Наталья Солнцева - Пассажирка с «Титаника» Страница 24

Из-за забора раздавались голоса – мужской и женский. Лавров приник к щели и прислушался. Собака уселась рядом. У нее были обвислые уши и узкая, как у лисы, мордочка. Мужчина во дворе что-то отрывисто, недовольно говорил, женщина оправдывалась. Потом хлопнула дверь, и голоса смолкли.

– Они зашли в дом, – сказал Роман дворняжке. – А нам с тобой придется ночевать на улице. Мерзнуть.

«Интересно, кто Балычеву та женщина? – гадал он, поеживаясь. – Любовница или прислуга?»

Собака не отходила от него ни на шаг. На безлюдной окраине он был единственным, кто мог ее накормить. Она терпеливо ждала.

– Нет у меня ничего, – вздохнул Лавров. – Хоть бы бутерброд какой-нибудь завалялся или печенье. Я бы с тобой поделился. Давай, спи. А я буду караулить.

Дворняжка свернулась клубочком у его ног. Он привалился спиной к забору и зевнул. Какого лешего было тащиться сюда за сто километров от Москвы? Ради чего? Таких домов у Балычева наверняка несколько. И вообще, что он надеялся здесь отыскать? Секретную лабораторию по производству редких ядов? Оружие дистанционного действия? Психотропный генератор?

– Сейчас обитатели дома уснут, и я нанесу им визит, – сообщил он собаке. – Поглядим, как живут двойные агенты.

Однако визит не состоялся. Прошло около часа, а свет в окнах продолжал гореть. Лавров проклинал собственную опрометчивость и бессонницу Балычева. Небось, пьет за упокой души бедного Генриха. Вместе с домоправительницей. А потом в койку завалятся – покувыркаться. Хотя не факт. Она для него старовата, по голосу было слышно.

– Пока я тут торчу, они там ужинают, – жаловался он собаке. – Хочешь есть, Тузик? И я хочу. Или ты не Тузик, а Найда?

На небо вышла луна и осветила улицу. За забором раздался странный треск. Дворняжка приподнялась и навострила уши, готовая разразиться лаем.

– Тсс-сс! – приказал ей сыщик. – Молчи, Найда! Не выдавай нас.

Каким-то образом собака поняла, чего он от нее хочет, и не проронила ни звука. Кажется, они подружились.

Треск усилился, ворота дрогнули и поехали в сторону. Со двора выкатился ревущий зверь с одним глазом. Его оседлал круглоголовый всадник.

Лавров прижался к забору и выругался. Вместо того, чтобы мирно почивать в своей постели, хозяин дома сел на мотоцикл и помчался в ночь. Этого наблюдатель не ожидал. Хорошо, что Балычев поехал в противоположную сторону. А то бы засек соглядатая.

– Уф-ффф! Вот так сюрприз. Что делать, Найда?

Деревья в заброшенных садах тревожно шумели. Дворняжка затявкала вслед мотоциклу. В доме все еще горел свет.

Преследовать мотоциклиста на автомобиле Лавров счел неразумным. Неизвестно, куда тот подался. На пересеченной местности мотоцикл будет иметь преимущество перед «туарегом».

– Эх, где наша не пропадала! Пойду пешком. Погляжу, куда ведет эта грунтовка.

Он двинулся в путь. Собака резво потрусила рядом…

Глава 15

Дневник Уну

Встрече с обладателем перстня я обязана звездам.

Звезды могут рассказать многое, если умеешь понимать их язык. Это вечные глаза ночи, которая неизменно опускается на землю, сменяя ясный день. Они много видели, много помнят. Я просила у них чуда, и они меня услышали.

С того дня, как я разбила зеркало в присутствии Хозяина, у меня началась новая жизнь. Я проснулась для любви. Надежды на взаимность у меня не было. Я об этом и не помышляла. Отношение ко мне Хозяина изменилось. Он стал выделять меня из трех девушек, которых вез в Москву.

– Теперь ты под колпаком, – злорадно посмеивались мои товарки. – Хозяин с тебя глаз не сводит. Боится, что ты опять сбежишь!

– Ничего подобного, – парировала я. – Просто я ему нравлюсь.

– Ой, уморила! Дать тебе зеркало?

– Давай, я его разобью.

– Дура!

Они прятали от меня свои зеркальца и сумочки с косметикой, но я не посягала на их принадлежности. Сама я не красилась. Мне это было не нужно. Краска не придаст мне красоты, но подчеркнет мое безобразие.

– Отвернись, – требовали они во время разговора. – На тебя смотреть тошно.

Обижалась ли я на эти слова? И да, и нет. Я привыкла, что меня презирают и отовсюду гонят. Привыкла не обращать внимания на свой внешний вид. В обществе я терялась и не находила себе места. Мне хотелось уйти, забиться в глухой угол, чтобы меня не трогали, и сидеть там, погружаясь в несбыточные мечтания.

С некоторых пор я лишилась и этого удовольствия. Мечты внезапно превратились в кошмары. Содержание моих видений пугало меня. Я боялась даже думать, что со мной творится. Вдруг я безумна, и если об этом узнают, я попаду в лечебницу.

