? Тогда придется продумать ее ликвидацию.

— Убийца не оставил записку… А ты как думаешь — за что?

Есть верный, не раз опробованный способ уйти от об"яснений. Халатик — не преграда, легко снимается. Сопротивляться Любка не станет, наоборот, сама займет привычную позу. Вперед!

— Не люблю говорить на расстоянии. Присядь на диван — скажу.

Такое приглашение — редкость. Как правило, инициатива идет от женщины. В другое время Любка вспорхнула бы голубкой, набросилась на любовника. А сейчас нерешительно покрутила пышной прической, медленно поднялась и села на другой край дивана.