Моя мать и братья не раз обзывали меня сумасшедшей. Я надеялась, что, вырвавшись из дому, забуду все свои горести. Вышло наоборот. Меня начал преследовать чей-то голос, чьи-то слова, которых я не понимала. Впервые это случилось в доме лесника. Я решила, что бегство и ночевка в лесу обострили мой недуг, и старалась всячески отвлекаться, чтобы не прислушиваться к себе.

«Аф… йомен… – раздавалось у меня в голове в самый неподходящий момент. – Эвибр… тах…»

Я затыкала уши, начинала бормотать что-нибудь или напевать, дабы заглушить ужасные звуки. Ничего не помогало. Звуки пропадали сами собой, так же, как и возникали. И возобновлялись, когда я этого не ждала.

– Что с тобой? – заметил мое состояние Хозяин. – Тебе нездоровится?

– У меня болит голова.

– Дать таблетку?

– Не надо. Само пройдет.

Он приглядывался ко мне, пристально наблюдал за мной. Я принужденно улыбалась. Мысль о бегстве больше не посещала меня. Я смирилась со своей участью. К тому же Хозяин был прав – в борделе с моей внешностью делать нечего. Разве только ублажать извращенцев, которые предпочитают дурнушек.

Москва поразила меня обилием домов и людей. Раньше мне не доводилось видеть воочию столько каменных зданий и потоки машин. Мои заклятые подружки прилипли к окнам минивэна. Их восторженные возгласы смешили меня.

– Чему ты радуешься? – спросил меня Хозяин.

– Тому, что мы наконец приехали.

Жизнь на колесах утомила меня. Я никуда не ездила дальше нашего поселка и в основном передвигалась пешком. В лифт я вошла с опаской и едва дотерпела, пока он вез нас наверх. Хаса и Тахме тоже притихли.

Квартира, куда привел нас Хозяин, была на пятнадцатом этаже. Просторные полупустые комнаты, мягкие диваны, светлые шторы.

– Мойтесь, девочки, приводите себя в порядок, потом я скажу, что делать, – распорядился он.

Из окон гостиной открывался вид на проспект, застроенный многоэтажками. Настоящий каменный лес с клочками зелени, обрамленной в бетон и асфальт. Деревья с высоты казались мелкой порослью, люди – букашками.

Девчонки закрылись в ванной, а я вышла на лоджию. Вдаль, насколько хватало взгляда, простирались городские кварталы. У меня захватило дух. Захотелось взмахнуть руками и полететь…

– Ты здесь? – выглянул на лоджию Хозяин. – Прыгать собралась?

– Нет, что вы.

Я избегала как-либо обращаться к нему, и он это заметил.

– Называй меня Менат, – сказал он, когда мы остались одни после ужина. Девочки ушли спать, он пил кофе в кухне, а я мыла посуду.

– Почему?

– Мне нравится это имя.

– Вы всем даете новые имена? – спросила я.

– Новое имя, новая судьба. Ты недовольна своим именем, Уну?

– Вообще-то довольна. Оно мне подходит.

– Мне тоже так кажется.

– Что мы будем делать в этом городе?

– Хаса и Тахме завтра уедут, а ты останешься здесь.

– Куда вы их увезете?

– Тебе лучше не знать.

«В бордель?» – крутилось у меня на языке, но я смолчала. Участь моих товарок мало меня трогала. Впрочем, они были так же равнодушны ко мне.

– Умница, – оценил мою деликатность Менат. – Хочешь кофе?

– Я не пью кофе, оно горькое.

– Не «оно», а «он». Тебе надо учиться, малышка. Всему! Манерам, речи, уходу за собой. Есть куча вещей, которые тебе необходимо освоить.

– Я буду ходить в школу?

– Я решу этот вопрос. Пожалуй, отдам тебя в частную гимназию.

– Ни за что! – вырвалось у меня. Крик души, которая настрадалась и отказывалась страдать вновь.

– Ты не любишь учиться?

– Я не люблю людей!

– Замечательно, – улыбнулся Менат и поправил перстень на среднем пальце левой руки. – Люди не жалуют тебя, ты – их. Отличное качество для…

– …такой уродины, как я?

– Ты вовсе не уродина, Уну. Вернее, твое уродство не в том, что ты думаешь. Отклонение от нормы есть не недостаток, а особенность. Твоя особенность уникальна. Я благословляю свое чутье, ведь оно помогло мне сделать правильный выбор.

Я не понимала, о чем он говорит, но мое сердце восторженно забилось. Он был единственным, кто не испытывал ко мне отвращения и даже хвалил меня. Тот наш первый день в Москве я вспоминаю с благоговейным трепетом. Я родилась во второй раз. Менат пробудил меня от долгой спячки.

Если мое физическое развитие отставало от развития девочек моего возраста, то мой холодный ум превосходил их житейскую рассудочность. Моя тупость была защитной реакцией от посягательств враждебного мира. Я пряталась за ней, словно за щитом. Но когда нужда в этом отпала, мое замороженное сознание стало оттаивать и давать трещины. Словно трещал и лопался ледяной панцирь реки, доселе сковывающий ее воды. И вот уже бурное течение несло и ломало льдины, освобождаясь для весны и жизни.